– Да, и вы тоже, сестра.

Джозеф медлил, тогда Гиббонс направил револьвер ему в лицо – сверкающее дуло прямо в его потное лицо, – и Джозеф сразу стал более сговорчивым.

– А теперь повернитесь ко мне, все трое, и выходите в проход. Держитесь на расстоянии друг от друга. Все, ступайте.

Гиббонс поглядел на Сэла, потом на Джозефа – и все трое двинулись к проходу. Монахиня шла посередине. Сэл, пожалуй, слишком умен, чтобы сделать какую-то глупость, подумал Гиббонс. Но надо быть начеку, особенно сейчас. Джозеф – полное ничтожество, но он так глуп, что вполне способен на любую выходку.

– Медленно повернитесь и держите руки так, чтобы я их видел, – приказал он.

Зрители словно обезумели. Можно себе представить, что творилось на ринге! Сэл старался казаться спокойным и равнодушным, но то и дело косился в ту сторону. Джозеф откровенно уставился на ринг, лицо его кривилось, словно от жуткой боли. Губы монахини были крепко сжаты, глаза прятались за стеклами очков. Все трое Иммордино вздрогнули, когда их лица осветили вспышки фотокамер. Репортеры столпились вокруг, решив, что успеют сделать несколько снимков прежде, чем Уокер отправит Эппса в нокаут.

– Эй! – крикнул кто-то в ухо Гиббонсу, он обернулся, и его ослепила вспышка. Чертов репортер. Перед глазами появились темные пятна.

– Лечь на пол, – рявкнул он, делая вид, будто с глазами у него ничего не случилось. – Лечь на живот, ноги в стороны, руки на голову. Все трое.

– Я не лягу, – сказала монахиня.

– Ты слышала, что он сказал? Выполняй приказ. Быстро!

Гиббонс узнал этот срывающийся от ярости голос. Еще бы. Зрение восстановилось, и он увидел Тоцци, продирающегося к нему через толпу репортеров. Гиббонс поморгал глазами. Вид у Тоцци был ужасающий: лицо землистого цвета, один глаз заплыл и почти не открывался. Что, черт возьми, он делал? Пытался прорваться сюда через ринг между Уокером и Эппсом?

– Вот, возьми, – сказал Гиббонс, протягивая Тоцци конфискованный пистолет. – Присмотри за Джозефом. Я беру на себя Сэла.

Гиббонс опустился на корточки и уперся коленом в спину Сэла, приставив дуло своего револьвера к его затылку. На правой руке Сэла были наручники. Тем лучше, подумал Гиббонс.

– Заложи левую руку за спину. – Гиббонс защелкнул наручники на другой руке. Покончив с этим, он поглядел на убитую и ее супруга.

Нэш сидел неподвижно и, открыв рот, смотрел на белокурые волосы жены и кровь на ее груди. Было трудно понять, что выражало его лицо. Что-то среднее между удивлением и отвращением. Во всяком случае, не любовь и не жалость.

Гиббонс поднялся с колен, взял Сэла за локоть и помог ему подняться. Тоцци уже обыскал Джозефа. Приказав ему оставаться на месте, он направился к монахине, которая распласталась на полу. Гиббонс увидел, как Тоцци остановился и покачал головой. Опускаясь на корточки, он потерял равновесие и чуть не въехал ей коленом по голове. Он скрючился на полу, опершись на одну руку, а другой стал обыскивать ее. Гиббонс хотел крикнуть, чтобы он не делал этого и подождал прибытия сотрудника полиции, но его опять ослепили вспышки камер. Целая дюжина фотокамер была направлена на Тоцци, ощупывающего монахиню.

– Тоцци! – закричал он. – Остановись!

Но тот не слышал его.

