ярко-синие стекленеющие глаза. — Люци, да ты что?

Эрик молчал. А на горле его, с левой стороны, розовело крошечное пятнышко: оно медленно разливалось по коже и светлело, пока не исчезло совсем.

— Люци… — потрясенно шептал Виктор, опуская его на траву. Припав к земле, он отпрянул, замер на мгновение, испугавшись шелеста и хруста веток, и пополз прочь. Убит . — душевный, обаятельный, светлый Ларсен. Убит! — Сволочи, — шипел он сквозь зубы, ужом скользя через буйно цветущий подлесок, — вот же сволочи… — Уйти, только бы уйти отсюда, а там я рассчитаюсь со всеми вами сполна… за Эрика, за себя, за Анжелику, за Кэта — за всю свою стаю.

И тут откуда-то подкралась и накрыла его отвратительная, душная, вязкая волна, в которой он забился стремительно слабея, и затих, бессильно уронив голову и поскуливая, словно умирающий пес. Сочные стебли травы перед глазами тронулись с места и поплыли, сливаясь в сплошное зеленое облако, земля покачивалась, будто гигантская медленная колыбель, а затопившая Виктора волна чего-то неясного и зловещего неспешно и неодолимо просачивалась в сознание, дурманя и пожирая его.

— Пошел, — удовлетворенно сказал Мирай Шогэс Латахо Рой.

— Все отлично, мой генерал.

Автомобиль стоял на усыпанной оранжевыми лепестками аллее заброшенного парка, и они были в салоне вдвоем — дряхлый, сильно сдавший за последние месяцы генерал и обновленный, бодрый и счастливый Гэс Атахо.

— Сегодня вечером, дядя, мы с вами нарежемся до поросячьего визга и пойдем по бабам. — Он потер руки.

— Если до визга, то не сможем, — флегматично отозвался генерал.

— Пойдем-пойдем! Вот увидите — мы еще ого-го! — Атахо был выше своего прежнего роста, шире в плечах, но лицо осталось тем же, что в юности: светлые широко расставленные глаза, выпуклый лоб, твердый подбородок. Удался; ничего не скажешь, удался вторым рождением.

— Делано остановился, — прозвучал голос из передатчика.

— Прекрасно, — отозвался Атахо.

— Далеко ушел? — обеспокоенно продребезжал генерал.

— В допустимых пределах, — успокоили его.

— Следите, не спускайте глаз!

— Да, генерал.

— И смотрите…

— Бросьте, дядя, — вмешался Атахо, — на вас работают профессионалы. Не дергайте людей, они сами знают что делать. Лучше подумайте, как мы славно проведем сегодняшнюю ночку. — Молодые глаза его возбужденно сверкали.

Участник войны на Бенго-Дали, бывший командир отряда быстрого развертывания, он еще не был стар, но был неизлечимо болен. Подхваченная в бенго-далийских болотах лихорадка вот уже лет десять утомляла, изматывала, подтачивала организм. Атахо устал — от болезни и от ожидания. Девять долгих лет доктор Генрих со своей командой не мог дать вразумительного ответа, когда наконец все будет готово, проверено и отлажено, когда бравый воин и его дряхлеющий дядя смогут воспользоваться тайной геронтологии. Генрих тянул резину, не давая согласия на последний, решающий, эксперимент, Атахо болел, генерал дряхлел. А Виктор Делано тем временем чуть не сбежал и не натянул им всем нос. Теперь, когда он буквально восстал из мертвых и нежданно-негаданно вернулся, и пока рядом с ним нет Кэттана Морейры, который себе на уме и тот еще плут, нужно пользоваться моментом и ловить удачу, что бы там ни болтали медики. Им бы только деньги с генерала доить.

— Что Делано? — нетерпеливо сказал в микрофон генерал.

— Нормально, — отозвалась рация.

— Не упустите.

