— Да, жулик! — Индиец перестал причитать и поглядел молодому человеку прямо в глаза. — А разве вы и ваш уважаемый отец приехали в Индию, чтобы полюбоваться Тадж-Махалом? Я жулик — а вы, прошу прощения, кто?

Енски-младший был сражен. Он и сам понимал, что они с отцом давно уже топчутся по границе закона, но когда такое говорят в лицо!..

— Гм-м… Ладно, давай про Элизабет!

— Как прикажет молодой сагиб, — Акаш мгновенно успокоился. — Итак, молодая и нечестивая мэм- сагиб…

— Не называй ее нечестивой!

— Хорошо. Итак, молодая и очень красивая мэм-сагиб направилась, по словам моих друзей, в Амарнатх. К тому же она пытается выкупить шкуру йети у лживого и корыстолюбивого Лал Сингха, да забудет богиня Лакшми его имя…

Акаш говорил, говорил, его голос сливался в монотонный гул, все вокруг подернулось каким-то странным цветным туманом… Гор безнадежно прикрыл глаза. Когда это кончится? Кажется, он надышался гашиша… Да, надышался, надо было сразу выйти из комнаты…

— …вывод, что истинной целью красивой мэм-сагиб является совсем не несчастный ракшас, а храм, о котором я говорил.

«Господи, какой ракшас? Какой храм? — Гор помотал головой. — О чем он говорил?»

Но новый приступ дурноты вновь бросил его в объятия цветного тумана.

— Хорошо! — проговорил он, не открывая глаз. — Храм так храм…

Цветной туман колыхался, затоплял сознание, путал мысли. Енски-младший еще пытался понять, откуда взялся ракшас и что Элизабет может делать в храме с лингамом, но туман становился все гуще, и Гор даже не почувствовал, как Акаш схватил его под руку, пытаясь не дать упасть прямо на пыльную мостовую…

Очнулся Енски-младший уже в номере. Даже не открывая глаз, сунул руку во внутренний карман, где лежали паспорт и бумажник… На месте… Хорошо!

Он уже понял, что сидит в кресле, ворот рубашки расстегнут…

— Отец?

Гор открыл глаза. Странное дело, чувствовал себя молодой человек совсем неплохо. Ни тошноты, ни головной боли. Даже сил прибавилось.

— Отец!

Енски-старший обнаружился на прежнем месте. Он лежал на кровати и, не выпуская еще дымящуюся трубку изо рта, сосредоточенно рассматривал свою руку, вытянув ее перед собой.

— Отец! Папа! Никакой реакции.

— Отец!!!

— Да? — удивленно повернулся к нему профессор.

— С тобой все в порядке?

— С ним все в порядке, в полном порядке, — высунулся из-за плеча Акаш, но Гор показал ему кулак, и индиец затих.

— Все как-то странно, — тихим голосом проговорил профессор. — Они движутся…

— Кто? — Гор встал, неуверенным шагом подошел к окну, открыл раму. После горького запаха гашиша уличная вонь показалась ему бальзамом.

— Они, — упрямо повторил Енски-старший. — Все время движутся. Сначала один, затем другой, затем третий… А почему четвертый не движется?

Он осторожно пошевелил пальцами и нахмурился.

— Что это с ним? — Гор взял Акаша за ворот и слегка встряхнул.

— Ничего, молодой сагиб, — удивился тот. — С ним все будет хорошо, очень хорошо. Надо только выветрить дым…

— Дым?

— В голове. — Акаш постучал себя по лбу. — Дым. Сейчас там много дыма, молодой сагиб. Да чего вы волнуетесь? Разве вашему отцу плохо?

— Я все слышу! — послышался голос профессора. — Гор, не трогай моего друга Акаша, мне сейчас очень хорошо. Они все время движутся, только четвертый почему-то…

— Через час будет как новенький! — прошептал Акаш не без гордости.

— Надеюсь, — кивнул Гор. — Иначе сдам тебя в участок за незаконную торговлю наркотиками.

Время шло. Гор мерил комнату шагами, перемещаясь из одного угла в другой, Акаш сидел в углу, то и дело порываясь выйти, однако Енски-младший пресекал его попытки, демонстрируя индийцу кулак. Хорошо себя чувствовал только профессор. Он сидел на своей кровати и смотрел прямо перед собой, радостно улыбаясь. Время он времени он начинал вещать, правда, на совершенно непонятном наречии. Лишь однажды он заговорил по-английски, сообщив, что у бананов листья длинные, а плоды короткие. Спорить с этим Гор не решился.

— …Однако, — проговорил профессор Енски, потирая лицо.

—Отец? — вскинулся Гор.

Прошло уже больше часа. Молодой человек, устав бродить, сидел в кресле, вытянув ногу, дабы не дать Акашу выскочить из комнаты.

— Однако, — повторил Алекс Енски. — Однако я от тебя, сынок, такого не ожидал. То, что мне было плохо, вовсе не повод накачивать меня гашишем.

Гор облегченно вздохнул. Кажется, его родитель пришел в себя, во всяком случае голос звучал вполне бодро.

— Так… — профессор встал, повел затекшей шей. — С тобой, сынок, мы разберемся дома. Для начала отправлю тебя в приют анонимных наркоманов… Рассказывай, Акаш!

Кажется, Алекс Енски и в самом деле взбодрился. Внимательно выслушав индийца, поспешившего сообщить «уважаемому сагибу» о планах зловредной мисс МакДугал, профессор задумался.

— Я так и знал! — проговорил он, прищелкнув пальцами. — Йети, ракшасы — это все ерунда. Храм! Вот что она задумала! Надо сообщить властям…

— О чем? — попытался вмешаться Гор, но Енски-старший только махнул рукой.

— О том! В Индии тысячи храмов, но эта мошенница едет почему-то в один из самых отдаленных, причем находящийся в зоне военных действий. Это раз. Она не индолог и не специалист по религии. Это два. Что она там собирается делать, сынок, а?

Гор не ответил, но мысленно признал, что отец абсолютно прав.

— И наконец, три. Ее поездку оплатили. Станут ли платить этой девице не за услуги, о которых ты, сынок, наверняка мечтаешь, а просто за поездку куда-то? Значит, ей поручили нечто важное. Важное и противозаконное!..

Енски-младший пожалел, что упомянутый Акашем «дым» вышел из отцовской головы. Лучше бы отец про бананы рассуждал!

— Я хотел ее убить. Растерзать, — продолжал профессор. — Разорвать в мелкие клочья. Закопать живьем в землю. Бросить в яму с кобрами. Содрать заживо ее поганую шкуру…

Гору стало не по себе. Отец действительно стал прежним — решительным, деловитым, спокойным. Страшным…

— Но я не стану всего этого делать, сынок. Я сделаю кое-что получше!..

Он резко повернулся на каблуках и поглядел на Гора.

— Я посажу ее в индийскую тюрьму. Года на три. Ей хватит!

— Сагиб! — Акаш, молча слушавший этот монолог, вскочил, подбежал к профессору. — Сагиб, уважаемый сагиб! Давайте все-таки сдерем с нее кожу! Или к кобрам бросим! Зачем же в тюрьму? Ай, нехорошо! Живого человека в индийскую тюрьму? Лучше мы ее зарежем, задушим, скормим крокодилам! Только не в тюрьму, боги такого не простят!

Гор широко раскрыл глаза. Кажется, Акаш не шутил.

— Нельзя нехорошую мэм-сагиб сажать в тюрьму, ай, нельзя!..

— Посажу! — Профессор мечтательно улыбнулся. — Тр-р-рубы Иер-р-рихонские! Мне даже лекции