Толпа колыхнулась в сторону ринга, и Гиббонс обернулся. Уокер нанес Эппсу удар правой, тот упал на канаты, откинув назад голову. По лицу его текла кровь. Он с трудом оторвался от канатов, шагнул вперед и сразу же угодил в комбинацию из апперкота правой и хука левой. Колени его подогнулись, и он упал на них. Гиббонс невольно вздрогнул. Эппс несколько секунд стоял, раскачиваясь, на коленях – судья удержал Уокера, готового нанести новый удар, – потом рухнул лицом на ринг, как срубленное дерево. Бедняга выглядел ничуть не лучше, чем Тоцци, – разбитая щека, заплывшие глаза.

– Один... два... три... четыре... – начал считать судья.

Гиббонс поглядел на Сэла.

– Хороший бой, верно?

– ...восемь... девять... десять!

Крики, свист, ликование зрителей.

– Твою мать, – мрачно пробормотал Сэл и посмотрел куда-то в сторону. Гиббонс проследил за его взглядом и вдруг заметил в этом море безумия островок спокойствия. На них пристально смотрел Сабатини Мистретта. Он не сводил глаз с Сэла. Мистретта был похож на разъяренного бульдога. И на старика Эдгара Гувера... Гиббонс улыбнулся, как крокодил.

Сестра Сесилия и Джозеф стояли, положив руки на затылок. У Тоцци был такой вид, будто он вот- вот потеряет сознание, он с трудом держался на ногах, глаза остекленели.

– Садись, Тоцци. Теперь я управлюсь и без тебя.

Тоцци кивнул, отдал пистолет и рухнул в кресло, закрыв лицо руками. Гиббонс увидел вспышки камер и отвернулся. Ублюдки. Он засунул пистолет за пояс.

На ринге судья поднял вверх руку Уокера, объявляя победителя.

Сэл покачал головой и усмехнулся.

– Дерьмо, – пробормотал он и посмотрел на Нэша, уставившегося на мертвую Сидни. – Сукин сын.

Джозефа затрясло от ужаса, казалось, он сейчас наделает в штаны.

– Сэл, что нам теперь делать? Это же моя пушка. Что теперь будет, Сэл?

– Заткнись и не смей разговаривать со мной, – злобно сказал Сэл.

– Сальваторе, т-с-с-с. – Сестра Сесилия приложила палец к губам. – Ничего больше не говори. Послушай меня, – зашептала она. – Все будет в порядке. И не беспокойся по поводу мистера сам знаешь кого. Я уверена, что он все поймет и не станет сердиться из-за денег. Я возьму вину на себя. Не тревожься. Я поговорю с ним. Он меня любит.

Уокер горделиво расхаживал по рингу, размахивая чемпионским поясом над головой. Впервые за все время Гиббонс увидел, как он улыбался.

Сестра Сесилия мельком взглянула на Уокера, потом перевела взгляд на бездыханное тело Сидни. На лице ее было презрение. Она покачала головой.

– Видишь, Сэл, как все получилось. Как говорила наша бабушка: Господь все видит и провидит. Господь не оставит нас своей милостью. Я знаю. Поверь мне.

Сэл усмехнулся ей в лицо.

– Заткни свою дерьмовую глотку. Сил.

У монахини отвисла челюсть. Вспышки камер отражались в стеклах ее очков. Через толпу и сверху по проходу к ним пробирались полицейские с оружием наготове.

Гиббонс раздраженно усмехнулся, глядя на них. Успели как раз вовремя. Он поглядел по сторонам.

Тоцци стонал, закрыв лицо руками.

Сэл что-то бормотал и дергался, точно боров на цепи.

Джозеф с трудом удерживался, чтобы не зарыдать в голос.

Белый как мел Нэш сидел, теребя нижнюю губу.

Сидни мертва.

Рот у монашки был все еще открыт. Она быстро крестилась, один раз, другой, третий.

Гиббонс покачал головой. Аминь.

Вычурные бронзовые часы на столе Иверса показывали двадцать минут десятого. Куда он