провокационными. 'Парень, я выведу тебя отсюда, чтобы наподдать тебе', – прогнусавил кто-то в моем направлении.

Выходить куда-то? Я подумал. Там, откуда приехал я, чтобы что-то решить, никто никуда не выходил. 'Тебе не придется никуда выходить', – ответил я. И начался грохот по-чикагски.

Когда мой отец приехал навестить меня на первый обед братства отцов-детей, я остановил его внизу. 'Нам надо кое-что прикупить', – сказал я ему.

'Почему? Разве ты плохо выглядишь?'

'Па, оглянись вокруг. Я абсолютно не вписываюсь. Мне ужасно неудобно за свой стиль.'

Отец понял важность момента, и мы отправились покупать прямые джинсы и рубашки с огромным воротом.

Мой отец стал событием для всех фиджийцев. Я помню, как мы сидели вокруг стола с моими братьями по братству и их отцами, которые хвастались: 'Твой дед был Фиджи. Я был Фиджи. Теперь ты Фиджи, и я надеюсь, в один из дней твой сын станет Фиджи'. Когда они спросили моего отца о его прошлом, он пошутил: 'Кем был я? Я был Фи Гамма Гетто'. Им понравился мой отец за его юмор и его радушие. Когда бы он ни приезжал меня навестить, он просил всех моих друзей, к кому в этот уик-энд не приезжали отцы, чтобы они пообедали вместе с нами. Для моего отца обычное дело взять с собой обедать полдюжины парней.

В ФиДжи моим нареченным отцом стал Джордж, капитан футбольной команды, который пришел в Де По по солдатскому биллю о правах. Пока его работа состояла в том, чтобы присматривать за мной и учить меня, как быть хорошим 'Фиджи'. Мы стали друзьями. Он даже изливал мне свои сердечные страдания после того, как его подружка Мелани оставила его вскоре после приезда к нему в Де По. Мне было искренне жаль его разбитое сердце, и я сочувствовал ему каждый раз, когда он говорил мне, что видел Мелани, беседующей с другим парнем. И я сообщал ему, если видел, как Мелани говорила или гуляла с кем-нибудь. Признаюсь, что я особенно прилежно докладывал об этом Джорджу, если парень с ней был из тех, кто мне не нравился. Конечно, моей настоящей мотивацией было сфокусировать внимание Джорджа на его, а не на моей жизни.

'Она разговаривала с ним?' – спрашивал Джордж.

'Да, с ним'.

'Ты думаешь, она ушла к нему?'

'Не могу сказать точно. Но это бы меня не удивило'.

Если парень на футбольном поле был нападающим, который сидел у меня в печенках, я не скрывал от защитника Джорджа никаких подробностей. Эти ребята не могли понять, почему Джордж так жестоко вел себя по отношению к ним на следующей футбольной тренировке. На упражнениях по блокировке и отбору мяча у них создавалось впечатление, что он хочет их убить.

Колледж меня несколько пообтесал, но при этом я остался тем, кем был и откуда пришел. Я научился адаптироваться и изменяться, чтобы приспосабливаться к обстоятельствам. Именно поэтому даже сегодня я могу чувствовать себя как дома на международной инвестиционной конференции, на поле для гольфа вместе с моими друзьями или пошучивая с кем-нибудь из старых соседей.

Я понял, что означает адаптация к выживанию и по Дарвину, и по Макиавелли. Если бы мне пришлось решать, быть лидером или только последователем, могу сказать, что я учился принимать изменения, чтобы выжить и через некоторое время добиться успеха. Как трейдеру мне это очень пригодилось. Хотя я и приобрел уверенность трейдера, я знаю, что никогда не потеряю уважения к рынку.

Даже когда вы думаете, что просчитали все, что вы достаточно умны, чтобы просто знать, когда и куда рынок собирается двигаться, реальность может вступить в игру и дать вам пощечину. Со мной такое случалось, и я ругался, жаловался и надеялся, что все изменится в лучшую сторону. После этого радовался отрезвляющему звонку. Вы возвращаетесь к основам, чтобы никогда больше его не забывать и уважать собственное чувство времени и рынок.

