— Как мы с Милкой вас из пионерлагеря выводили?

— Откуда? — Полина явно по-настоящему удивилась. — Ты уже второй раз говоришь про пионерлагерь, а я понятия не имею, о чем речь.

Нет, Таран, конечно, помнил, как Полина и две блатные девки, Галька и Танька, нахлебались водки с каким-то странным препаратом, хранившимся у некой Дуськи, которая держала его в погребе под бельевой санаторной прачечной. И как они полностью потеряли способность управлять собой и выполняли только команды как механизмы какие-то. Судя со всему, у них этот кайф продолжался несколько суток, и, когда Милка с Тараном вызволили их из плена от Седого, передав Птицыну, они все еще из этого кайфа не вышли. Сам Седой, которого Таран и Милка тоже напоили этой дурью, после приема этой дозы бегал на перебитых ногах и не чувствовал боли! Это все Таран видел своими глазами. Но он и понятия не имел, что Полина ничего не запомнила. Ведь даже совсем упившиеся алкаши типа его собственных родителей, которые после двух-трех стаканов совсем лыка не вязали, и то могли худо-бедно что-то вспомнить. И наркоманы в период депресняка довольно достоверно вспоминали кое-что из того, что с ними было под кайфом. А тут — ни фига? Либо Полина просто врет, опасаясь лишнее сказать, либо этот самый наркотик что-то совсем необычное.

— А тебя потом не ломало? — спросил Юрка. — В смысле, еще раз так кайфануть не хотелось?

— Нет, — мотнула головой Полина. — Слабость была какое-то время, в сон клонило, но потом прошло.

— А почему, интересно, ты подумала, что нужна тем людям, которых в белых халатах видела?

— Не знаю, — пожала плечами Полина. — Почему-то пришло в голову… Может, они какой-то эксперимент поставили? Сейчас мне почему-то кажется, что это они меня памяти лишили. Если мне вообще все это не приснилось…

Таран подумал, что тут действительно фиг поймешь, что ей приснилось, а что нет. О психическом здоровье Полины у него и прежде было не лучшее мнение.

— Ты что, сон от яви не отличаешь? — спросил он вполне серьезно.

— Иногда могу отличить, а иногда нет. Начинаю вспоминать то, чего со мной никогда не было или было, но не со мной. А иногда кажется, будто все было во сне, а мне говорят: «Да нет, это тебе не приснилось, это на самом деле было…»

Таран почуял, что еще немного — и у него самого крыша поедет. И поэтому появление из-за мыска тусклых огоньков небольшого судна он воспринял с облегчением. Глянул на часы — время подкатывало к десяти вечера. Похоже, кораблик, приближавшийся к дебаркадеру, и был тем самым «Светочем».

— Приплыли… — произнес вслух Юрка. А про себя подумал с легким трепетом: а вдруг все эти Колины разговоры насчет того, что Тарану за Полину деньги передадут, — чистой воды вранье? И его вместе с Полиной приберут эти самые «люди в белых халатах», которые испытывают новые наркотики. Дадут выпить рюмочку под благим предлогом, «для сугрева», а потом Таран станет послушным человекообразным механизмом типа Полины, какой он увидел ее в санатории, или Дуськиных кочегаров, которые без устали уголь в топки кидали, а по команде «стоп!» замирали, как статуи… Мороз по коже прошел.

Но, конечно, Таран не стал поддаваться предчувствиям. Покамест это только предположения. В конце концов, если он почувствует подвох, то вполне возможно сигануть за борт с этого катера — тут не море, не сто миль до берега, а самое большее пятьсот метров. Это Юрка после «мамонтовских» тренировок даже в одежде проплывет. Вода, конечно, холодная, но не ледяная. Градусов пятнадцать есть. Таран в такой уже плавал, правда, в бассейне, но ничего, нрги не сводило. Правда, могут в воде застрелить, однако в темноте и с качающегося суденышка это непросто. Ну, а если и застрелят — это все же лучше, чем жить придурком.

Катер был уже метрах в десяти от берега, и Таран приказал съежившейся от испуга Полине:

— Все, вылезаем! Пошли!

