— А не лучше ли нам выбраться наверх, — предложил Смыков. — Как-то неуютно я себя в этой канаве чувствую.

Никто не стал ему перечить, и люди, помогая друг другу, вскарабкались на нависший над дорогой карниз.

— Если дождик пойдет, тут все затопит, — сказала Верка. — На лодках можно будет плавать.

— Эх, мать честная! — Зяблик в сердцах даже плюнул вниз. — Опять мы облажались! Опять куда-то не туда забрели!

— Как вы думаете, отсюда до Отчины далеко? — упавшим голосом поинтересовалась Лилечка.

— Если все будет хорошо и мы попадем в Гиблую. Дыру, то недели через полторы-две доберемся до Кастилии, — объяснил ей Цыпф. — А там уже и до дома рукой подать.

Мертвая трава противно скрипела под ногами. Каждый шаг оставлял на ней отпечаток более четкий, чем чернильный штамп на казенном документе. Еще несколько раз им довелось услышать шум, производимый какими-то неведомыми массивными телами, — иногда это был уже знакомый стремительный посвист, а иногда тяжкий грохот, сопровождаемый треском ломающихся деревьев.

Смыков, продолжавший шагать в авангарде отряда, раздвинув очередной куст, задребезжавший при этом так, словно его покрывали не листья, а кусочки металлической фольги, внезапно резко отпрянул назад. Из-за куста вспорхнула целая стая пестрых птиц и, недовольно треща, расселась на ветках ближайших деревьев.

— Уф-ф, — Смыков вытер лицо сгибом локтя. В руке у него был зажат пистолет. Никто и не заметил, когда он успел его выхватить. — Идите-ка гляньте…

Посреди небольшой полянки, трава на которой под птичьими лапами обратилась в прах, из земли торчали три человеческих торса. Лица людей уже были расклеваны птицами, а вместо глаз зияли черные ямы. Определить их принадлежность по одежде, покрытой запекшейся кровью и птичьим пометом, было сейчас невозможно.

Первым к мертвецам решился подойти Зяблик. Поочередно ощупав головы всех троих, он категорическим тоном заявил:

— Аггелы! Вот у этого рога уже вполне приличные.

— Кто же их так? — голос у Лилечки непроизвольно опустился до шепота.

— А никто, — подумав немного, сказал Зяблик. — Когда казнят или мучают, закапывают по горло, а не по грудь. Да и руки снаружи не оставляют. Этот вот даже нож сжимает… И этот тоже… Откопать себя пробовали, да не вышло. Задушила мать-сыра земля…

— И это нам знакомо, — Смыков тоже подошел поближе. — Помните, на сборе в Подсосёнье кто-то рассказывал, как в Агбишере быки погибли. Камень вроде жижи стал, а когда скотина в нем по самые рога увязла, опять отвердел.

— Земелька-то ого-го-го! — Зяблик растер в пальцах комок грунта, взрыхленного ножами погибающих аггелов. — Вера Ивановна, как, по-вашему, отчего наступила смерть?

— Так вам сразу и сказать? Без вскрытия? — Верка обошла вокруг мертвецов.

— Вы хотя бы примерно…

— Скорее всего отек легких… Как следствие ухудшения их вентиляции. Так всегда бывает, когда дыхание по какой-нибудь причине затруднено. Птички их уже потом клевали.

Смыков при содействии Зяблика попытался выдернуть одного из аггелов наружу, да не получилось — сидел он в земле плотно, словно успел там корни пустить.

— Да ладно, оставляй его так, — сказал Зяблик недовольно. — Зачем он тебе сдался?

— Патронов не мешало бы позаимствовать. Наши то уже на исходе.

— Хватит. Стрелять тут пока вроде не в кого. А когда до Гиблой Дыры доберемся, нашу миссию разыщем.

— Эй, осторожнее! — крикнула Верка, успевшая отойти чуть вперед. — Прямо сюда, кажется, идет…

Смыков и Зяблик разом выпустили руки аггела, тут же плетями упавшие вниз, и прислушались.

Издалека в самом деле быстро приближался грохот — словно бочка с камнями быстро катилась по лестнице.

