родную речь, глазеть на гвардейцев в парке, на автомобили, караулящие случайную подружку, на продавщиц, обойти бары. — Хорошо, если бы вы тут остались или бы я уехал тоже. — Кейт карьеристка. Он ничего не понимает. Мне так мало нужно — виски с содовой, журнальчик, отели в Пэддингтоне, клуб в глубине Лайл-стрит; миллионер, сталь и стекло, непонятная статуя — к чему мне все это? — Если бы я мог уехать с вами.

— У вас несолидная работа. Я очень хочу, чтобы вы нашли что-нибудь поприличнее.

— После вас у меня тут ни души знакомой не останется.

— Мне кажется, так лучше. Не стоит заводить роман. — Почему же не стоит? — спросил Энтони. — Что в этом плохого? Не будьте снобом. Вы мне нравитесь, я вам нравлюсь. Почему мы не можем видеться, пока это нам не надоест?

— Этого мало, — сказала Лу. Они поцеловались, вкушая отчаяние, гложущую боль разлуки, печать вокзалов; один уезжает, другой остается; отпуск кончился; ненужным мусором лежит в траве фейерверк, уже другие грустят с Пьеро и в окна морских ресторанов любуются спускающимися сумерками, и крепче всего, что было, этот поцелуй. У вас есть мой адрес, лязг дверей, пишите, взмах флажка, мы еще увидимся, клубы дыма заволакивают все кругом. Она освободилась. — Этого мало; — неуверенно повторила она. Он потянулся, но не нашел губ и лизнул соленую щеку. — К чертям собачьим такую жизнь, — сказала она и с вымученной беззаботностью добавила:

— Простите за выражение.

Как странно, думал он, что-то дьявольски странное со мной происходит.

Он спросил упавшим голосом:

— Вы вернетесь сюда в будущем году? — Исключено, — сказала она. — Старики готовились к этой поездке всю жизнь. Но, может, Крог их обогатит. Они здесь вложили немного денег в «Крог».

— Он платит десять процентов.

— Нужно пятьдесят, чтобы опять поднять их с места. Сторож еще раз крутанул гром. Потом стал выуживать кресло Венеры, оно с минуту раскачивалось на ветхих веревках, потом взмыло под облака и скрылось.

— Времени в обрез, — заметил Энтони, — а мы его тратим впустую.

— Понятно, куда вы клоните.

— А что, вы против?

— Конечно, нет. Для здоровья только полезно. — Опять из нее полез этот цинизм. — После Вутона прошло целых шесть месяцев. — Ради бога, — взмолился Энтони, — забудьте о Бутоне. Они ехали обратно; ради чего забирались в такую даль? Выпили кофе, Лу выпила вишневой шипучки — и все. — Мы потеряли два часа, — подвел итог Энтони.

— Наверстаем, — ответила Лу. Подтянув колени к подбородку, она устроилась в самом углу машины; на неровностях дороги колени подкидывали ее голову. — В будущем году в это время…

— Где вы будете?

— Скорее всего, поедем в Борнмут.

Они вышли у магазина и купили бутерброды. Энтони не любил занимать руки, и Лу сама понесла пакет.

На площадке четвертого этажа они подошли к окну перевести дух. Обежав всю улицу, взгляд упирался в воду; из-за озера со стороны Центрального вокзала доносились трамвайные звонки, было слышно, как в берег бьется вода. Отдышавшись, они поднялись на последний этаж. На двери была приколота визитная карточка Минти: «М-р Ф.Минти». Не найдя звонка, Энтони забарабанил в дверь рукой.

— Интересно, как расшифровывается это 'Ф', — сказала Лу.

Дверь открылась, и Энтони объявил:

— Мы пришли завтракать.

— Невероятно, — сказал Минти. — Я очень рад. Обождите минутку — Минти приберется и заправит постель. — Они слышали, как он разгладил одеяло, вылил умывальный таз, куда-то пошел в шлепанцах, закрыл шкаф, передвинул стул. Потом вышел и пригласил:

— Проходите, проходите. — Познакомьтесь: мисс Дэвидж.

