Казалось, его мимикой кто-то управляет: на удивление пустой взгляд, а выражение лица меняется с невероятной быстротой. Рот безостановочно жевал, по подбородку тонкой струйкой текла слюна. Как дебильный ребенок, он то высовывал, то втягивал почерневший язык; щеки надувались и опадали. Он напоминал рыбу в аквариуме.
Зомби обернулся и посмотрел на нас. На минуту показалось, что тот, кто жил раньше в этой телесной оболочке, изо всех сил пытается воскреснуть. Выражение лица на секунду стало осмысленным, ресницы удивленно дрогнули — и опять глаза стали пустыми. Казалось, он пытается зацепиться за что-то взглядом. К тому же зомби как будто потерял равновесие. Он схватился за передок джипа и уставился на нас сквозь стекло, покачиваясь из стороны в сторону и переводя глаза с Флетчер на меня. Изучая нас, он поморгал. Лицо его недоуменно сморщилось.
— По-моему, он пытается вспомнить нас, но не может, — шепнул я.
Флетчер кивнула.
— Отказала память. Прошлого для них нет. — Что?
— Для зомби существует только то, что они видят в данный момент.
Словно подтверждая ее слова, недоумение на лице зомби сменилось гримасой боли. Казалось, он готов расплакаться, но забыл, как это делается. Он протянул дрожащие пальцы к Флетчер, потом ко мне. И тут же переключился на собственную руку, похожую на серую клешню, изучая ее, словно увидел впервые. Он уже забыл о нас и недоуменно моргал. Его рука упала, он повернулся и бесцельно побрел прочь, снова превратившись в неодушевленное создание. Он ковылял куда-то на запад.
Мне и раньше доводилось видеть их. Так ведут себя раненые, когда от отчаяния опускаются. Стоит им перейти рубеж — и обратной дороги нет.
Флетчер покосилась на меня, словно хотела возразить, но вместо ответа тронула машину с места.
На Маркет-стрит нам то и дело попадались зомби, все, как один, тощие и грязные, бредущие на запад, одетые в какое-то тряпье, а то и вовсе без ничего. Их движения были нескоординированными, отрывистыми, сюрреалистическими. Если бы не бессмысленное выражение на лицах, это напоминало бы исход заключенных из Освенцима, Бельзена или Бухенвальда. Но у узников концлагерей, по крайней мере, в глазах что-то теплилось — пусть даже только страх и безнадежность. В зомби не ощущалось и этого.
Они были… отрешенными. От всего на свете и даже от самих себя. Странное зрелище: взгляд быстро перебегает с предмета на предмет, ни на чем не останавливаясь, лица решительно ничего не выражают, конечности дергаются.
Флетчер притормозила, чтобы объехать кучу камней. По большей части зомби не обращали на нас внимания. Грязное существо, мужчина это или женщина — разобрать невозможно, — ковыляло рядом с машиной. Оно провело рукой по капоту; лицо его стало почти счастливым.
— Он выглядит так, словно накачался наркотиками, — заметил я.
Флетчер кивнула. Она славировала между двумя горами кирпичей и повернула на боковую улицу. В развалинах на левой стороне я узнал Брукс-Холл. Вместо афиши на нем была надпись: «Святой Франциск снова терпит мучения». Кто мог оставить здесь такое послание?
Мы выехали на широкое грязное поле. В противоположном его конце неясно вырисовывались руины, напоминавшие разрушенный замок, — все, что осталось от Сити-Холла. Еще угадывались широкие каменные ступени, а то, что когда-то было великолепной площадью, превратилось в пустырь, заваленный бетонными глыбами. Здесь больше ничего не росло.
— Что дальше? — спросил я.
— Выйдем и немного прогуляемся. — Что?
— Не бойтесь, это безопасно.
Флетчер похлопала меня по руке и вылезла из машины. Оставалось только следовать ее примеру.
Площадь запрудили… люди.
Они выглядели не так изможденно, как те, которых мы видели на Маркетстрит. Тоже зомби? Не совсем. В основном молодежь от двадцати до тридцати лет. Встречались и подростки, но детей и стариков почти не было.
В большинстве своем обнаженные или самым невероятным образом одетые, одежды своей они словно не замечали. Казалось, кто-то посторонний натянул на них случайные вещи или они сами нацепили то, что попалось под руку. Одежда их не грела, не соответствовала нормам приличия.
— Ну и что? — обернулся я к Флетчер. — Такое я видел и раньше. Это — спятившие раненые.
— Разве? — усмехнулась она.
— Ну конечно… — Я заговорил, но, взглянув на нее, осекся. — Что-то другое?
— Попробуйте выяснить, попробуйте поговорить с ними.
Я посмотрел на нее как на ненормальную. Поговорить с ними?
— Это совершенно безопасно, — заверила Флетчер.
Я окинул взглядом толкущиеся на площади фигуры. Они двигались без цели, но походка была нормальной.
Я остановил выбор на молодом парне лет шестнадцати, а может, и двадцати пяти — поручиться не могу. Длинные темные волосы свисали ниже плеч, а весь его наряд состоял из старой серой рубашки. У него были большие карие глаза и привлекательная внешность.
Подойдя, я дотронулся до его плеча. Он тут же повернулся с выражением, отдаленно напоминающим ожидание. Его глаза казались бездонными. Юноша недоуменно изучал мое лицо и, видимо не найдя в нем ничего интересного, собрался было уже отвернуться.
— Подожди, — попросил я. Парень снова повернулся ко мне.
— Как тебя зовут?
Он моргнул, уставившись на меня.
— Как твое имя? — повторил я. Его губы дрогнули и зашевелились.
— Мя, мя, мя? — Он безуспешно пытался повторить мои слова и улыбался, прислушиваясь к звукам. — Мя, мя, мя, мя, мя, — бормотал он.
Я положил руки ему на плечи и заглянул в глаза, стараясь установить контакт. Парень отвернулся. Повернув его лицо, я снова заглянул в глаза.
— Нельзя, — твердо сказал я. — Смотри на меня. Он неуверенно заморгал.
— Кто ты? — Баб.
— Габ? Может, Боб?
— Баб, баб, баб… — Он расплылся в счастливой улыбке. — Баб, баб, баб, баб, баб…
— Нет, — сказал я. — Нет.
И снова внимательно посмотрел на него.
— Нет, нет, нет, — отозвался он. — Нет, нет, нет. — И снова: — Баб, баб, баб… Баб, баб, баб…
Я отпустил его, и он пошел прочь, по-прежнему бубня себе под нос. Я повернулся к Флетчер:
— Ну что?
Она одобрительно закивала:
— Продолжайте в том же духе.
На этот раз я выбрал маленькую девочку в одних штанишках. Чем меня смущает одежда этих людей? Девчушка была очень худенькая и физически недоразвитая. Может, это мальчик?
Я заглянул в ее лицо, такое же пустое, как у остальных.
— Кто ты? — спросил я. — Как тебя зовут?
— Меня зовут?.. — сказала она. — Меня зовут?
И моргнула с тем же выражением неуверенности и недоумения, что и парень.
— Правильно. Как тебя зовут?
— Меня зовут… Меня зовут… тетушка Верблюд. Меня пасут, меня несут, меня зовут, меня зовут… — Она весело щебетала и улыбалась мне, приняв условия игры. — Зовут-несут, несут-пасут, пасут-спасут…
Я отпустил ее и выбрался из толпы.
— Я понял. Они — не зомби. С ними можно общаться, но они почти разучились понимать смысл