– Чего ты хочешь?

Жан-Клод тихо вздохнул, будто я сказала то, чего говорить не надо было.

– Правды.

Я медленно опустилась на колени, и только рука Странника, держащая за локоть, не дала мне упасть. Серые пятна застилали почти весь мир. Голова кружилась все сильнее с каждой минутой.

– Какой правды?

– Кто на самом деле убил Колебателя Земли? Скажи, и ты свободна.

Тяжело сглотнув слюну, я прошептала:

– Пошел ты!..

И сползла на землю, все еще держась за него, все еще истекая кровью. Он наклонился надо мной, но затуманенными глазами я видела только Вилли. Его угловатое лицо. Его вульгарные костюмы и еще худшие галстуки. Вилли, который любил Ханну так нежно, что у меня ком вставал в горле. Я протянула руку, коснулась этого лица, немеющими пальцами провела по черным блестящим волосам, взяла его за подбородок и шепнула:

– Вилли, иди ко мне.

Он задрожал, будто от удара током, и я прозрела. Тело все еще было онемевшее и не мое, но зрение прояснилось. Глядя в мерцающие глаза, я думала о Вилли. И в них, глубоко, сверкала мне искорка, рождался ответный крик.

– Вилли, иди ко мне.

Мой голос стал тверже.

– Что ты делаешь? – спросил Странник.

Я не ответила. Вилли был среди тех вампиров, которых я вызвала из гроба вместе с Дамианом. И может быть – всего лишь может быть, – он принадлежал мне не только как друг.

– Кровью вызываю я тебя, Вилли Мак-Кой. Встань и приди.

Третий пульс в моей руке стал медленнее. Теперь Странник пытался уйти, вырваться из хватки, созданной им самим, но это лезвие оказалось обоюдоострым. Оно режет в обе стороны, и я хотела прорезать глубже и сильнее.

– Приди, Вилли! Восстань на голос мой, на руку мою, на кровь мою. Восстань и отвечай. Приди, Вилли Мак-Кой!

Вилли стал заполнять эти глаза, как заполняет вода чашку. Я почувствовала, как Странника выбрасывает какая-то сила. Я его вытолкнула, вышвырнула и захлопнула у себя в голове дверь, о которой раньше не подозревала. И в теле Вилли тоже. Я заставила Странника убраться, и он полетел, визжа, в темноту.

Вилли таращился на меня, и это был он, но такого выражения в его глазах я не видела.

– Что ты прикажешь мне Мастер?

Я свалилась на пол и заплакала. «Я не твой Мастер», – хотела я ему сказать, но слова умерли в горле, поглощенные бархатной тьмой, застлавшей мне зрение и весь мир.

Я спала, положив голову на папины колени, и папа гладил мои волосы. Я завозилась, устраиваясь поудобнее, прижимаясь щекой к обнаженному бедру. Обнаженному бедру? Внезапно я проснулась, резко села, еще даже ничего не видя. Джейсон сидел у стены, это у него на коленях я проснулась. Он выдал мне сильно разбавленную версию своей обычной наглой улыбки, но глаза у него были усталые и холодные. Он не собирался сегодня меня подначивать. Да, если Джейсон перестает дразниться, значит, положение серьезно.

Жан-Клод и Падма спорили по-французски, стоя по обе стороны деревянного стола. На столе лицом вниз лежал мужчина, и серебряные ленты, привинченные к столу, удерживали его щиколотки, запястья и шею. Он был гол, но не только одежды на нем не было. Вся задняя часть тела была сплошной кровавой кашей. Нашелся владелец висящей на двери кожи. Красивое лицо Рафаэля обмякло. Он был без сознания. Дай Бог, он уже давно его потерял.

Рафаэль, Царь Крыс, был главой второй по величине и силе стаи оборотней города. Ничьей игрушкой он не был. Какого черта он оказался здесь в таком виде?

– Что здесь делает Рафаэль? – спросила я у Джейсона.

Он ответил безжизненным усталым голосом:

– Мастер Зверей хочет владеть крысолюдами. У Рафаэля не хватило сил не прийти на его зов, но хватило сил не привести с собой других крыс. Он принес в жертву только себя. – Джейсон снова откинулся головой к стене, закрыв глаза. – Они не смогли его сломать. И Сильвию тоже.

– Сильвию? – Я оглядела комнату. Двадцать футов на двадцать, не особо большая. Сильвия была прикована к противоположной стене. Она обвисла в цепях, всем весом на запястьях, без сознания. Почти вся она была закрыта столом, где лежал Рафаэль. Вроде бы ничего с ней плохого не сделали.

– Почему она здесь?

– Мастер Зверей призвал к себе и волков. Ричарда в городе не было, и потому пришла Сильвия. Она защитила нас, как Рафаэль защитил свой народ.

– А о чем спорят сейчас Жан-Клод и Зверский Мальчик?

– Странник дал нам свободу, но они не хотят включать в договор Рафаэля. Мастер Зверей говорит, что Царь Крыс – не наш народ и не наши друзья.

– Он мой друг.

Джейсон улыбнулся, не открывая глаз:

– Я знал, что ты так скажешь.

Я встала, оттолкнувшись от стены. Немного меня шатало, но не сильно. Французская речь вампиров звучала горячо и яростно. Я подошла к ним.

Жан-Клод обернулся.

– Ты очнулась, mа petite. – Он говорил с сильным акцентом. Так часто бывало с ним после долгого разговора по-французски.

Падма поднял руку:

– Нет, не влияй на ее мнение!

– Как скажешь, – поклонился Жан-Клод.

Я хотела потрогать Рафаэля. Видно было, как поднимается и опускается у него спина, но я не могла поверить, что он жив, пока не дотронусь. Руки мои повисли над ним в нерешительности – не было места, не ободранного и не причиняющего боль. Наконец я коснулась его волос и отняла руку. Не хотела я приводить его в сознание. Сейчас обморок был лучше любого другого состояния.

– Кто он тебе? – спросил Падма.

– Это Рафаэль, Царь Крыс. Он мой друг.

В дверь камеры вошла Ханна, и я сразу поняла, что это Странник. Это невероятно женственное тело он сумел прислонить к двери очень по-мужски.

– Не можешь ты быть другом каждого монстра в этом городе.

– Поспорим? – обернулась я к нему.

Он покачал головой. Светлые волосы Ханны взметнулись волной, как в рекламе шампуня. Он рассмеялся очень девичьим смехом.

– О нет, Анита Блейк! Сегодня ночью я не стану спорить с тобой второй раз. – Он спустился по ступенькам – сняв туфли на каблуках, соскользнул. – Но будут ночи и после этой.

– Я просила неприкосновенности, и ты ее мне дал, – сказала я. – Ты больше ничего не можешь нам сделать.

– Я дал неприкосновенность только на эту ночь, Анита.

– Не помню, чтобы твое обещание ограничивалось определенным временем, – заметил Жан- Клод.