кому-нибудь повысить на него голос, зато он наверняка обожает возиться с бумагами. Идем, Флин. Ты прав, без движения мне конец. И у меня уже есть на примете подходящий сюжет.
— Мы что, примемся за него прямо сейчас? Я думал, это подождет до завтра. Клэренс наверняка уже заждался меня с ужином
— Ничего, подождет. Скажи ему, чтобы поставил ужин в духовку, — непререкаемым тоном заявил Тоби. — То, что я задумал, не терпит отлагательств. Есть у меня парочка персонажей, до которых я пытался добраться уже несколько недель. Посылал к ним репортеров, только все они вернулись с пустыми руками. Их, видишь ли, запугали до умопомрачения. Посмотрим, пройдет ли этот номер со мной. Во время Восстания я навидался такого, что теперь вряд ли наложу в штаны при виде лучевой пушки.
— Интуиция подсказывает, что ты втягиваешь меня в пренеприятную историю, — проворчал Флин. — Ладно, ты босс, тебе и карты в руки. Куда мы сейчас двинем?
— Постараемся предстать пред ясные очи великолепного Спикера не менее великолепного Парламента: паршивца Элайи Гутмана.
Против всех ожиданий, встретиться с Гутманом оказалось вовсе не так трудно. Они не стали предпринимать попыток предварительно связаться с ним и договориться об интервью, так как Тоби прекрасно знал — Гутман на это не пойдет. Поэтому они с Флином направились прямиком к роскошному особняку Спикера, расположенному в одном из самых престижных кварталов, и проникли туда, попросту подкупив дворецкого. Оказавшись внутри, Тоби важно прошествовал мимо рядов охраны, напустив на себя такой решительный и бесстрашный вид, что Флин лишь довольно усмехался. Перед ним вновь был старина Тоби Шрек, которого он знал как облупленного. Тоби одним махом сметал на своем пути все преграды и переступал через те, что нельзя было смести. Оставив людей Гутмана в недоумении и растерянности, Тоби и Флин вслед за дворецким вошли в святая святых Спикера Парламента — его рабочий кабинет.
Дворецкий, весьма высокий и надменный тип, облаченный в старомодный фрак, обладал безупречными ледяными манерами. Однако непроницаемое лицо его было чуть тронуто макияжем, и он едва заметно подмигнул Флину, стоило Тоби отвернуться. Остановившись у массивных деревянных дверей, покрытых затейливой резьбой, он тихонько постучал, затем распахнул дверь и громогласно оповестил хозяина о том, что к нему пожаловали Тобиас Шрек и Юджин Флин. Тоби с достоинством вошел в комнату, за ним, с камерой на плече, следовал Флин. Дворецкий остановился в дверях, на тот случай, если хозяину понадобится его помощь.
Как ни странно, апартаменты Гутмана оказались оформленными с несомненным изяществом и вкусом. Впрочем, это свидетельствовало лишь о том, что Спикер может себе позволить нанять хорошего дизайнера. На книжных полках вдоль одной из стен стояли роскошные дорогие издания в кожаных переплетах. Книг в кабинете было множество, но Тоби охотно побился бы об заклад, что Гутман в жизни не открыл ни одной из них. Скорее всего он купил их оптом, на вес. Сам Гутман в вальяжной позе развалился в кресле — это последнее достижение техники выполняло множество функций, разве что не вытирало своему владельцу нос. При виде посетителей он даже не счел нужным оторвать зад от сиденья. Тоби действовал в том же духе — не стал утруждать себя ни поклонами, ни приветствиями, которых требовали правила элементарной вежливости.
— Отошлите прочь это чучело, Гутман, — бесцеремонно процедил он, кивнув в сторону дворецкого. — Когда вы узнаете, о чем мы собираемся говорить, то сами поймете, что свидетели ни к чему.
— Вот оно, пресловутое обаяние Тоби Шрека, — с невозмутимым видом бросил Гутман. — Не иначе как вы очаровали моих охранников. Завтра все они будут уволены. Хорошо, Джоб, можете идти. Если вы мне понадобитесь, я позвоню.
Дворецкий поклонился, напоследок бросил на Флина томный взгляд и закрыл за собой дверь. Тоби принялся сверлить Гутмана глазами. Что-что, а это он умел делать отлично.