На дожде и ветре, конечно, было похреновей, чем в автомобиле, и Юрка с Полиной — она совсем не упиралась! — постарались совершить пробежку под козырек пристани побыстрее. И полета метров от «жигуленка» до дебаркадера они сумели пробежать быстрее, чем катерок пройти свой десяток метров по воде.

Впрочем, «Светоч»— это был точно он, такое название неплохо читалось даже при не очень ярком свете его ходовых огней и иллюминаторов — не очень торопился приставать. Во-первых, потому, что на водохранилище было довольно солидное волнение и капитан суденышка не хотел невзначай тюкнуться носом о бетонную стенку, а во-вторых, потому, что никто из работников пристани не спешил вылезать под дождь, чтоб принять швартовые концы. Наконец, в-третьих, команда не сразу заметила своих будущих пассажиров.

Должно быть, только вибрация стекол в окнах дебаркадерной будки, происходившая от урчания катерного дизеля, заставила береговых речников прервать пьянку. Из будки вылез какой-то нетрезвый гражданин среднего возраста в брезентовом дождевике образца дай бог чтоб 50-х, а не 30-х годов и проорал в довольно современный и мощный мегафон:

— Какого х.., блин, Вася?! Пора давно водку пить, а ты все по воде болтаешься! Чалься, биомать, по-скорому и глушись. Мы уже все, пошабашили! Пузырь только не забудь, смотри!

— Некогда, Степаныч! По-моему, нас тут пассажиры ждут.

— Какие пассажиры? Эти, что ли? — дебаркадерный мужик наконец-то заметил Тарана и прижавшуюся к нему Полину. — Да у них тут «жигуль» стоит поблизости. Без тебя уедут!

— Ну, раз на пристань вылезли, значит, наверно, покататься хотят? Принимай концы!

Несмотря на то что матрос (или хрен знает кто), по мнению Юрки, не очень твердо стоял на ногах, он сумел не только удержаться на пристани и не свалиться в воду, но и довольно ловко ухватить толстый и мокрый канат с петлей на конце, а затем по всем правилам, «восьмеркой», накрутить его на причальный кнехт. Потом и второй, с кормы, точно так же прицепил. С катера выдвинули сходни деревянный мосток с поручнями из стальных трубок, — и тот, кого алкаш Степаныч именовал Васей, лихо сбежал на дебаркадер.

— Молодые люди, — бойким тоном скорее рыночного за-зьгвалы, чем капитана, протараторил Вася, — не желаете ли прокатиться? Имеем на борту отдельную каюту. Бар, холодные закуски, музыка. Цены умеренные!

Таран тоже ответил, как учили. Он нежно обнял Полину за талию и произнес:

— Смотри, Света! Этот кораблик в честь тебя называется! Поехали, а?

Новоиспеченная «Света» только кивнула испуганно.

— Прошу на судно! — пригласил Вася, пропуская Полину и Юрку на сходни.

— Ну и дурак ты, пацан! — заметил им вслед Степаныч. — Денег, что ли, немерено? Они ж тебя обдерут как липку! Без штанов оставят! У них же там казино…

— Не бери в голову, — шепнул в ухо Тарану Вася, а Степанычу проорал: — Ты мне, дед, коммерцию не порть! А то лишу винной порции на месяц, понял?! Солярку сосать будешь!

На палубу перешли нормально, хотя и катер и сходни прилично покачивало.

Вообще-то катер этот был когда-то так называемым речным трамваем типа «Москвич». Производство их прекратили задолго до рождения Тарана. Еще в 70-е годы по Москве-реке и водохранилищам стали ходить более крупные и вместительные теплоходики типа «Москва», которые и ныне, в 90-е годы, бороздят столичные водоемы уже под трехцветным флагом.

К слову сказать, этот ужас какой оригинальный бело-сине-красный триколор (достаточно взглянуть на флаги Нидерландов, Сербии, Словакии, Словении, Хорватии, Черногории и Союзной Югославии, различающиеся только размещением полос и гербами — словацкий и словенский вообще бы не отличить от российского если 6не эти нашлепки) наиболее прилично смотрелся именно на флагштоках гражданских