вышедшей замуж за принца Франциско д'Асси, но не скрывавшей своей привязанности к генералу Серрано, стал теперь добиваться только почестей и славы, подобно графине Евгении, увидевшей себя тоже обманутой в своей первой, горячей любви.
Нарваэс был холодным, честолюбивым человеком. С железной строгостью наблюдал он за порядком в войсках и тиранической властью создавал новые полки, так что армия дона Карлоса должна была наконец уступить огромному превосходству силы. Его войска расположились у Бургоса, но были до того обессилены, что генерал Кабрера согласился на предложенное ему перемирие и переговоры с королевой.
На военном совете, происходившем в присутствии дона Карлоса, были избраны парламентерами в этом деле три отважных офицера: Олимпио Агуадо, Филиппо Буонавита и маркиз де Монтолон, которые тотчас же отправились в Мадрид для начала переговоров.
Они имели двойное поручение. В случае заключения мира они были уполномочены на дальнейшее ведение дел, в противном случае им было приказано разыскать в генеральных архивах точные сведения о позициях королевских войск и планах их дальнейших действий. И именно для выполнения этого поручения не было более надежных людей, чем эти три офицера, которые уже неоднократно доказывали на деле свою изумительную неустрашимость.
Олимпио, Клод и Филиппо были встречены в Мадриде со всеми военными почестями, и даже Нарваэс, который, как нам известно, был лично знаком с ними, принял их с таким радушием, какого от него не видел никто. В особенности он питал чувство искренней дружбы к Олимпио, и это обстоятельство, казалось, могло значительно облегчить переговоры. Но, несмотря на это, они не увенчались желаемым успехом.
Маркиз де Монтолон, введенный со своими друзьями в тронный зал, объявил в присутствии всего двора условия дона Карлоса — назначить старшую дочь от брака королевы Изабеллы с принцем Франциско д'Асси в супруги сыну дона Карлоса, чтобы таким образом престол перешел к потомку дона Карлоса. Мария-Христина была не против этого предложения, но королева Изабелла и министры объявили, что не принимают его ни при каких условиях.
В таком положении находились дела, когда двор решился, откликнувшись на приглашение герцога Медина, пользовавшегося расположением королев из-за того, что его мать была королевской инфантой, по дороге в замок Эскуриал заехать к нему, чтобы присутствовать на празднике.
По просьбе королевы-матери три офицера дона Карлоса тоже получили приглашение на пир; эта интриганка готовилась объявить на банкете свое решение — представить предложение дона Карлоса на обсуждение кортесов и таким образом сделать соглашение между враждующими партиями возможным.
Роковой день, когда должен был решиться этот вопрос, настал и, между тем как три офицера дона Карлоса поскакали в замок Медина на лошадях, королевы и их свита отправились в путь в удобных дорожных экипажах, которые должны были доставить их затем в Эскуриал. Придворная прислуга получила приказ отправиться вместе с багажом прямо в Эскуриал, чтобы приготовить все к приему королев.
Генерал-интендант Энграннос поехал в замок Медина раньше, чтобы известить герцога о приезде королев и двора. В имении все это время происходила такая суета, какой там еще никогда не было. Поваров выписали из Парижа, в парке готовилась блестящая иллюминация, аллеи усыпались лавровыми ветками и цветами, и на башнях замка развевались большие флаги в честь королев. В залах были накрыты столы, на лестницах постелены новые, прекрасные ковры, и герцог сам, не останавливаясь ни перед какими издержками, распоряжался устройством банкета.
Галереи столовой, где сидели музыканты, выписанные из Мадрида, были украшены шитыми золотом флагами испанских национальных цветов; в одном из боковых залов был сервирован стол для придворных; другие, превращенные в садовый павильон бесчисленным множеством тропических растений, должны были служить местом отдыха и беседы после обеда.
Герцог Медина пожертвовал всем, чтобы достойно, с подобающей роскошью принять августейших гостей, и сам, в сопровождении генерал-интенданта и шталмейстеров, отправился на встречу, чтобы приветствовать королев на границе своих владений.
В первой подъехавшей к нему карете, запряженной шестеркой прекрасных лошадей, сидели Изабелла и ее маленький супруг, во второй — Мария-Христина и герцог Риансарес, в третьей карете ехали придворные дамы: Евгения де Монтихо и Паула де Бельвиль, а в четвертой — придворные дамы королевы- матери. Генералы и адъютанты образовали блестящую свиту, в которой находились также три офицера дона Карлоса в парадных мундирах карлистов.
Герцог Медина соскочил с лошади, подошел к карете королев и поблагодарил их за милость, которую они доставляют ему своим посещением. Мария-Христина была чрезвычайно любезна с герцогом, Изабелла даже дала ему поцеловать свою руку, а прекрасная Евгения, с которой разговаривал Олимпио, скакавший возле ее экипажа, приветствовала герцога радостной улыбкой.
Затем экипажи направились к разукрашенному старинному замку, и королева-мать заметила с довольной улыбкой, что дорога, по которой они ехали, была усыпана цветами.
Изабелла охотнее разговаривала с герцогом, ехавшим возле ее кареты, нежели со своим скучным супругом, общество которого для нее всегда было в тягость.
У входа в парк стояла многочисленная прислуга, начиная от смотрителя замка до конюхов, в парадных ливреях, и под колоннами портала герцог сам отворил дверцы королевских экипажей и помог выйти королевам.
Эндемо, низко кланяясь, стоял на почтительном расстоянии и ждал минуты, когда и он будет подведен к их величествам и представлен им.
Мария-Христина и Изабелла обратили милостивое внимание на прекрасный парк и сделанные в честь их приезда украшения из цветов. И в то время как генерал-интендант провожал королев в назначенные для них уборные, устроенные с неописуемой роскошью, герцог Риансарес, к которому присоединился и король, посетил образцовые конюшни герцога Медина, чтобы посмотреть их устройство и прекрасных лошадей.
Управляющий Эндемо повел придворных дам, освобожденных на этот раз от опеки камерфрау, в парк и старался занять их, доставить им удовольствие.
Наконец королевы были готовы к торжеству; генерал-интендант поспешил доложить об этом герцогу Медина, и через некоторое время гости заполнили залы.
Садовый павильон, из которого терраса вела в парк, оставался пока незанятым. Господа и дамы, составлявшие свиту, поместились в боковом зале, между тем как королевы с некоторыми из придворных и герцогом Медина, сели за стол, сервированный в главном зале. Бесчисленные канделябры и люстры излучали ослепительный свет; с галереи лились звуки музыки; лакеи, одетые в парадные ливреи, разносили гостям изысканные кушанья. Там были, между прочим, и пучеро из черепах, дичь и форели; птичьи гнезда и соусы из устриц, приготовленные на испанский лад; рагу из дичи и рыбьих языков; а к ним подавались разные французские и испанские вина, искусно приготовленное печенье и восточные сладости, шампанское, мороженое в разных формах и различные прекрасные фрукты.
За главным столом сидели королевы со своими супругами, три уполномоченных офицера дона Карлоса и герцог Медина. Разговор был очень оживленным, и в боковом зале, казалось, все были тоже в наилучшем расположении духа, так как генералы и адъютанты, по приглашению Эндемо, усердно пили шампанское и угощали своих дам.
В заключение был подан душистый кофе в маленьких китайских чашечках, и после этого молодая королева встала из-за стола.
Изабелла попросила герцога Медина проводить ее в прохладный садовый павильон. По знаку, поданному королевами, и свита встала из-за стола: графиня Евгения с доном Олимпио Агуадо, маркиза с Эндемо и другие придворные господа и дамы тоже отправились в маленький, прекрасно оборудованный боковой зал, чтобы поболтать и насладиться прохладным свежим воздухом, проникавшим из парка, сидя в креслах, окруженных тенью пальмовых и апельсиновых деревьев.
Тем временем солнце уже успело зайти, и приятный полумрак распространялся над парком Медина. Лакеи зажгли лампы и разноцветные фонари, которыми были украшены деревья, грядки и клумбы, так что весь парк представлял волшебную картину.
Королева-мать осталась со своим супругом и маркизом де Монтолоном в главном зале и выразила