– Может, приготовим его на вертеле?
– Мама сама решит, как его лучше оприходовать. Вымоем его, вычистим… – мечтательно говорил Григорий, глядя на небо, по которому летели похожие на пушечные взрывы облака.
– Худоватый он какой-то, – заметил Илья.
– Ничего, это не самое страшное, это даже хорошо. Разговор братьев Вырезубовых со стороны выглядел полностью идиотским, и если бы кто-нибудь его слушал, то наверняка подумал, что братья Вырезубовы впали в детство или играют в какую-то игру, правила которой известны им и никому более.
Сергей Дорогин уже в третий раз посмотрел на часы. Прошло не десять и не пятнадцать минут, а полчаса. Абебы все еще не было.
– Чертовщина какая-то! – сказал он, обращаясь к Белкиной.
Та перед этим о чем-то оживленно разговаривала с Тамарой.
– Что ты говоришь, Сергей?
– Говорю, чертовщина какая-то! Ушел наш Абеба.
– Ты, наверное, ему денег дал? – с завидной прозорливостью заметила Белкина.
Дорогин на замечание Варвары ничего не ответил.
– Так дал или нет, Сергей? – проявляя женскую солидарность, задала вопрос Тамара.
– Ну дал, дал. – И что из того?
– Зачем ты ему деньги давал?
– Чтобы он вам цветы купил по поводу окончания этого гнусного инцидента.
– Зачем нам цветы? Поехали, чего мы его будем ждать? Пропил твои деньги Пушкин.
– Надо дождаться, – Дорогин начинал нервничать. Он закурил, поглядывал в ту сторону, откуда должен был, по его разумению, появиться эфиоп.
– Да, материал сняли сегодня блестящий.
К съемочной группе подошел полковник Терехов.
– Вы конечно молодцы, – сказал он безо всяких предисловий. – Что ты там наснимала, Варвара?
– Материал сняли о бесчинствах ОМОНа.
– Знаешь что, Варвара, – Терехов смотрел ей в глаза, – ты этот материал лучше никому в глаза не показывай и никуда не отдавай. Думаю, неприятности тебе не нужны.
– Мне не нужны неприятности? Вы меня удивляете, товарищ полковник. Единственное, по-моему, чего в жизни не хватает, так это неприятностей. Каждая чужая неприятность – это мой шаг к бессмертию.
– Варвара, перестань! – взялся увещевать расходившуюся Белкину полковник Терехов. – Не надо шум поднимать. Я обо всем договорился, пообещал, что вы никаких шагов, не согласовав со мной, не предпримете.
– Так можно считать, мы уже все согласовали? Да, полковник?
– Ладно, Белкина, мы об этом потом поговорим, – впервые за сегодняшний день полковник Терехов назвал Варвару по фамилии, что могло означать, он начинает сердиться.
– Ладно, пока ничего не буду предпринимать, как договорились. Ну и гнусные же эти омоновцы, так народ разгонять! Думаю, теперь за мной со всех каналов новостей будут ходить и клянчить: “Варя, продай! Дай показать!”.
– Послушай, Варвара, может, ты эту кассетку мне отдашь, а? Тогда я буду спокоен.
– У меня нет этой кассеты, – очень серьезно сказала Варвара.
– Я пойду гляну, где эфиоп, – и Сергей направился в ту сторону, где располагались цветочные ряды.
Он приглядывался, но нигде Абебы не увидел. И тогда он решил, что надо поинтересоваться, не покупал ли тот цветы. Сергей подошел к двум девушкам, торгующим букетами.
– Добрый день, – сказал он, оглядывая цветы.
– Вам что, мужчина, – розы, гладиолусы, гвоздики? Вот свеженькие лилии, час назад привезли. Смотрите, какая прелесть! А вот орхидея, купите любимой женщине.
– Девчонки, – сказал Дорогин, – я бы у вас купил и, наверное, куплю. Но я ищу одного человека, негра, бомжа. Грязный такой, кучерявый, с бакенбардами, на Пушкина похож…
– Абебу, что ли? – девчонки эфиопа знали. – Он здесь пробегал, туда куда-то пошел, – и девчонки указали по направлению к центру цветочных киосков.
– Давно дело было?
– Минут двадцать назад. Нет, не двадцать.” у нас тогда еще старик розу покупал, желтую, на длинном стебле, минут двенадцать тому назад.
– Спасибо, девушки.
Эфиопа видели и другие торговцы цветами, но куда он исчез, никто сказать не мог. Сергей вернулся к началу рядов, купил у девушек цветы и уже с ними в руках пришел к друзьям.
Женщины получили цветы. Полковника Терехова уже не было.
– Сергей, не хотите с Тамарой поехать ко мне?
– Нет, Варвара, спасибо, – немного ревниво произнесла Тамара, – нам надо к себе. У нас еще кое- какие дела.
Что за дела у Тамары, Сергей не знал. Но если Солодкиной не хочется ехать в гости, значит, так оно и будет. Простившись с Белкиной и договорившись о звонке, Сергей с Тамарой направились к своей машине.
– Дурацкий день сегодня, – садясь на переднее сиденье, произнесла Тамара. – Не нравится мне все это.
– Что – “это” и почему все?
– Драка не нравится, и Белкина мне не нравится. У нее одно на уме…
– А у тебя?
– Мне, Сергей, слава не нужна, мне надо, чтобы все было спокойно, стабильно. А мы опять в какие-то истории влезаем. Зачем тебе эфиоп сдался?
– Я с ним сидел в тюрьме, – резко поворачивая “ руль влево, произнес Дорогин. – Мы с ним два года были вместе. Я освободился, а он еще мотал срок.
– Сергей, – Тамара взяла его за локоть, – я хочу, чтобы ты забыл.
– Что забыл?
– О прошлой жизни. Ужасной жизни, как я понимаю.
– Да, жизнь была не сахар.
– Вот и не вспоминай.
По лицу Сергея Тамара поняла, как ему тяжело и больно вспоминать прошлое, которое никак не отпускает, держит цепко, как неизлечимая болезнь. Вроде бы все нормально, но болезнь не побеждена, недуг живет своей жизнью, отдельной от жизни жертвы.
– Послушай, Сергей, может, уедем отсюда?
– Уезжали уже. Легче от этого не становится. От себя не спрячешься. Просто я, Тамара, такой человек, это моя судьба, наверное. А от судьбы, ты же знаешь, не убежишь.
– Сергей, ты – моя судьба, и я хочу, чтобы она у нас была хорошей. Ты меня слышишь, Сергей?
– Слышу, дорогая.
Абеба дернулся, попытался встать. Но руки и ноги были связаны, и ему встать, естественно, не удалось.
– “Где я? Что со мной? – абсолютно не понимая происходящего, подумал эфиоп. Он попытался открыть рот, о появилось болезненное ощущение. Он пошевелил пальцами рук, те затекли и плохо слушались. – Где же я? Что со мной?'
Машину качнуло, и Абеба больно ударился головой о рифленый борт, ударился так сильно, что Илья перегнулся через спинку сиденья, поглядел на свою жертву. Абеба поджал ноги и еще раз дернулся. Картонные коробки посыпались.