участи, которая тебя ожидает?

— Пусть будет, что будет, отец; я должна ехать с ним; а о будущем я еще не думала.

— Софи, сжалься! Подумай о моем честном имени! Ведь ты опозоришь меня, мисс Говард будут называть любовницей принца. Зачем скрывать это, назовем вещи своими именами, ты дрожишь? Да, любовницей, бесчестной женщиной, повторяю я тебе еще раз.

— Отец, это слишком! Ты считаешь себя вправе говорить подобные вещи, потому что ты мой отец! — воскликнула Софи, выпрямляясь и от волнения дрожа всем телом.

— Ты думаешь, я боюсь твоего гнева? Я выполняю свою обязанность как отец! Горе тебе, если ты не послушаешь моих слов. Подумай о своей матери, Софи! Не позорь моего имени!

— Не бойся, отец, и не удерживай меня, твои уговоры напрасны!

— Несчастное дитя! — воскликнул мистер Говард. — Выбирай между ним и мной! Выбирай, Софи, между твоим отцом и тем человеком!

— Моя участь уже решена, отец, я выбрала и решила всюду следовать за принцем, я его люблю.

— Так иди с моим проклятьем! — воскликнул старый Говард и оттолкнул свое единственное дитя. — Я проклинаю тебя! Скрой твое честное имя! Пусть мне никто не говорит, что мисс Говард, моя дочь, любовница! Я убью того человека, который осмелится произнести при мне эти слова.

— Твое проклятье! — повторила Софи, закрывая лицо руками. — Твое проклятье! Сжалься, возьми назад эти слова!

— А ты жалеешь меня? Ты возьмешь назад слово, которое выманил у тебя тот человек? Софи, не оставляй своего старого отца! Останься честной! Останься моим ребенком! Подумай, какое горе только что поразило меня! Я умоляю тебя именем твоей матери: спаси меня и себя от позора и гибели.

Софи была упряма и тверда в своем намерении. Решение ее уже созрело, она не колебалась ни одной минуты, ни малейшего признака борьбы, ни тени сомнения не шевельнулось в ее душе. Она была непреклонна, но так же непреклонен был и ее отец, который заранее предвидел падение и несчастье своей горячо любимой дочери.

— Ты отказываешь мне в благословении и наследстве моей матери. Хорошо же, я уйду без них, я никому не скажу, что у меня есть отец!

— Софи, неразумное дитя! Безумие говорит в тебе. Оглянись, ради Бога! Прошу тебя!

— Прощай, мы больше никогда не увидимся!

— Софи, подумай, еще есть время, разве тебе не жаль меня, рассуди, какую тяжелую рану наносишь ты моему и без того уже разбитому сердцу. Разве ты не моя дочь?

— Я была ею. Ты сам разорвал связывающие нас узы.

— Так иди же с моим проклятием по твоему позорному пути, безумная! Горе тебе! Ты идешь к пропасти, не подозревая своей гибели. Горе мне, отцу такой женщины! Хоть бы небо призвало меня к себе и избавило от позора, которым это дитя покроет честное имя Говардов.

Убитый горем, отец в изнеможении опустился в кресло, он сильно дрожал; таким взволнованным, таким слабым он никогда еще не был. Он потерял свою любимую жену! И теперь терял также свое единственное дитя! Софи, тронутая видом безутешного отца, подошла к нему и хотела обнять его колени. Но было уже поздно! Говард ее оттолкнул.

— Я уже не отец тебе, — произнес он невнятным голосом. — Ступай к человеку, которому ты продала свою жизнь! Мы с тобой расстались навсегда!

Софи вышла. Могла ли самая сильная любовь принца заставить ее забыть этот час и сравниться с ее жертвой. Могла ли она отвратить проклятье любящего, заботливого своего отца?

Темный человек не присутствовал здесь в этот час; чем же он виноват, что мисс Говард была так глупа, поверив в его искреннюю и вечную любовь? Так убеждал он себя, чтобы успокоить поднимавшиеся в нем порой упреки совести, которая позже замолчала и больше не упрекала его ни в чем.

