гормона… Есть же люди, которым необходим адреналин… А этот как там называется? Что-то скучное, противное…

— Вовик, как называется этот твой гормон счастья? — обратилась я к Златопольскому.

— Серотонин, — с готовностью ответил он.

— Какое противное название, в серых тонах…

— По-моему, тоже. — обрадовался он. — Знаешь, я прочитал совсем ненаучную статью про этот «гормон счастья», и мне так понравилось… Я в плохую погоду хуже себя чувствую, меня охватывает тоска… Я солнцепоклонник! А между прочим, когда я посмотрел в энциклопедическом словаре слово «серотонин», там насчет гормона счастья ничего не было. Сказано многое, и в частности, что серотонин может вызывать спазмы поврежденных сосудов.

— Гадость какая.

— Ну поскольку я не врач и не биолог, то до серотонина мне нет дела. Я знаю только гормон счастья!

— Вовик, я тебя обожаю!

— Бронечка! — растрогался он.

Гастроли наши продолжались вполне успешно, а у меня появился объект ненависти. Но отнюдь не Лариса. Нет, я ненавидела Соню! С каждым часом Венька все больше привязывался к сыну, и Бенчик тоже почуял в нем отца. Если поначалу он готов был быть с кем угодно, то теперь ему годился только Венька. Ну иногда Татьяне Ильиничне удавалось снискать его расположение. А всех остальных он, похоже, только терпел. Прошло уже не четыре, а пять дней. О Соне не было ни слуху ни духу. Через два дня кончались наши гастроли. Вечером я спросила у Веньки, что он думает делать?

— Ну, во-первых, оформлю отцовство. И буду добиваться, чтобы Венчика отдали мне, — ответил он очень серьезно.

— Безнадега.

— Ничего подобного! Оскар сказал, что в Израиле есть закон, по которому даже ребенок может подать в суд на родителей за издевательства, ну разумеется, с помощью адвокатов. На худой конец, может сгодиться и это.

— Ты с ума сошел? Чтобы четырехлетний пацан подавал в суд на родную мать?

— Она не мать, а ехидна! Кстати, я вовсе не уверен, что все с самого начала не задумано как хорошо срежиссированный спектакль. И явление прабабушки к тебе… Согласись, это довольно странно. И потом, как вовремя эта дама улеглась в больницу…

— Да ну, Венька, непохоже…

— Откуда я знаю, похоже — не похоже. Но факт налицо: эта падла подкинула ребенка совершенно чужому человеку.

— Но ведь она своего добилась — ты привязался к Венчику!

— А зачем ей это?

— Вероятно, она надеялась таким образом заполучить тебя.

— Да сдался я ей… Столько лет не напоминала о себе, и вдруг…

— А может, она все глаза выплакала?

— Ты еще ее защищаешь? — вскипел он.

— Даже не собираюсь! Просто я размышляю вслух. Какую-то цель она преследовала. Но вот какую… Слушай, а давай я позвоню бабке? Может, она уже не в больнице?

— Попробуй, — пожал плечами Венька. — Но что ты ей скажешь?

— Я не скажу, я спрошу, чего от нас хотят?

— От нас?

— Конечно, от нас. Ты же мне не чужой, между прочим.

— Да, Буська, хорошо я все-таки тебя воспитал!

— У тебя завышенная самооценка.

Мы пошли к нему в номер, уложили Венчика, который все требовал, чтобы ему почитали. Пришлось Веньке прочитать ему наизусть большой кусок из «Конька-Горбунка». Наконец он уснул. Спал он всегда крепко и обычно не просыпался до утра.

Мы перебежали ко мне в номер, и я набрала телефон Рахили Степановны.

Она мгновенно сняла трубку.

— Рахиль Степановна, это Броня!

— Ай, Бронечка, я уж думала, вы никогда не позвоните! Что вы хотите сказать? Я не знаю вообще, стоит ли нам разговаривать… Моя ненормальная внучка спрятала Венчика.

Я безмерно удивилась:

— Что значит — спрятала?

— Она его отвезла к каким-то подружкам в Тверию, чтобы я не показала его отцу..

— Очень интересно! А где она сама?

— А что, Вениамин хочет с ней поговорить? Я думаю, не стоит…

— Подождите, Рахиль Степановна, я ничего не понимаю…

— Ну она взяла Венчика и увезла в Тверию, это такой город на Киннерете… Она там с ним прячется…

— Извините меня за странный вопрос, вы лежали в больнице?

— В какой еще больнице? Я, слава богу, на здоровье не жалуюсь! Только без Венчика очень скучаю…

— Он без вас тоже. — Я была просто в бешенстве.

— Ну конечно, маленький мой… Постойте, что вы говорите?

— Рахиль Степановна, ваша внучка случайно не сумасшедшая?

Старуха закашлялась.

— Нет, она просто нервная девочка… А почему вы спросили?

Тут уж я не выдержала и все ей рассказала.

— Ай, боженьки, что же это делается? Подкинула ребенка и скрылась? Я не верю! — вдруг заголосила она. — Вы все врете. Дайте мне послушать его голос, я хочу поговорить с Венчиком!

— Венчик спит, он устает, у нас нет возможности вовремя укладывать его. Но с отцом мальчика можете поговорить! — Я сунула ему трубку.

— Добрый вечер, Рахиль Степановна, к сожалению, Броня (чудеса, он назвал меня Броней) сказала вам чистую правду. Но я хочу вас предупредить, что я сей возмутительный факт, так сказать, официально зарегистрировал, скрепил подписями множества свидетелей, и, если ваша внучка попытается меня шантажировать… — Он долго молчал, слушая старуху, потом сказал уже довольно миролюбиво:

— Мне очень грустно все это слышать, но вы не волнуйтесь, Венчик в полном порядке. Конечно, он скучает, но ничего. Через два дня наши гастроли заканчиваются, мы с Броней привезем Венчика к вам и тогда все обсудим. Нет, мы поживем еще неделю в Натании. Вы, главное, не нервничайте из-за Венчика. Он чудесный парень, мы очень с ним подружились. Да-да, конечно. Она тоже вам передает привет. Непременно.

Когда он повесил трубку, вид у него был весьма озадаченный.

— Буська, мы, кажется, влипли.

— Во что?

— Там все далеко не так безоблачно, как она тебе рассказывала.

— В каком смысле?

— Ну я с твоих слов понял, что у Соньки есть папа и мама, хорошо устроенные врачи, так?

— А что, их на самом деле нет?

— Есть, но что-то там все равно не так. И они с дочкой не общаются.

— Немудрено, с такой тварью…

— Короче, старуха плачет и обещает все рассказать при встрече. Знаешь, у меня появилась надежда… Вдруг удастся забрать парня, а?

— Ты действительно этого хочешь? Он ведь не игрушка. А ты даже не женат.