— Выглядите неважно, Элайя. Геморрой замучил?
— По сравнению с вашим визитом, геморрой — сущая безделица. Не соизволите ли сообщить, по какой причине вы ворвались в мой дом в столь поздний час?
— По какой причине? Причина всегда одна. Я хочу получить ответы на свои вопросы. Например, мне хотелось бы знать, каким образом ничем не примечательному пройдохе вроде вас удалось стать выдающимся и почитаемым государственным деятелем. Может, поделитесь опытом? Гутман слегка пожал плечами.
— Отчего же нет. Этот, как вы выразились, пройдоха всю жизнь осуществлял смелые предприятия. Он завязал много важных контактов во всех важных сферах. И никогда не держал все яйца в одной корзине. Я удовлетворил ваше любопытство?
— Да, вы всегда умели распихивать яйца по разным корзинам и не платить налогов, — кивнул головой Тоби. — Продолжайте, Элайя. Всякому известно, что ни одно грязное дело в Империи не обошлось без вашего участия. Пожалуй, репутация у вас хуже, чем у любого хэйдена. Каким же образом вы не только пролезли в Парламент, но и еще и заделались Спикером?
— По правде говоря, такого поворота я и сам не ожидал, — проронил Гутман. — Я стремился лишь возродить свою Семью. Во время войны она так ослабела, что была рада любой помощи, даже моей. В результате мне, человеку, обладающему средствами и перспективами, просто-напросто навязали эту должность.
— Вот как?
— Именно. Мне жаль вас разочаровывать, Тоби, но факт остается фактом. Меня избрали Спикером, потому что этого хотело большинство членов Парламента. Мне не потребовалось прибегать ни к взяткам, ни к шантажу, ни к тайным посулам.
— Вы здесь неплохо устроились, — заявил Тоби, решив временно отступить на более безопасные позиции. — Огромный дом в лучшей части города. Целая армия слуг и море роскоши. Что за непристойная картина там, на стене? Думаю, этот порнографический шедевр один стоит больше вашей годовой зарплаты. Откуда к вам текут деньги, Элайя, поделитесь секретом?
— Вот уж не думал, Тоби, что вы окажетесь ценителем искусства, — усмехнулся Гутман. — Вы правы, картина ценная. Тем более это оригинал. Эротика сегодня пользуется большим спросом среди коллекционеров. Я принял эту картину в качестве уплаты за просроченный долг. Что касается денег, их приносят мне инвестиции, все до одной открытые и законные. Мои финансовые дела теперь стали достоянием гласности. Я кристально чист. Я могу себе это позволить. Война во многих смыслах пошла мне на пользу.
— Если вы действительно чисты, почему вы ухватились за пост Спикера? Могли бы остаться простым членом Парламента. Черт побери, вы могли бы даже стать премьер-министром.
— Я предпочитаю быть тем, кто назначает премьер-министров. Как говорится, той силой, на которую опираются престолы.
— Но каковы сегодня ваши политические убеждения, Элайя? Какова ваша гражданская позиция? Какие цели вы преследуете? Создается впечатление, что вы сидите даже не на двух, а на добром десятке стульев. Хотите одновременно быть заодно со всеми и каждым, включая крайние экстремистские группировки, с которыми никто другой не желает иметь ничего общего. Вы в списке почетных гостей любого политического собрания, вне зависимости от его направления и платформы. Я изучил километры пленки, так и не попавшей на экраны, и поразился тому, как часто вы мелькаете в кадре. Без вас не обходится ни одна политическая тусовка, даже самая нечистоплотная или откровенно враждебная правительству. Вы всегда в центре внимания, сияете улыбкой, пожимаете руки и заводите новые знакомства. Вы у нас просто всеобщий любимец. Можете дать этому объяснение, Элайя?
Улыбка сползла с лица Гутмана.
— Вы вступили на опасную почву, Шрек. Предупреждаю вас, не зарывайтесь.
— Но вы же чисты как стекло — сами только что об этом сказали. Неужели есть какие-то тайны, о которых вы не хотите говорить? Почему все партии наперебой стараются залучить вас к себе, Элайя? Возможно, вы что-то предлагаете во время тайных встреч, на которые закрыт доступ посторонним. Но что именно?
— Я, думаю, вам пора уходить, — спокойным голосом произнес Гутман. — Спасибо за приятную