И снова заря будила нас, и опять звала дорога. Манил ее азартный и неудержимый бег к горизонту, но не менее призывны были и ухабистые ответвления — «видногы», и пыльные проселки, и тропки — «бежаки», что вели к сельбищам и хуторкам. Издали так заманчивы были покой и дрема их садов, левад и баштанов. Мы сворачивали к ним и уже по дороге убеждались: заря разбудила обитателей белобоких хаток раньше нас. Новый день прервал их короткий ночной покой, чтоб вручить по уму, силам и душе промысел и озаботить добычей хлеба насущного. А что ни промысел, то и ремесло, которое, как известно, есть-пить не просит, а хлеб приносит. Так в давние времена. Так и сегодня.

С первых шагов жизни человек чему-то учится, овладевает практическими навыками, приобретает  знания, которые могут оказаться полезными ему и окружающим. Из опыта предков, их умения приспособиться к внешней среде и себя в ней утвердить черпают люди знания и навыки, прибавляя к ним и достигнутое на своем опыте. Вот почему нашу велоэкспедицию, по заданию журнала «Вокруг света» я назвал «Набуте» — «Приобретенное» по-украински. Ее цель — изучение народных промыслов, ремесел и занятий, как ныне существующих, так и распространенных в прошлом. Маршрут пролег по местам, где зарождалась восточнославянская цивилизация. Это — Приднепровье, центральные области Украины, южное российское пограничье. Ремесло за плечами не носят, с ним — добро. Оно и указывало нам путь...

Уже забелели хуторки на взгорках, окруженных вербами, уже стали выстраиваться вдоль дороги аккуратные хатки, как вдруг справа за низким плетнем мое внимание привлекла большая красноклювая птица, застывшая между деревьями. Другая сидела на ветке. Мы притормозили, всматриваясь в зеленое кипение сада: сомнения исчезли — то были аисты!

Давно не попадались они мне в наших краях. Полноватый старик в очках без одной дужки вышел нам навстречу.

— Что, возвращаются аисты? спросил я бодро, не сомневаясь, что получу такой же бодрый ответ.

— Повертаются, та не дуже.

—Чего же, вон в саду...

— Так то ж не настоящие. Мы проскользнули под низкими абрикосовыми ветвями, и я увидел фанерные фигурки, искусно разукрашенные под аистов. — Я сюда недавно перебрался, — заговорил старик. — С шапкой пошел по родичам и выкупил хату-батьковшину. А до того в городе жил — на мартенах ишачил. Там и здоровье загубил. Теперь вот здесь по-трошку хазяйную. Как первое письмо сюда получил, так читаю на конверте: улица Буртяная. Куда это, гадаю себе, это: буртяная-дерьмовая. В буртах тут по весне гниль одна. Несправедливое название. А раньше эта улица называлась Лелечина — Аистиная.

Так, так, лелеки сюда, на этот край села, слетались к Благовещению — почти в каждом дворе их как родных встречали. Вот як было. Жизнь назад, може, и не подвинешь, а улице название стоило бы повернуть. Аистов нет, так я взял и намалевал их. И хату тоже собираюсь писанкой сделать. Ремеслу меня еще батько натаскал. Мы, Рябошапки, ко всякому делу охоту и руки имели...

Эта встреча состоялась на хуторке неподалеку от Петриковки, известной своими мастерами художественной росписи. Когда-то их называли «малярами», «малсвальниками». Впрочем, так называли не только признанных мастеров, но и всех, кто стремился украсить росписью свое жилище. Это давняя традиция украинцев: «Хата — как девка: подмалюй и уже красавица.» «Хоч стара хижка и валится, а от помалевана, то и веселее» — можно было услышать на сельских улицах.

А в веселой хате, как известно, живут веселые люди, считали в народе. Для росписи стен хозяйки использовали цветные глины, уголь, разведенные на молоке и яйцах природные красители. Краски наносили колосками, щеточками из рогоза, лыка, перьев. Были еще штампы из картошки, свеклы, тыквы — писали «мраморный» рисунок кукурузными початками, а то и пальцами.