После почти двух десятилетий, проведенных в S&Р-яме, я видел, как вокруг меня вырастали очень хорошие трейдеры. Сегодня существует сверхжесткая конкуренция между трейдерами, по-настоящему знающих свое дело. В среде трейдеров особый вид взаимоуважения, как у членов 'тайного общества', даже если они жестоко конкурируют между собой. Риски, с которыми трейдер сталкивается каждый день, могут понять только трейдеры. Именно поэтому я приветствую знакомых трейдеров всегда, как только у меня появляется момент для этого. Друзья мы или ожесточенные соперники, хорошие трейдеры уважают друг друга и способности каждого.

Яма S&P не похожа ни на какую другую. Каждый, кто хочет торговать, неизбежно хочет стать частью S&Р-ямы, которая слишком большой рынк, чтобы ее можно было приручить или недооценивать. Сама по себе она настоящий зверь. Я помню случай, когда исполнял сделки для клиентов и получил свой первый приказ на покупку 2 000 контрактов. Я подозревал, что такой большой приказ на покупку может толкнуть рынок вверх, но он едва пошевелился. В другой день 20-контрактный приказ подстегнул рынок на 400 пунктов. Казалось, в этом не было ни логики, ни ритма, ни причин.

Тем не менее огромные 2 000-контрактные приказы навели меня на интересные мысли, о том, как институциональные игроки использовали S&Р-контракт для страхования портфеля. Они покупали фьючерсы и продавали наличный индекс – или наоборот – чтобы хеджировать стоимость портфеля акций.

Стиль жизни трейдера, перспектива больших денег и кажущийся достаточно коротким рабочий день привлекают очень многих. Но люди часто не понимают тот уровень стресса, испытываемый нами каждый раз в этой яме, независимо оттого, торгуем ли мы на собственный счет или исполняем приказы клиентов.

Для описания трейдинга я использую много метафор из области спорта. Для тех, кто не имеют отношения к профессии трейдера, такие сравнения очень понятны. В яме вы можете рассчитывать только на себя. Если вы накручиваете свои позиции, вам не придется никого винить и уж точно не рынок. В хорошие дни вы чувствуете себя суперзвездой. Но в плохие дни вам хочется выползти из ямы на брюхе, чтобы уйти незамеченным. Помните тот старый слоган Широкого Мира Спорта?[15] «Трепет победы и агония поражения». Поверьте, у каждого трейдера, в том числе и у меня, бывают дни, сходные с падением с лыжного трамплина.

Я могу продолжать и продолжаю отличную жизнь, связанную с торговлей в яме. Однако, что касается меня, только трейдинг в яме не приносит мне моральных стимулов или интеллектуального удовлетворения. Все, что вы можете добиться, – это довести вашу дисциплину до автоматизма. Как только вы достигаете этой точки, когда место реальной мысли занимают рефлексивные действия, вы можете стать великим трейдером в яме. Однако у меня наступил такой момент, когда трейдинг в яме стал для меня недостаточным. И уж, конечно, в 41 год я не хочу спокойно стоять в яме, когда мои ребята, пихаясь и толкаясь, вкалывают на меня. Пришло время подумать о жизни вне ям, хотя, будьте уверены, не вне трейдинга. Я просто забираю свои стратегии дэйтрейдинга с пола наверх, в комнату, полную компьютеров.

По мере того, как внимание торгового мира все в больше фокусируется на электронном трейдинге, а уже не на ямах, период торговли в яме для меня закончен и с личной, и с профессиональной точки зрения. Точно так же, как в свое время я начинал строить графики рынков или нанимал аналитика, чтобы он помогал мне, я обязан был идти в ногу с переменами. Я всегда знал, что мне необходим максимальный объем рыночной информации, который я мог бы переваривать. Теперь я собираю столько рыночных нововведений, сколько могу.

Я отношусь к тому типу людей, которым не интересно суетиться насчет жизненных благ. Я не хочу показаться хвастливым или надменным. Поверьте, в моей жизни достаточно вещей, о которых можно беспокоиться. Но когда речь заходит о зарабатывании денег, заботе о моей семье и о себе самом, я стараюсь все делать наилучшим образом. К сожалению, слишком много людей в этом мире захвачены работой, делая год за годом одно и то же. Это не потому, что у них не хватает опыта, и, уверен, не потому, что нет других возможностей. Большинство людей удерживают страх поражения. Я никогда не боялся поражений не потому, что всегда буду добиваться успеха. У меня было много венчурного бизнеса, в котором я терял деньги, терял время или и то, и другое. Меня отличало то, что эти неудачи меня никогда не