и плакал. Потом я увидел свою подружку, направляющуюся к нам и утирающую слезы. Моим родителям она очень понравилась, и до сегодняшнего дня мы по-прежнему лучшие друзья. Видеть ее в выпускной день, плачущую навзрыд, превосходило то, что мой отец мог вынести. 'В чем дело, сладкая?' – спросил он ее.

Ее родители находились в середине ужасного бракоразводного процесса, и ее отец отказался сидеть рядом с ее матерью. Проблема в том, что выпускную церемонию запланировали на открытом воздухе, но надвигался дождь. В результате все должны были перейти в помещение. Для этого выбрали спортивный зал с сидячими местами, и ее мать и отец должны были сесть рядом друг с другом. Ее отец отказался, сказав, что он лучше остался бы в своем номере в отеле.

Не знаю, что мой отец сказал отцу подружки. Все, что я знаю, – его вывело из себя, что м-р М. не мог посмотреть выше своих проблем и понять, что он портит важнейший день в жизни дочери. Достаточно сказать, что отец поговорил с м-ром М. и дал понять ошибочность его действий. М-р М. не стал поднимать шума. Потом выглянуло солнце, и церемония переместилась под открытое небо. М-р М. смог стоять там, где хотел.

В этом инциденте меня поразило, как мой отец откликался на чужие проблемы. Просто отец такой человек. Если вы были частью его жизни, он заботился и о вас. Его натурой было помогать людям, надеюсь, в этом я похож на него. Но в этом была и его проблема. У него было и сердце, и мозги. Он не мог слепо повиноваться приказам других. Он жил в соответствии с кодексом, который считал правильным, и никогда от него не отклонялся.

Мой отец во многом человек собственных взглядов. Он не был способен на подхалимаж. Он был очень способной личностью и мог сделать все, что от него требовалось. Но он был принципиален, а существовали приказы, которые он не хотел исполнять. Я видел проходящую в нем эту душевную борьбу. Однажды он рассказал об этом. Моего отца послали с кем-то поговорить после ссоры в баре, в которой участвовал чей-то сын. Когда отец вошел в бар, то увидел, что парень, владевший заведением, один из тех, кого он раньше знал. Отец сел с Винсом и спросил, что случилось.

'Тони, тот подросток был пьян. В баре были и другие люди, а он снова вышел за рамки. Он ударил меня, поэтому я уложил его', – объяснил Вине.

'Я понял', – сказал отец и вышел из бара.

Отец вернулся к ожидавшим его людям и передал эту историю. Вине имел полное право вмазать этому подростку, который вышел за рамки, и потом – подросток нанес первый удар.

'Ты не понял, сказали отцу. – Этот пацан – сын такого-то и такого-то. Его отец даже не допускает мысли, что его ребенок может быть не прав'.

Ситуации, подобные этой, изводили моего отца. Я считаю, именно это заставляло его так настойчиво требовать от нас с Джоуи уважительного отношения к другим взрослым. Он бы никогда не позволил нам оскорбить кого-то или поступить грубо только потому, что мы были 'сыновьями Тони'.

После выпускной церемонии мы вернулись из Де По с чувством победителей. Когда мы пришли домой, отец сказал мне: 'Пойдем попаримся вместе'. Мы просидели в нашей парилке за разговорами часа три. Когда мы вышли, я был красно-лилового цвета. Отец намеревался мне что-то сказать. Сейчас, вспоминая это, я думаю, он чувствовал, обстоятельства начинают складываться против него, и беспокоился, что его снова арестуют. Но я также знал, что отец поклялся, что больше не вернется в тюрьму. Я беспокоился, если дело дойдет до этого, сможет ли отец исчезнуть, даже если это значило бы расстаться с нами на какое-то время? Я никогда не задавал ему этот вопрос. Я сидел тогда в парилке и слушал.

'Если когда-нибудь со мной что-либо случится, ты должен позаботиться о своей матери и своем брате, – сказал отец через клубы пара. – Просто садись на грузовик. На крайний случай у тебя есть этот вариант, пока ты не определишься, чем будешь заниматься'.