— В натуре, сюда рулит… — покачал головой Зяблик. — Надо сваливать от греха подальше.

— Давайте-ка вниз спустимся! — быстренько предложил Смыков. — Умные люди в момент опасности по ямам хоронятся, а не торчат на открытом месте.

Однако он не успел сделать в сторону дороги и пяти шагов, как из зарослей, перемалывая их на пути в труху, вылетело что-то серое, шарообразное, стремительное. Трудно было даже определенно сказать, катится оно или летит, раз за разом отскакивая от земли, наподобие брошенного ловкой рукой камня- голыша.

К счастью, уже почти вся ватага находилась возле спускающегося к дороге обрыва. На пути шара оказались только три торчащих из земли человеческих торса с поникшими головами да замешкавшийся Зяблик.

Мертвые аггелы, естественно, уже не могли уклониться от неизбежного столкновения. Зато Зяблик, совершив феноменальный прыжок (несомненно, ставший бы чемпионским, если бы только в спорте фиксировались рекорды по прыжкам в сторону), сумел избежать смертельной опасности. Конечно, благодарить за это нужно было бдолах, который он, не откладывая в долгий ящик, отведал сразу же после получения.

Шар уже давно исчез из глаз (вместе с ним исчезли и три уполовиненных аггела), а в воздухе, в точности повторяя его путь, мерцало что-то вроде призрачного туннеля. Цыпф осторожно сунул руку в этот иллюзорный шлейф и, не ощутив ничего необычного, сказал:

— А если мы по этому следу и пойдем? Снаряды, говорят, в одно и то же место дважды не попадают. Так и тут…

— Это снаряд, по-вашему? — Смыков сделал страдальческое лицо. — А вдруг это трамвай, который туда-сюда только одним маршрутом ходит? Здесь вашей хваленой логике грош цена!

— Ша, засохли! — из кустов выбрался исцарапанный Зяблик. — Если такой бардак повсюду творится, мы помрем не от скуки. Как бы не пришлось добрым словом Бушлык вспоминать. Еще неизвестно, что хуже: сгореть живьем или в землю провалиться. Линять надо отсюда. И в темпе.

Однако ни бежать, ни даже быстро идти не позволяла поклажа, отягощавшая всех без исключения членов ватаги. Предложение Зяблика бросить лишний груз было встречено в штыки. Даже Толгай не хотел расставаться с богатыми трофеями, взятыми в Будетляндии, а что уж тогда говорить о женщинах.

Вскоре заросли, ветви и листья которых осыпались от легких порывов ветра, окончились и ватага оказалась на городской окраине, откуда до черного яйца уже рукой подать. Зрелище, открывшееся перед ними, было даже не удручающим, а скорее безысходным. У жабы, наверное, больше шансов пересечь в час пик многорядное шоссе, чем у этих шестерых — благополучно преодолеть то, что совсем недавно являлось городскими улицами, площадями и скверами.

Дома, ушедшие под землю на несколько этажей, торчали вкривь и вкось. Стены их бороздили трещины, а в окнах не осталось ни одного целого стекла. Постамент, на котором было установлено черное яйцо, как бы в трясину канул. Фонтаны, беседки, лестницы, брусчатка мостовой, плиты тротуаров и бетон площадей превратились в щебень.

Все, что изначально не принадлежало к миру дикой стихии, все созданное руками человека — было осуждено неведомыми силами на погибель, на полный распад и на возвращение в первобытное состояние.

Повсюду, как страшные орудия возмездия, носились массивные серые шары, и производимый ими шум можно было сравнить только с шумом рушащегося на землю каменного неба. Шары то и дело сталкивались между собой, таранили дома, прорубали в садах и парках целые аллеи, сокрушали все, что еще оставалось несокрушенным. Каждый шар оставлял за собой слабо светящийся след, исчезавший только спустя несколько минут, и весь город мерцал сетью призрачных узоров.

Спасаться было некуда — примерно то же самое творилось повсюду.

— Не сладко, наверное, приходится таракану на биллиардном столе, — пробормотал Цыпф, косясь на несущиеся мимо шары.