– Никто другой не бывает столь наивен, – ответил Странник.

– Да, это некоторая форма наивности, – согласился Жан-Клод. – Это правда, но когда, скажи мне, в последний раз у кого-нибудь хватило храбрости быть наивным перед советом? К вам приходят говорить о власти, защите, мести, но не о дружбе, не о верности. Нет, этого у совета не просят.

Голова Вилли чуть склонилась набок, будто Странник задумался.

– Она предлагает мне дружбу или просит о дружбе?

Я хотела ответить, но Жан-Клод меня опередил.

– Разве можно предложить дружбу, не прося ее же взамен?

Тут я открыла рот, чтобы сказать, что скорее подружилась бы с голодным крокодилом, но Жан-Клод слегка коснулся моей руки. Этого было достаточно – мы выигрываем, не порть игру.

– Дружба, – произнес Странник. – Да, этого мне точно не предлагали с тех пор, как я занял кресло в совете.

И я сказала, не успев подумать:

– Наверное, это очень одиноко.

Он снова засмеялся этим комбинированным смехом – хохот Вилли и скользкое хихиканье одновременно.

– Она как ветер из давно закрытого окна, Жан-Клод. Смесь цинизма, наивности и силы. – Странник притронулся к моему лицу, и я не стала ему мешать. Ладонью он взял меня за подбородок. – В ней есть определенное... обаяние.

Ладонь его скользнула по моей щеке, и вдруг он отдернул руку, потирая пальцами друг о друга, будто ощупывая что-то невидимое. Потряс головой.

– Я и это тело будем ждать вас в комнате пыток. – И тут же ответил на вопрос, который я не успела задать: – Я не причиню вреда этому телу, Анита, но мне оно нужно, чтобы здесь быть. Я покину этого хозяина, как только появится такой, которого ты предпочтешь, чтобы я занял.

Он повернулся, оглядел всю группу и остановил взгляд на Дамиане.

– Вот это я мог бы взять. Балтазару оно понравится.

Я покачала головой:

– Нет.

– Это тоже твой друг?

– Не друг, но все равно мой.

Странник наклонил голову, разглядывая меня.

– Он принадлежит тебе? Каким образом? Это твой любовник?

– Нет. – Я снова покачала головой.

– Брат? Кузен? Предок?

– Нет.

– Чем же он тогда... твой?

Я не знала, как это объяснить.

– Я не отдам тебе Дамиана, чтобы спасти Вилли. Ты сам сказал, что не причинишь ему вреда.

– А если бы причинил? Ты бы выменяла Дамиана на своего друга?

– Я не стану с тобой это обсуждать.

– Я лишь пытаюсь понять, насколько важен для тебя каждый из твоих друзей, Анита.

Я снова покачала головой. Мне не нравился оборот, который принимал этот разговор. Если я скажу что-нибудь не то. Странник может разрезать Вилли на куски. Я видела, что к этому вдет. Передо мной была западня, и любое мое слово вело меня в ее пасть.

– Ма petite очень ценит своих друзей, – вмешался Жан-Клод.

Странник поднял руку:

– Нет, она сама должна ответить на этот вопрос. Я хочу понять смысл ее верности, а не твоей. – Он смотрел на меня с расстояния в фут, неуютно близкого. – Насколько для тебя важны твои друзья, Анита? Отвечай.

Мне пришел в голову ответ, который мог не вести туда, куда хотел Странник.

– Настолько, что я ради них готова убивать.

У него расширились глаза, он даже рот открыл в веселом изумлении:

– Ты угрожаешь мне?

Я пожала плечами:

– Ты задал вопрос, я на него ответила.

Он закинул голову назад и захохотал:

– Знаешь, из тебя бы вышел мужчина что надо.

Я достаточно имела дело с разными мачо, чтобы понять искренность этого комплимента. Они не понимали скрытого в нем косвенного оскорбления. Ладно, раз не режут на куски никого из тех, кто мне дорог, оставим это без внимания.

– Спасибо.

Его лицо сразу же стало пустым, с него исчезло веселье, как неприятное воспоминание. Только глаза Вилли остались живыми, мерцая силой, от которой у меня мороз шел по коже, как от холодного ветра. Странник предложил мне руку, как раньше Жан-Клод.

Я обернулась на Жан-Клода, и он едва заметно кивнул. Я положила окровавленную руку на запястье Странника, и его пульс часто и сильно забился у меня под пальцами. В маленькой ранке будто забилось второе сердце в том же ритме. Сильнее полилась кровь из моего пореза, привлеченная его силой, потекла по руке до локтя, капая внутрь пальто и пропитывая темную ткань. На запястье Странника появились тонкие струйки крови. Моей крови.

У меня самой сердце забилось сильнее, усиливая страх, сильнее гоня кровь. Я понимала, что он может на месте заставить меня истечь кровью из маленькой ранки. Может вылить из меня всю кровь, всю силу, просто чтобы доказать, на что он способен.

Сердце стучало у меня в ушах. Я знала, что надо убрать руку, но не владела ей, будто моему мысленному приказу дойти до руки что-то мешало.

Жан-Клод протянул руку, но Странник произнес:

– Нет, Жан-Клод. Я признаю ее силой, с которой следует считаться, если она сама разорвет эту хватку.

Голос у меня был хриплый, запыхавшийся, будто после бега, но говорить я могла – не могла только шевельнуть рукой.

– Что я от этого получу?

Он рассмеялся, довольный собой:

– Чего ты хочешь?

Я стада думать, а тем временем пульс у меня в руке бился сильнее и сильнее. Кровь начала пропитывать рукав Странника – рукав Вилли. Я хотела, чтобы Вилли вернулся.

– Неприкосновенности для меня, моего народа и моих друзей.

Он закинул голову назад и зашелся в хохоте, и хохот этот прервался на полузвуке, будто плохо сделанный фильм.

– Разорви хватку, Анита, и я дам тебе то, чего ты просишь, но если ты не сможешь, что получу я?

Что это была ловушка – я знала, но понятия не имела, как из нее вылезти. Если кровь так и будет течь, я потеряю сознание и все будет кончено.

– Кровь, – ответила я.

Он улыбнулся:

– Я и сейчас ее имею.

– Я дам тебе пить из меня добровольно. Этого ты не имеешь.

– Соблазнительно, но недостаточно.

Перед глазами у меня плыли серые пятна. Лоб покрылся испариной, подступала смутная тошнота. Лишиться сознания от потери крови – процесс не быстрый, но Странник его ускорял. Я не могла придумать, что ему предложить; мне вообще трудно стало думать.