Прошел понедельник, наступило утро вторника. Перед уходом на работу отец вместе со мной позавтракал. Во вторник он пришел домой примерно в два часа дня, принял ванну и попросил растереть его больную спину кремом Ben-Gay. 'Я хочу вздремнуть, – сказал он мне. – Разбуди меня в пять часов'.

Отец, плохо спавший по ночам, мог иногда немного вздремнуть днем. Я ушел и вернулся примерно в 4:30. В 4:45 я поднялся наверх в его комнату, чтобы разбудить. Его кровать была пуста. Я нашел его в комнате Джоуи на маленькой кровати. Эта картина бросила меня в дрожь: со сложенными на груди руками он выглядел как мертвый.

'Что ты здесь делаешь?' – спросил я его, открывая шторы.

Отец сел и протер глаза. 'Здесь мне спится лучше. Здесь темнее, чем у меня в комнате'.

Отец оделся, чтобы куда-то идти. Мать была дома, а я в тот вечер пошел навестить друзей. На следующее утро, в восемь часов, мать разбудила меня. 'Льюис, – сказала она, – твоего отца не было всю ночь'.

Я сразу встал. 'Не беспокойся, мам. Я сейчас сделаю несколько звонков'.

Я позвонил двум знакомым отца, не видел ли его кто-либо из них. У меня была единственная надежда, возможно, он просто задерживался. Даже мысль что, наверное, его арестовали, была утешением. В час дня к нам пришла полиция из Ломбарда. 'Нас попросили из полиции графства Уилл, чтобы кто-то из вашей семьи позвонил им', – сказали полицейские.

Я позвонил в полицию графства Уилл. 'Вы можете подъехать в участок? Нам надо поговорить о вашем отце', – сказали мне.

'Вам нужен залог?'

'Нет, не нужен'.

Мои наихудшие опасения подтверждались.

Наши тети и дяди пришли к нам, чтобы посидеть с мамой, буквально парализованной страхом. Джоуи, дядя Мими и я поехали в графство Уилл на встречу с полицией. Почти всю дорогу мы молчали, погруженные в свои мысли. Мы просидели в комнате ожидания несколько минут, потом пришел один из офицеров поговорить снами.

В руках у него был отцовский медальон с распятием, его часы и бумажник. 'Вы узнаете эти вещи?' – спросил он нас.

'Это вещи моего отца', – сказал я полицейскому.

'Вы можете сказать нам, куда он ходил и с кем?' – спросил офицер.

'Подождите – перебил я. – Мой отец здесь?'

'Да, он здесь', – ответил офицер.

'Он арестован?'

'Нет, он не арестован'.

'Мы можем поговорить с отцом?'

'Нет, вы не можете с ним поговорить'.

'Он мертв?' – спросил я, наконец.

'Да, – ответил офицер. – Он мертв'.

Дядя Мими потерял сознание. Джо и я обняли друг друга и заплакали.

Я никогда не знал точно, что произошло с моим отцом, но из отдельных деталей я мог сложить общую картину. Возможно, кто-то в той организации оговорил отца перед боссами, возможно, там шла борьба между группировками, в которую отец оказался втянут. Все, что я знаю, – отец принципиальный, умный человек, его нельзя запугать. В конечном счете, отец оказался мертвым, а его тело бросили на сельской дороге рядом с кукурузным полем в Индиане. Его убийство до сих пор не раскрыто. От потери человека, которого моя мать любила всю жизнь, начиная с 14 лет, она была в шоке. В 43 года она была слишком молода, чтобы стать вдовой. Мы с братом были настолько подавлены болью, гневом и горем, что находились в оцепенении. Я звонил по телефону и делал все действия, необходимые для организации похорон, с чувством странной отрешенности от происходившего вокруг. Но когда дело коснулось свалившейся на меня ответственности, я не убежал. Я снова стал главой семьи, заняв место отца, как и тогда, когда он был в тюрьме. Однако на этот раз он уже никогда не сможет вернуться. В 22-года моя жизнь должна только начинаться. Вместо этого какая то часть моей жизни безвозвратно оборвалась.

Я снова начал делать то, о чем просил меня отец. Я стал главой семьи, но на этот раз отец не мог вернуться. Я сел за баранку его грузовика и водил его в течение самого несчастного года моей жизни, пока не понял, что мне надо делать для себя, моей матери и брата.