А Софи, проклятая дочь старого Говарда, оставила горем убитого отца, покинула родительский дом и родину. Падший ангел, ослепленная любовью к принцу, она привязалась к его судьбе. Предостерегающие слова отца были забыты, она уже не боялась его предсказаний и доверяла чужеземцу намного больше, чем когда-то своему отцу. Она счастливо улыбнулась, встретившись с ним на железной дороге, чтобы отправиться вместе в Лувр, и не подозревала, что делалось в это время в родительском доме. Бедный ее отец не вынес этого последнего удара, он заболел и вскоре последовал за своей женой. Второго удара не выдержала сильная натура Говарда.

Софи узнала об этом, уже когда приехала в Париж и наняла квартиру в роскошном доме на улице Ришелье; принц Луи, занявший Рейнский отель, старался успокоить ее; и ему действительно удалось утешить сердце легковерной девушки.

Любовь к принцу пересилила горе; она была так отуманена льстивыми и лживыми словами принца, что была в состоянии легко отнестись к потере отца. Только намного позже, через несколько лет, несчастная почувствовала, как велика для нее была эта потеря. В данное время она еще не смогла оценить ее, потому что человек, которого она любила, утешал ее лестью и мнимой любовью.

В скором времени Софи стала владелицей большого состояния и отдала его принцу, который воспользовался им в своих интересах. Она радовалась в гордом ослеплении, когда он десятого декабря 1848 года был выбран президентом республики. Бедняжка даже не подозревала, что чем он выше поднимается, тем она ниже падает. Она думала, что ее счастье возвышается вместе с его счастьем, и не замечала, как незаметно падает в пропасть, на которую ей указывал отец.

Все розыски Долорес, предпринятые Олимпио и маркизом, были напрасными, неустанные старания Валентине напасть на след тоже пропали даром. Только одно обстоятельство, которое Валентино узнал от матросов в Сутенде, могло немного разъяснить положение дел. Это обстоятельство было такого рода:

На пароходе «La Flecha» был рулевой из Лондона по имени Коннель. Кроме рулевого и владельца корабля, никто не знал, куда этот пароход направлял свой путь. Из декларации в таможне ничего нельзя было узнать, там было сказано, что он отплыл в Испанию; но ни Валентино, ни его господин не верили этому. Валентино узнал от матросов другого корабля, что у рулевого Коннеля есть в Лондоне брат, который страшно пил. Чтобы спасти брата от порока, Коннель хотел взять его с собой на пароход, дал большое жалованье и сообщил ему место назначения. Тот сначала согласился на предложение, взял задаток, но в условленное время на пароход не явился, так что тот отплыл без него. Теперь только нужно было выяснить, где жил этот пьяница, а это было нелегко.

Наконец Валентино удалось отыскать Коннеля, который проводил целые дни в известном кабаке, а ночи в ночлежных комнатах предместья Лондона. Когда Валентино принес это известие, маркиз был дома, и решил тотчас же начать поиски. Чтобы быстрее достичь своей цели, он взял с собой большую сумму денег. Валентино получил приказ идти к кабаку, а сам маркиз отправился к ночлежному приюту. Становилось уже темно, и они во что бы то ни стало хотели немедленно найти Коннеля в том или в другом месте.

Клод завернулся в плащ, чтобы спрятаться от холода и не выделяться своей внешностью; он хотел появиться в ночлежке не джентльменом, а в костюме, напоминающем костюмы посетителей ночлежных комнат. Чтобы не показаться знатным и богатым, маркиз не стал нанимать кэб и решил сеть в омнибус, который ехал в ту часть города.

В своей старой шляпе и пальто Клод был похож на те темные личности, которые прежде знавали лучшую жизнь, теперь же не пренебрегают переночевать в ночлежных комнатах, платя по полпенса за вход.

Валентино не мог удержаться от смеха, увидев наряд маркиза, и уверял его, что никто не в состоянии будет узнать Клода де Монтолона. Сам маркиз должен был сознаться, что он на улице отошел бы с недоверием от подобного субъекта.