Чаще всего в верхней части фасада расписывали полосу между окнами и крышей. Иногда и углы строения украшали орнаментом, который спадал от крыши до завалинки. Между окнами рисовали цветочные букеты. В петриковском орнаменте, ставшем символом Приднепровья, рисовали акантовое зеленое опахало, которое в народе называли «папоротником», бутоны, ягоды калины, ажурные листья.

— А еще мы любим «унижаты» малюнок, — мастер художественной росписи  Надежда Ивановна Кондратюк, с которой мы  познакомились в  Петриковке, попыталась нам доступно объяснить технологию.

— Это как?

— По-другому — «петушить».

— А еще по-другому?

— Ну, «пухнарить», то есть делать всякие тонкости, жилочки, пушинки, стебельки. Для такой работы только кошачья кисточка и подходит. Это наше петриковское изобретение.

Надежда Ивановна здешняя, закончила школу художественной росписи. Здесь и работает на местной сувенирной фабрике расписывает подносы, тарелки, вазы, шкатулки, кухонные доски, ложки.

— А хату свою вы как украсили? Можно в гости напроситься?

— Разве что в садок, а в хате пока нечего показывать. Размалевала я детскую от пола до потолка. День хожу, второй — что-то в глазах рябит — поняла, что перебрала, увлеклась, как у нас говорят, «пересыпала». Все стерла. Буду снова малевать...

Полтавская Опошня встретила нас ярмарочной сутолокой, пестротой вывесок и одежек, шашлычными дымками: отпраздновав день Петра и Павла, опошняне веселились на празднике гончаров. В старину тут на левом холмистом берегу Ворсклы возникло довольно уютное защищенное поселение, возле любого двора здесь мирные путники могли «спешиться» — слезть с коня и отдохнуть.

Так, по преданию, произошло название городка, ставшего впоследствие столицей украинского гончарства. Подъехав к музею гончарства, и мы спешились, приткнули велосипеды к дощатому забору. И на несколько часов стали опо-шнянами, сразу окунувшись в атмосферу праздника. Комки глины на гончарном кругу, который был установлен на лужайке перед музеем под знаменем цеха опошнянских гончаров, буквально на глазах превращались в горшки и миски.

Тут работали гончарный мастер Михаил Катриш с художником-керамистом Ниной Дубинкой. Она деревянной «писачкой» наносила узоры на миниатюрные гончарные изделия. И такая спорая работа кипела, и так вкусно глиной пахло, что, вдыхая этот запах, мы убеждались — жив в Опошне дух давних традиций, не поросло травой древнее ремесло.

«Хоть умирай, а в свой горшок заглядай», — настаивали совестливые хозяйки. «Хоть и малый горшок, а мясо варит», — учила мать дочку. И все были уверены, что без этой посуды и многих других гончарных изделий не обойтись в хозяйстве.

Гончаров еще называли «горшколепами», а также «мисочниками», «поливяниками» (все от того, на чем специализировались; поливяники — на изготовлении глазурованной посуды). Земля кормила человека, земля же давала ему все необходимое для того, чтоб приготовить еду и устроить быт.

«Глинищами» издавна на Украине называли места по берегам рек, балкам, оврагам, где добывали глину. Нетрудно было найти глину-мазалку для сооружения хаты, так как лежала она почти на поверхности. А вот залежи гончарной глины часто прятались под землей, и с уверенностью сказать, где именно, мог только опытный человек. К тому же нужно было определить ее качество, хотя бы на глаз прикинуть, как она поведет себя на гончарном кругу.

В принципе ничего сложного в этом не было. Глина-горшовка не растворяется в воде, если ее не болтать. Шары из нее после высушивания не имеют трещин. И все же только специалисты могли разобраться в сортах глины.

Скажем, полтавские гончары различали «песковатку» — песчанистую огнеупорную глину, «сыпец»