— Доброе утро, — сказал Минти. — Мне очень приятно, такая неожиданность. Ничего, если вы сядете на кровать? Хотите какао? — Мы принесли бутерброды.

— Прямо пикник, — сказал Минти. Он опустился на колени, порылся в шкафу, вспомнил. — Вот беда! Хозяйка разбила мою единственную чашку. Спущусь к Экманам, у них есть. — Он продолжал оставаться на коленях, зажав в руке банку сгущенного молока. — Можно, конечно, пить и отсюда. Я не частый гость у Экманов. Могут не дать. — Он оживился:

— Вспомним старину, Фаррант!

— Какую старину?

— Когда мы прятали в тумбочке банку сгущенки — как же вы забыли? И сосали через дырочку в крышке. — Он с сомнением взглянул на гостью:

— Вы когда-нибудь тянули молоко через дырочку, мисс Дэвидж? — Зовите ее Лу, — предложил Энтони. — Тут все свои. Хотите бутерброд? — Минти вынул ножик с двумя лезвиями, кривым шилом и штопором. Размеры ножика объяснили происхождение странной опухоли на его кармане. Минти принялся шилом буравить крышку.

— Не проще открыть консервным ключом? — спросила Лу. — Это будет не то, — огрызнулся Минти. — И потом, у меня нет консервного ключа. — Он подал ей банку, зажигая в глазах недобрый огонек, когда, не пробуя, она передала ее Энтони. — Так что же, собственно, — спросил он, — привело вас к Минти?

— Дружба, — ответил Энтони, расправляясь с банкой. — Хотелось поймать вас до работы.

— Для хроники ничего нет?

— Ничего, — ответил Энтони. — Я рассчитывал, что мы вместе что-нибудь подыщем.

— А Хаммарстен дал хронику. И Пилстрем.

— Мы встретили их вчера в Тиволи.

— Об этом и речь, — сказал Минти. Он опустился на колени около умывальника и грустно продолжал:

— Я знал, что они вас переманят, вы, наверное, пришли подготовить меня. Что будете работать с ними, а не со мной. Они предложили вам половину. — Он достал из шкафа еще одну банку, поболтал над ухом, положил назад. — Эту я вчера кончил. — Что они написали?

— Пилстрем пишет, что Крог не дослушал оперу и уехал на автомобиле в Тиволи. Хаммарстен пишет, что в Тиволи он ездил обсудить какое-то театральное начинание, подробности в завтрашнем номере газеты. — И это, по-вашему, хроника?

— Все, что он делает, — хроника.

— Ну, если вам этого достаточно, то разговор шел о «Перикле», — сказал Энтони. — Под это дело Крог дает Хаммарстену деньги. — Что? — вскричал Минти. — Хаммарстену? С ума сошел. Они все сумасшедшие, эти денежные тузы. Заберут себе что-нибудь в голову — и готово. Могли вы подвернуться или я. Но подвернулся Хаммарстен. — В конце концов, это его деньги, он может поступать с ними как ему нравится, — сказала Лу.

— Почему бы мне не оказаться на месте Хаммарстена? — обижался Минти. — Последние десять лет я ходил за Крогом как привязанный. — Он подошел к двери, обшарил карманы халата, сигарет не обнаружил, зато вытащил свалявшуюся пыль, какая обычно собирается под кроватью, и клочок бумаги. Записку он прочитал вслух: «Не забыть: канарейка, пирог, варенье из крыжовника».

— У вас есть канарейка? — спросила Лу.

— Выходит, этой бумажке пять лет, — подсчитал Минти. — Птичка очень много пела и умерла. Но при чем варенье из крыжовника? Я никогда его не любил. — Он смял бумажку, чтобы выбросить, но передумал и сунул ее обратно в карман. — Если бы десять лет назад я заполучил такие деньги… — Или я, — подхватил Энтони. — Я бы сразу запатентовал зимний зонтик с рукогрейкой. Не было капитала! А дело было верное. — Ради бога, говорите о сегодняшнем дне, — запротестовала Лу. — Что вы все время говорите о прошлом? Какие странные. Разве у вас нет будущего? — Откровенно говоря — нет, — сказал Минти. — Если