Джадсон Кокер не отличался подвижностью и не любил спешки. В конце улицы принца Уэльского он обернулся и, убедившись, что его не преследуют, перешел на шаг. Ленивой походкой он свернул на Квинс-род и вскоре оказался на мосту Челси. Здесь он решил остановиться. Джадсону Кокеру предстоял серьезный труд. Он намеревался пересчитать деньги.

Вынув их из кармана, он разложил на левой ладони три маленькие стопочки. Да, вот они, столько же, сколько сегодня утром, вчера и третьего дня: тринадцать шиллингов, два шестипенсовика и пять монеток достоинством в один пенс. С моста Челси открывается прекрасный вид, но Джадсон не смотрел на Лондон. Самый упоительный городской пейзаж не мог тягаться со зрелищем, какое являла его ладонь. Тринадцать шиллингов, два шестипенсовика и пять монеток достоинством в один пенс – целое состояние. Почтовые расходы съели заметную часть выручки от продажи карандаша, но Джадсон не жалел. Он отлично знал: если не вложишь, то не получишь прибыли. Он еще полюбовался своим сокровищем, ссыпал его в карман и пошел дальше.

Исследователи человеческой натуры, наблюдающие за Джадсоном Кокером с его появления на этих страницах, дойдя досюда, возможно, обвинят летописца в ошибке – не может такого быть, чтобы два дня назад Джадсон Кокер имел тринадцать шиллингов, два шестипенсовика и пять монеток по пенни, a сегодня – тринадцать шиллингов, два шестипенсовика и пять монеток по пенни. Так они скажут, и поторопятся с выводами. Они недостаточно вникли в его характер. Джадсон – не из тех мотов, которые тратят шестипенсовик здесь, пенни -там, пока не пустят на ветер весь капитал. Он намеревался, как это ни сложно, терпеть, а затем вложить все в один грандиозный кутеж, воспоминания о котором грели бы его в последующие худые дни.

Он шел, наслаждаясь блаженными муками растущей с каждым шагом жажды. Позади остались казармы и уютные домики нижней Слоан-стрит, где живут счастливые обладатели отдельных квартир. Ушей его коснулся деловитый рев несущихся машин. Их сладостный пеан возвещал, что Джадсон близок к вожделенной гавани, куда стремилась его душа – Кингс-род, от края до края застроенной отличнейшими пивными, практически по одной на каждого жителя.

Прекрасный образчик такого рода заведений вознес гостеприимный фасад почти перед Джадсоном, и тот уже готовился юркнуть в дверь, словно кролик в родную норку, когда внезапно путь ему преградили железные ворота с замком.

Покуда он стоял и с робким изумлением трогал неожиданное препятствие, рядом остановился потрепанного вида господин в сюртуке, фланелевых штанах, розовой крикетной шапочке и рваных войлочных шлепанцах, причем из правого стыдливо выглядывал большой палец. К нему Джадсон и обратился с просьбой разъяснить причину постигшей его беды. Прохожий, судя по виду, должен был знать о пивных все.

– Не могу войти, – простонал Джадсон.

Бродяга хрипло прочистил горло.

– До пол седьмого закрыто, – отвечал он. Дивясь, как это посреди Лондона, в сердце цивилизованного мира, стоит на улице человек и не знает такого фундаментального жизненного факта, он принялся подыскивать хоть какое-то объяснение.

– Нездешний, что ли? – предположил он.

Джадсон признался, что это так.

– Иностранец, что ли?

– Да.

– Из Австралии, что ли?

– Из Америки.

– А! – кивнул бродяга и мастерски сплюнул. – Слыхал, у вас такой закон, чтобы ни-ни, даже если вот столечко.

Джадсон Кокер собирался отвести чудовищный поклеп на родную страну, перечислив места в Нью- Йорке, (а) где всякому нальют; (б) где особо избранным нальют, если на него, Джадсона, сослаться, но тут собеседник удалился, оставив страждущего в пустыне.

Джадсона окутал зловещий мрак. Засухе не виделось конца и края. Половина седьмого казалась недостижимой, она терялась где-то в тумане грядущего. Мысль, что придется ждать так долго, давила, словно лондонский смог. Внезапно решив, что, коли уж ждать, легче будет скоротать время в Вест-энде, он дошел до станции подземки на Слоан-сквер, купил билет до Чаринг-кросс и спустился на платформу.

Когда он шел по лестнице, поезд только что тронулся. Джадсон, скучая, подошел к газетной стойке – не сыщется ли чего-нибудь любопытного. Взгляд его привлекла глянцевая обложка «Светских сплетен». О лондонских еженедельниках Джадсон не знал ничего, однако название казалось многообещающим. Он расстался еще с двумя пенсами. Подошел поезд. Джадсон сел и зашуршал страницами.

Два пенса окупились сполна. Возможно, Джадсона не увлек бы «Церковный вестник» или «Обозреватель», но «Светские сплетни» писались словно нарочно для него. Как ни старался малодушный Родерик выхолостить этот выпуск, молодой Пилбем не подкачал и теперь. Статья «Порок в храме» изобиловала сочными подробностями, вполне щекочущей была и заметка «Ночные клубы -сущий ад». Джадсону немного получшало.

И вдруг его затрясло, как будто он коснулся оголенного провода, как будто его ударили палкой по голове. Сердце остановилось, волосы зашелестели, с перекошенных губ сорвался крик, заставивший других пассажиров обернуться. Но Джадсон не видел устремленных на него глаз. Его взор приковала заметка на шестой странице.

Заметкой этой Пилбем не особо гордился. Когда Родерик накануне сдачи в печать выбросил из номера статью про букмекеров, на полосе образовалась дыра, и Пилбему пришлось срочно копаться в архивах. Итог его трудов был озаглавлен «Развращенные юнцы» и повествовал о возмутительных нравах американской золотой молодежи. Абзац, сразивший Джадсона Кокера, гласил: