когда он пытался кричать, звук застревал у него в горле, и все, что выходило наружу, было пеной на губах. Его тело задрожало и мышцы непроизвольно начали сокращаться... скоро он упал на землю и забился в смертельных судорогах...»

Многие психологи считают, что эти реакции — лишь последствия чрезвычайного страха, который ускоряет выделение адреналина, сокращая подачу крови к мышцам и сжимая малые кровеносные сосуды. Этот глубокий страх может, по мнению врачей-практиков, спровоцировать летальный исход. Итак, когда сама жертва верит в неотвратимость магической смерти и ее собственные соплеменники преисполнены той же уверенности, совсем не сложно добиться столь убийственного результата. Западные специалисты считают, что ритуал с костью на самом деле — психосоматическое самоубийство, а не настоящее убийство с применением таинственных психических сил.

Один-два зафиксированных случая, из происшедших в этом столетии, убеждают, что убийство по методу аборигенов не обязательно неотвратимо, но другие примеры, напротив, убедительно говорят о необычной силе, которой обладают кости. В 1919 году доктор С. М. Ламберт работал в составе международной группы медиков от Рокфеллерского фонда в отдаленной миссии Мона-Мона на севере провинции Квинсленд. В своем отчете, опубликованном через несколько лет, доктор Ламберт делает вывод, что «костяной метод» убийства не оставляет физических следов и смерть наступает по причинам, которые современная медицина установить не способна. Поначалу он сам отмахивался от всех разговоров о невидимом убийстве на расстоянии, пока осенью 1919 года один из местных помощников при миссии, новообращенный христианин по имени Роб, не пал жертвой проклятия, наложенного на него аборигеном- шаманом Небо. Вскоре после того, как на него была направлена кость, Роб серьезно занемог и начал быстро слабеть, несмотря на то, что осмотр Ламберта не выявил никаких признаков лихорадки или симптомов другой известной болезни. Врач попытался убедить аборигена не поддаваться самовнушению. Но видя, как с каждым часом из тела Роба утекает жизнь, Ламберт отправился к самому шаману и пригрозил лишить его племя помощи фонда. С неохотой Небо согласился посетить Роба и наложил новый заговор, освобождающий его от воздействия силы кости. На следующее утро работник совершенно выздоровел, а Ламберту пришлось пересмотреть свое мнение о «костяном методе».

Но не всегда вмешательство белых приводит к успеху. В 1953 году туземца по имени Кинжика, который чем-то прогневил свое племя и был наказан костью, доставили самолетом из местечка Арнхемленд в Дарвин. Кинжика не был ранен или отравлен и, как оказалось, не страдал ни от одной из известных болезней. Однако доктора быстро поняли, что он умирает, и предположили, что виноват в этом страх перед проклятием. Никто в современной больнице не был в состоянии помочь ему, а психиатрам так и не удалось убедить пациента, что ему осталось жить гораздо больше, чем несколько дней. Туземец прожил всего семьдесят два часа после госпитализации и испустил дух в жутких конвульсиях. Вскрытие тела Кинжика не выявило никаких повреждений или наличия яда.

Три года спустя, в середине апреля 1956-го, снова из Арнхемленда в ту же самую больницу поступил пациент-туземец по имени Лиа Вулуми, пораженный той же неведомой болезнью. Обследования, включая рентгеноскопию, анализы крови и спинномозговой жидкости не выявили ничего, выходящего за пределы нормы, и врачи не смогли отыскать иных причин его состояния, кроме как воздействия ритуала кости. По словам одного специалиста, пытавшегося вылечить Лиа, жизнь просто медленно уходила из его тела, будто песок из песочных часов. Психиатры использовали гипноз, пытаясь насильно убедить пациента, что он сможет перенести проклятие, однако его силы были на исходе, и пришлось перевести пациента на искусственное дыхание. И снова усилия докторов провалились. На третий день Лиа Булуми умер, корчась, сотрясаясь всем телом, страдая от приступов рвоты, — еще одно трагическое подтверждение действенности печально известных костей смерти.

Невосприимчивость к боли по-прежнему остается одним из трудноразрешимых феноменов, тем сюрпризом, который время от времени преподносит нам собственный организм. В Пакистане, где сделаны эти снимки, к таким представлениям давно привыкли, без них не обходится ни одна сельская ярмарка. Аналогичные «упражнения, закаливающие волю и тело», практиковались до недавних пор и у североамериканских алгонкинов, и в Западной Африке, и на островах Фиджи. Сродни им и болгарское нестинарство — искусство хождения по раскаленным углям и камням, и элементы индийской йоги. Разгадать до конца тайну такого безразличия к боли до сих пор никто не смог. «Транс» — единственное объяснение, которое могут предложить психиатры и этнографы.

Подготовил Н.Николаев

Однажды я решил повторить свой берлинский опыт и разыскал в справочнике «Весь Петербург» за 1912 год домашний адрес Новопашенного — улица Большая Зеленинская, дом 31... На этой же улице квартировал и его соплаватель — лейтенант Колчак, только в самом начале ее, в доме 3. Новопашенный жил ближе к Большому Крестовскому мосту через Малую Невку — на углу Барочной улицы.

Старая, темного кирпича, пятиэтажка с красивой некогда, шлемоверхой угловой башней не смогла ничего сообщить о своем загадочном жильце, ушедшем отсюда в Арктику, да так сюда больше и не вернувшемся. Да и не до жильцов ей, предназначенной на слом, сейчас было, как не было и жильцам дела до ее обветшавших стен и забитого фанерой окна в романтической башне. По иронии судьбы, прирос к дому гриль-бар «Аляска», будто напоминая, что хаживал Петр Алексеевич и на Аляску...

И снова сижу в «сокровищнице на Миллионной» — Центральном государственном архиве ВМФ. Листаю пухлые «дела»...

Там строчка, тут строчка, словно искры отгоревшей жизни... «В период русско-японской войны П.А.Новопашенный принимал участие в сухопутной обороне Порт-Артура, в установке корабельных орудий на береговых батареях». Одной из них — батареей Скалистых гор командовал лейтенант Колчак... Еще одна архивная справка: «17 июля 1904 г. приказом командующего флотом в Тихом океане № 135 награжден орденом Анны 4 степени с надписью «За храбрость» за охрану устьев реки Ляо и минных заграждений и распорядительность по заведыванию сигнальной станцией на форте Инкоу».

«В январе 1906 г. возвратился с Дальнего Востока в составе крейсера «Россия», где исполнял должность ревизора (по современной терминологии «помощник командира корабля» — Н. Ч.)

«В 1907 г. награжден денежным призом «за лучшую стрельбу из 3-линейной винтовки».

Стоп! Вот это очень важно: «3 — 5 апреля 1918 года Новопашенный возглавил делегацию Балтийского флота на переговорах с германским морским командованием по вопросу о положении флота в Гельсингфорсе, которые закончились Гангэудским соглашением, предоставляющим находившемуся в Гельсингфорсе русскому флоту и личному составу полную безопасность и защиту при соблюдении некоторых условий».

За этим последовало его последнее плавание во льдах, вошедшее в историю флота как «Ледяной поход».

Но в этих «делах» я ничего не нашел еще об одной стороне деятельности Новопашенного: о его работе шифровальщиком в Службе морской разведки у контр-адмирала Андриана Ивановича Непенина.

В ту пору адмирал овладел аппаратом, «читающим чужие мысли». В «Черном кабинете» или «Сосновом ските», как называли Центр радиоразведки, читали немецкие шифрограммы.

Вскоре после назначения адмирала Непенина командующим Балтийским флотом оракулом из «Соснового скита» стал капитан 1 ранга Новопашенный. На его долю выпадет Моонзундское сражение.

(Советская монография «Моонзундская операция», 1928 год, тираж 800 экземпляров. Автор — бывший сослуживец Новопашенного по Балтике барон А.Косинский, преподаватель Военно-морской академии РККФ.) «Переходя к Службе связи, я ограничусь также отзывом адмирала Бахирева: «Начальник Службы связи капитан 1 ранга Новопашенный шел навстречу нашим нуждам, и просьбы наши им