Однако Оуэн был далек от пренебрежительного отношения к допотопному оружию. Он прекрасно знал: умело пущенная стрела способна убивать не хуже, чем энергетический луч. Вполголоса он приказал своим продемонстрировать, что в руках у них нет — оружия, и не сводить глаз со стоящих на стене. Один из часовых держал в руках прибор, напоминающий подзорную трубу, и с ее помощью разглядывал чужаков. Оуэн надеялся, что, как только часовой увидит, что к воротам Миссии явились люди, а не хэйдены, он даст команду отбоя тревоги. Однако следовало быть готовыми к любому повороту событий. Оуэн не сомневался, что даже сейчас, после мучительного похода, он сумеет уклониться от стрелы. Черт побери, он сумел бы даже снести лучнику полголовы прежде, чем тот успеет натянуть тетиву, однако полагал, что от подобного поступка лучше воздержаться. По крайней мере если хочешь произвести хорошее впечатление на святую Би. На мать Беатрису, тут же поправил себя Оуэн. Как известно, она терпеть не может, когда ее называют святой Би. Меж тем все члены маленького отряда беспрепятственно приблизились к воротам и теперь стояли рядом с Оуэном. Оуэн вскинул голову вверх, на часового в левой башне. Струи дождя заливали ему глаза.

— Я Оуэн Дезсталкер, а это мои люди. Мы прибыли сюда по просьбе матери-игуменьи Беатрисы Кристианы. Может, вы впустите нас до того, как дождь нас окончательно размочит?

— Оставайтесь на месте, — проскрежетал хриплый голос часового. — Мы послали гонца к матери- игуменье. Она подтвердит, правда ли вы те, за кого себя выдаете.

— Ты просто болван, сынок, — послышался другой голос. — Серость непроходимая. Это и в самом деле Дезсталкер. Прежде чем попасть сюда, я десятки раз видел его лицо по головидению. А женщина рядом с ним — Хэйзел Д'Арк.

— Хэйзел Д'Арк? — протянул первый голос. — Вот уж повезло. Быть прокаженным и без того несладко, а тут еще черти принесли к нам Хэйзел Д'Арк.

— Твоя слава докатилась до самых отдаленных уголков Вселенной, — шепнул Оуэн, насмешливо взглянув на Хэйзел.

— Господи, зря они испытывают мое терпение, — также шепотом ответила она. — Будь любезен, попроси их поторопиться, иначе я разнесу ворота и засуну щепки им в глотки.

— У меня хороший слух, — вновь раздался второй голос. — Сделайте снисхождение, оставьте наши ворота в покое. Нам будет трудно найти им замену. Через минуту мы откроем засовы и впустим вас внутрь. Мать-игуменья скоро придет. Всех вас ожидает горячая еда и сухая одежда.

— А Хэйзел Д'Арк еще и короткий поводок с намордником! — негромко добавил первый часовой.

— У меня тоже хороший слух! — рявкнула Хэйзел.

В воздухе повисло молчание, нарушаемое только шумом дождя.

— Вам известно, кто я? — спросил через некоторое время первый голос.

— Нет.

— Тогда, думаю, лучше вам еще немного постоять здесь.

Хэйзел не успела придумать хлесткий ответ, достойный ее репутации, как ворота со скрежетом распахнулись. Когда Оуэн и его отряд вошли внутрь, они были так рады укрыться наконец от опостылевшего дождя, что все препирательства мгновенно позабылись. За воротами оказалось нечто вроде просторной площади. Там уже толпилось множество людей в плащах с капюшонами, и с каждой минутой прибывали все новые. Капюшоны почти полностью закрывали лица, поэтому толпа имела чрезвычайно странный и таинственный вид; пожалуй, она напоминала сборище несколько потрепанных серых призраков.

С одежды Оуэна беспрестанно капала вода, а сам он с удовольствием слушал, как дождь барабанит по крыше. Прокаженные приветственно закричали. Оуэн поднял руку, призывая к вниманию, и радостные возгласы мгновенно смолкли. Все прикрытые капюшонами лица обернулись к нему; не трудно было догадаться, что на них застыло выражение ожидания. «Черт побери, — вздохнул про себя Оуэн. — Они хотят, чтобы я толкнул речь».

