молью гобеленом. Содержимое кладовой весьма пострадало от гниения и грызунов, но, к счастью, эти напасти не коснулись жестяных банок и стеклянных бутылок. Нашлись и соки, и шипучка, и даже пиво.

Отметив возвращение в Будетляндию обильным пиром, ватага — впервые за много дней — позволила себе отдых под крышей. Развлекались при этом как могли. Лилечка играла на губной гармошке, Толгай исполнял военные танцы своего дикого народа, а Зяблик обучал всех желающих способу хорошенько забалдеть даже от обыкновенного пива — для этого его не нужно было хлестать из стакана, а неторопливо зачерпывать чайной ложечкой.

Даже расчувствовавшийся Цыпф внес свою лепту в общее веселье — с чувством декламировал мрачные и малопонятные для непосвященных орфические гимны.

Славлю Гекату, Богиню пустых перекрестков.

Сущую в море, на суше, И в древних седых небесах.

Славлю царицу ночей, Окруженную свитой собачьей, Ту, что танцует во тьме На могильных костях…

Слушая это заунывное завывание, все, а в особенности Верка, буквально покатывались со смеху.

Спустя сутки они отыскали свой последний лагерь, разгромленный и загаженный аггелами, а потом и виллу, в подвале которой недавно томился Цыпф. Похоже было, что каинисты действительно покинули этот край. Об их присутствии теперь напоминала лишь огромная сковорода, брошенная в пересохшем бассейне, да обрывки окровавленных бинтов на полу гостиной.

Дальше продвигались уже хорошо знакомым путем, но об осторожности не забывали — постоянно высылали вперед дозорного и, презрев советы Эрикса, сторонились открытых мест. Пережитый в Бушлыке кошмар уже начал забываться, а ожоги, благодаря бдолаху, быстро заживали.

Еще через два дня вернувшийся из дозора Зяблик сообщил, что сумел разглядеть вдали огромное черное яйцо, возвышающееся над окружающими зданиями едва ли не наполовину.

Эту новость можно было считать хорошей. Остальные новости были или ни то ни се, или похуже.

— Толком вы что-нибудь объяснить можете? — допытывался Смыков у хмурого Зяблика. — Вот чего я не люблю, так это неопределенности. Если вы что-то подозрительное видели, так прямо и скажите.

— Хрен его знает, — Зяблик скривился, как будто дольку лимона лизнул. — Сам не могу понять. Предчувствия дурные… Как-то все не так, как раньше…

— Ну, конечно! — воскликнул Смыков с сарказмом. — Раньше все действительно не так было. Я по утрам дверь спальни не рукой открывал, а… хм-м… совсем другой частью тела. Вы, братец мой, капризным стали, как баба на сносях. И то вам не так, и это… Говорите откровенно, можно нам вперед идти или нет?

— Я ведь ходил… — Зяблик пожал плечами. — Может, просто кажется мне… Как говорится, пуганая ворона и куста боится.

— А на то место, где мы Эрикса схоронили, глянуть можно будет? — поинтересовалась Лилечка.

— Почему бы и не глянуть. Все равно мимо пойдем, — сказал Смыков.

— Вот что, — Зяблик откашлялся, как это он делал всегда, стараясь скрыть смущение. — Вы только не подумайте чего… Будто я нарочно шухер поднял… Но по щепотке бдолаха не мешало бы людям выдать. Кто сейчас его употреблять не будет, пусть наготове держит.

Прижимистый Смыков на этот раз спорить не стал, а позаимствовав из блокнота пару листиков, свернул шесть аккуратных фунтиков.

— Держите… Но без особой нужды не лопайте, — сказал он, наполнив фунтики бдолахом. — Не сахар ведь…

Некоторое время они шли в полной тишине, если не напуганные, то встревоженные словами Зяблика. Однако уже через пару километров напряжение рассеялось. Все вокруг, казалось, дышало покоем. Небо по-прежнему оставалось серым, но обликом своим не грозило в любую секунду рухнуть на землю. Трава и листья тускло поблескивали после недавнего дождя. Стайки пестрых птиц, которых они перепугивали с куста на куст, издавали мелодичные стрекочущие звуки. Нежилые дома вокруг хоть и имели запущенный вид, но не рождали ассоциаций с огромным заброшенным погостом.

— Вижу! — объявил шагавший впереди Смыков. — Черное яйцо вижу. Правда, пока только самую верхушку… Интересно мне, по какому случаю могли поставить подобный монумент?

— По случаю юбилея рода человеческого, — сказал Зяблик по-прежнему хмуро.

— Первый-то человек, ученые говорят, чернокожим был. В Африке родился. Вот, значит, это его яйцо и есть… от которого все мы произошли.

— А почему только одно? — полюбопытствовала Верка.

— Второе саблезубый тигр оттяпал, — объяснил Зяблик. — А может, супруга евонная откусила, когда убедилась, что у нее не обезьянство хвостатое рождается, а человеческая ребятня.

— Зябля! — позвал приятеля Толгай. — Твой ходил здесь?

— Вроде бы… — Зяблик оглянулся по сторонам.

— Улен видел?

— Ты насчет травы, что ли?

— Ага… Совсем яман улен… Такой плохой… В доказательство своих слов он раздавил каблуком пучок травы, пробившийся сквозь трещину в бетонном покрытии. Трава заскрипела, как сухой снег, и превратилась в мелкую пыль, но не зеленую, а бурую.

— Вот это номер! — Зяблик оглянулся по сторонам. — Да и с деревьями что-то неладно. Как подморозило…

— Ой! — воскликнула Лилечка, сорвавшая лист с ближайшего куста. — Колется!

— Похожие случаи были зафиксированы в Степи, — сказал Смыков, осторожно трогая траву, хрупкую, как крылышки дохлой стрекозы. — Припоминаете, товарищ Цыпф?

— Припоминаю, — кивнул Лева. — Но там пораженные участки располагались мозаично… Пятнами.

— Вот мы на такое пятно и попали.

— Дай-то Бог… . .

— Пятна разные бывают, — настроение Зяблика, похоже, ухудшилось еще больше. — Сахара на карте тоже как пятно… А попробуй пройди ее из конца в конец.

— Ничего чрезвычайного пока не случилось, — попытался успокоить спутников Цыпф. — Мало ли какая причина могла погубить траву. Вряд ли это как-то отразится на нас.

— Забыли вы, что кони, попробовавшие такой травы, передохли? — продолжал ворчать Зяблик.

— Но мы-то не кони! — вполне резонно возразил Цыпф.

В этот момент позади них раздался звук, похожий на тот, что издает хорошо отточенная коса, врезаясь в массив густого травостоя. Такой звук могло произвести только очень быстро движущееся тело, вылетевшее из зарослей, окаймлявших дорогу слева, и исчезнувшее точно в таких же зарослях справа.

Все непроизвольно обернулись на этот стремительный посвист, быстро затихший вдали.

— Кто-нибудь что-нибудь видел? — после недолгого недоуменного молчания спросил Смыков.

— Мелькнуло что-то… — неуверенно произнес Цыпф. — Темное, кажется…

— Во! — Толгай раскинул руки широко в стороны. — Бик зур! Большой… Туз… Быстрый…

— Это мы и без тебя поняли, — Зяблик прищурился. — Вот только откуда эта хреновина могла взяться? Ноги у нее или крылья?

— Что бы это ни было, но если оно захочет нас догнать, то догонит, — сказал Смыков. — Поэтому спокойно продолжаем движение.

Снова двинулись в путь, но уже с оглядкой. Побуревшая листва на деревьях под порывами ветра издавала не шелест, а тихое дребезжание. Черное яйцо вздымалось впереди, как гора.

Между тем дорога, по которой они шли, приобретала все более странный вид. Обочины, до этого составлявшие с бетонным полотном единую плоскость, вздымались все выше. Груды земли, обвалившиеся с этих стен, оставляли для прохода совсем узкое пространство. Многочисленные трещины разрывали дорожное покрытие вдоль и поперек. Ватага уже шла как бы по дну ущелья.