Волнуется старичок, подумал Атахо, внутренне ухмыляясь. Еще бы: столько лет ожиданий и надежд…

— А все ж таки зря вы, дядя, пошли через Ларсена — надо было напрямую.

— Генрих…

— Генриха интересует процесс, а не результат — иначе говоря, только деньги, а не вы, не ваше драгоценное здоровье.

— Но надо проверить на них. Насколько этот Делано восприимчив.

— С восприимчивостью все в порядке — взгляните на меня, — широко и радостно улыбнулся Атахо. — И Делано воспринял бы вас в лучшем виде, а так только время уходит зря.

— Нетерпеливая молодежь, — хохотнул генерал. — Если бы молодость знала…

— …если бы старость могла, — подхватил племянник. — Наконец-то вы сможете соединить то и другое, бодрость здоровой молодости и мудрость старости. Замечательная смесь, шибает в голову… — Атахо поглядел на часы. — Началось — он уже Ларсен. Поздравляю, мой генерал: скоро он станет вами.

— Сперва мы посмотрим, — голос старика окреп. — на этого Делано… на нового Ларсена.

— Левэр? — наклонился к передатчику Атахо. — Как там у вас?

Ответом было молчание.

— Левэр! — требовательно поднял голос генерал. — Каким там… вы занимаетесь?!

— Уходит, — внезапно обрела речь рация.

Генерал взревел, как разъяренный бык.

— Ловить! Вернуть! — Остальное было совершенно непечатно.

Вот, значит, как — с планеторазведкой вздумали тягаться. Ну, что же, мальчики, дерзайте: гон по человеку — знатная охота. Лесным невидимкой, стремительным и неуловимым, он скользил в дурманящих зарослях бечески. Вперед, ребятки, вы у меня еще побегаете. Сколько вас? Трое? Нашли кем пугать. Ты что, парень, хочешь меня обойти?

Он достал из нагрудного кармана безотказный сковач и не целясь выстрелил в темный силуэт. Полежи-ка там полчасика, друг мой…

Из пробитого в кустарнике туннеля донесся безумный, мучительный вопль.

Бросаясь в траву, сливаясь с землей, он попытался осознать, что же произошло. Парализатор безвреден и не причиняет боли. Но что за галлюцинация: его рука сжимает смертельный дезинтегратор. Ты спятил, люци Ларсен! Как это у тебя очутилось?

Тихий, замирающий хрип — там, куда он только что выстрелил. Он подался назад, растерянный, сбитый с толку. Как получилось, что он убил человека? Откуда у него запрещенный маленький «Михайлов»? Почему на него охотятся, на мирного планеторазведчика?..

…Пес его знает, ничего не понять. Каким чертом меня сюда занесло? И где Ларсен? А там что за суета? Никак, по мою душу кто-то бредет? Ну уж нет, черта с два, я уношу ноги! Круто повернув, он нырнул в буйно разросшийся кустарник, обсыпанный, словно крупой, мелкими шариками сиреневых цветов. Задать стрекача — дело нехитрое, но эти-то, видать, тоже не дураки — которые за мной охотятся.

Почему? Откуда они проведали, что мы сюда двинемся?.. Метланд! Конечно он! Только он да Галахов были в курсе, где мы сядем. Ну, сука… А ведь отговаривал: нельзя вам на Франческу соваться, каюк вам тут неминуемый. И сам же… Денежки ему понадобились, в семействе у него, видите ли, нелады. Пьянь проклятая, продал нас глазом не моргнув.

Но куда Ларсен мой запропастился? Беда, если его тут отловят; ой, беда. Надеясь, что верхушки молодой поросли не слишком уж заметно качаются и не указывают преследователям путь, он быстро и со всей ловкостью, на какую только был способен, полз вперед. Однако же, куда податься? К морю смысла нет, катер без Ларсена не найдешь. Значит, к жилью? Да, но где то жилье, в этих охотничьих угодьях? И Ларсен… Ну, люци-то не пропадет, ему лес что дом родной…