— Я принес вам две новости. Как водится, хорошую и плохую. Хорошая состоит в том, что Империя получила призыв о помощи, посланный матерью Беатрисой, и призыв этот не остался безответным. Плохая — в том, что Империя выслала к вам лишь меня и мой небольшой отряд. Сейчас Империи приходится сражаться на десятках фронтов, и она не могла выделить значительные силы. Но нам с Хэйзел не раз доводилось разрешать и более сложные ситуации. Так что, 'как только мы переговорим с матерью Беатрисой, мы решим…

— Я здесь, — раздался теплый грудной голос, в котором, однако, явственно слышались властные нотки. Толпа молча расступилась, пропуская мать-игуменью. Все головы склонялись в низком поклоне, когда она проходила мимо. Мать Беатриса была в обычном костюме монахини, хотя сан обязывал ее носить более пышное одеяние. Голову ее покрывал накрахмаленный черный плат, на груди висело скромное серебряное распятие, а на поясе — деревянные четки. Лицо святой казалось бледным и изможденным, темные глаза смотрели пронзительно и пристально, тонкие губы были плотно сжаты.

— Слава Всевышнему, вы здесь, сэр Дезсталкер. Мы давно ожидаем вас.

— Тут кто-то упоминал о горячей еде и сухой одежде, — сразу перешел к делу Оуэн.

— Разумеется, — кивнула мать Беатриса. — Прошу вас, следуйте за мной.

Она провела гостей сквозь толпу, которая почтительно склоняла перед ними головы, хотя и не столь низко, как перед святой Би. За площадью они увидели ряды одинаковых невысоких домов, разделенных узкими улочками. В центре стояло более крупное обшарпанное здание, построенное, как и все здешние сооружения, из стволов местных деревьев. Однако когда путники вошли внутрь, комнаты приятно удивили их своим уютом. Конечно, никакой роскоши ожидать не приходилось, однако все необходимые удобства были на месте. Оуэн и Мун, оказавшись в предоставленной им комнате, немедленно стащили с себя промокшую до нитки одежду. Женщины разместились в соседней комнате. Гостям дали мягкие нагретые полотенца, и Оуэн, устроившись поблизости от камина, растер себя до красноты. По его телу постепенно разлилось блаженное тепло, и он с наслаждением потянулся, разомлевший и довольный, как кот.

В отличие от Оуэна Мун не проявлял никаких признаков удовольствия и совершал свой туалет со спокойной тщательностью. Дверь чуть приоткрылась, и чья-то рука просунула в образовавшуюся щель два комплекта простой, но удобной одежды и неизменные плащи с капюшонами. Оуэн принялся рассматривать принесенную одежду. Все вещи были серые, далеко не новые и явно застиранные, однако еще достаточно крепкие.

Он бросил взгляд на Муна, который все еще растирался полотенцем. Под его бледной кожей явственно проступали имплантанты, но внимание Оуэна привлекло вовсе не это.

— Послушай, Мун…

— Что, Оуэн?

— Я думал, хэйдены… не имеют пола.

— А, ты об этом, — без всяких эмоций протянул Мун. — Конечно. Когда человек становится хэйденом, у него удаляют все половые органы.

— Но у тебя, насколько я вижу, полный набор… того, что полагается мужчине.

— Да. — кивнул головой Мун. — Они, видишь ли, отрасли вновь. В моем организме постоянно происходят перемены. Я думаю', это все последствия тех изменений, которые произвел во мне Лабиринт. Некоторые имплантанты исчезли, растворились; по всей видимости, они мне не нужны. Никакого снижения способностей у меня не наблюдается. Но, кажется, я стал… больше похож на человека.

«А у меня все в точности наоборот, — подумал Оуэн. — Лабиринт сделал меня менее похожим на человека».

Одевшись, Оуэн и Мун направились в общую комнату. Женщины уже ждали их там, греясь у камина. Они тоже облачились в серые одеяния местных жителей, накинули плащи с капюшонами. Правда, Хэйзел, ничуть не церемонясь, высоко задрала длинную серую юбку и принялась греть у огня свой голый зад. Увидев Оуэна, она беззаботно усмехнулась.

— Я вижу, вы тоже вырядились по местной моде. На этой планете серый явно признан цветом сезона.

— Отвратительное тряпье, — проворчала Бонни. — Что толку в том, что у меня потрясающие