языка и нежность прикосновения рукой составляли странный контраст, разжигающий в Лесли желание. Невил, прикусив один сосочек зубами, другой слегка сжал пальцами, поворачивая из стороны в сторону и нежно потягивая. Затем, полностью сосредоточившись на левой груди, он легко прикусил сосок и, сжимая и разжимая губы, ласкал его языком, будто сладким жалом.

— Лесли, — донеслось до нее словно из глубины ущелья.

Даже его голос, лишь тронув слух, отозвался во всем теле волной желания. Лесли захотела удержать эту волну, и ее ноги, обхватившие бедро Невила, сжались.

— Лесли, — страстно прохрипел Невил, — посмотри на меня!

Его взгляд поразил Лесли темной пустотой, которая — она почувствовала это всеми фибрами своего существа — звала ее к себе неотвратимо. Но, подумала Лесли, если не внять этому зову, мир вокруг рухнет и она погибнет под его обломками.

— Нет! — вырвалось из ее груди.

На этот раз Невил понял, что слово, оброненное Лесли, не означает отказа.

— Да, — сказал он и властно обнял ее за талию.

На этот раз все было иначе, чем раньше. Желание сжигало обоих, не оставив времени для долгих прелюдий. Невил почти бессознательно, подчиняясь беззвучному, но оттого не менее мощному зову Лесли, овладел ею. Он делал это молча, страстно, до боли, до радостного остервенения сжимая ее в объятиях. И она обнимала его так, словно только это и удерживает ее на границе сознания и некой вращающейся бездны. Она следовала каждому движению Невила, оказывая при этом упругое сопротивление его победному продвижению сквозь ее естество. Наконец Лесли стало уже нестерпимо цепляться за краешек этого мира и она, разжав объятия, отдалась отчаянной агонии то ли его власти над собой, то ли ликующей победе над ним. Но вдруг все кончилось, Лесли открыла глаза.

— Так, наверное, любят боги, — сказала она фразу, вычитанную когда-то в юности в одном романе. Но произнесла это совершенно искренне.

— Лесли, я счастлив. И, ты знаешь, милая, я безумно горд.

Он еще что-то говорил ей, но Лесли понимала только интонацию, и лишь по интонации улавливала смысл его слов. Последнее, что она была в состоянии сказать, думая, что разумно изъясняется, но на самом деле даже не закончив предложения:

— Невил, подожди меня, пока я полетаю… И, счастливая и обессиленная, она уснула на его плече.

Когда Лесли очнулась, было уже четыре часа. Невила рядом не было, он исчез, словно прекрасный сон. Вот только куда, черт его дери?!

Лесли сбежала вниз, в столовую. Ей настоятельно требовалось подкрепить чем-нибудь силы, растраченные в любовной схватке. В любовной игре, в любовном танце, в солнечной Тантре, в сияющем Дао! Лесли прыгала через ступени, словно школьница, и, как хорошо выученный урок, перебирала в уме все известные ей определения того чуда, что случилось с ними утром. На столе в столовой она увидела листок бумаги.

«Лесли, к сожалению, дела призывают меня в студию. Не скучай. Ночью мы обязательно устроим себе праздник, чтоб восстановить справедливость этого мира!»

Лесли улыбнулась. Ночью… Звучит многообещающе.

— Ночью мы устроим карнавал с фейерверками. Вот так! — сказала она пустой комнате.

Наливая чай в любимую чашку, Лесли еще раз с удовольствием прокрутила перед глазами дивную пантомиму, разыгранную несколько часов назад в спальне наверху. Никогда она не чувствовала себя более счастливой и любимой. Звонок в дверь застал ее врасплох. Кто-то очень настырный позвонил еще раз, а потом еще. Лесли с сожалением отставила чашку и пошла открывать: сегодня в доме она была единственным живым существом.

Лесли открыла дверь одновременно с новой трелью. На пороге, залитая ярким солнечным светом, профессионально улыбаясь, стояла Клер Уилсон.

— Я звоню вам все утро и весь день. Где Невил? У нас назначена встреча, мы должны ужинать сегодня вместе.

Лесли не успела предложить ей войти, гостья сделала это сама.

— Кажется, Невил говорил, что задержится в студии, — соврала Лесли.

Взглянув на Клер, она вдруг разозлилась на себя. Опять лгать, опять чувствовать досадную ненужность, неуместность и в этом доме, и в жизни Невила. Ей удалось ненадолго забыть о существовании всех прочих женщин, и Клер в первую очередь, но зато как теперь тяжело просыпаться!

Однако Клер не очень-то понравилось, что Невил предупредил Лесли о задержке сегодняшним вечером.

— На твоем месте я бы проследила за мужем, — наставительно сказала она. — Если бы я, например, не уехала в Америку, Невил не женился бы на тебе. Он не любит тебя.

— Но он выбрал все-таки не Клер Уилсон, — отчеканила Лесли. — Я попросила бы вас избавить меня от этого разговора. Прощайте.

Мало кто осмеливался разговаривать подобным образом с Клер. Злоба исказила красиво подкрашенное лицо звезды, обнажая явно неаристократические корни актрисы. Однако ей хватило то ли здравомыслия, то ли, может быть, достоинства не вступать в дальнейшие споры и уйти.

Поле битвы осталось за Лесли, но это почему-то не радовало.

Она взяла чашку и допила остывший чай. Силы покинули ее. Она сидела в кресле, словно кукла, мыслей в голове осталось ровно столько же, сколько у тряпичного существа со стеклянными глазами. Из оцепенения ее вывел телефонный звонок.

— Лесли! — услышала она.

— Да?

— Лесли, мне очень жаль…

— Но ты сильно задержишься и хочешь заранее получить индульгенцию?

— Да, понимаешь, на меня свалились очень тяжелые переговоры. Я приеду домой поздно.

— Ничего, Невил. Я как раз собиралась тебе позвонить. Я нашла записку, но праздник надо отложить. Дизайнер, которого мы наняли, уже выехал в Гринсливз, менять что-то поздно, так что мне придется исчезнуть из Лондона…

— Ты надолго? — в голосе Невила зазвучали беспокойные нотки.

— Думаю, не менее чем на неделю.

— А побыстрее нельзя?

— Но, Невил… К чему торопиться? Дом — это очень важно. Он ведь для тебя все. Правда?

— Прости, милая, я не смогу тебя проводить. У меня очень тяжелые переговоры. Может быть, дело затянется до полуночи.

— Ничего, Невил. Я все понимаю. Я очень хорошо все понимаю.

Она лгала насчет своей занятости, он лгал ей о своей работе. Сколько это может продолжаться. Неужели их отношения будут построены на лжи. Он занимался с ней любовью. А думал при этом… Неужели он представлял себе Клер Уилсон?

Бежать! И чем скорее, тем лучше. Ложь ей невыносима.

На сборы ушло не более пятнадцати минут, на протяжении которых внутри Лесли не прекращался гневный монолог. Она немного успокоилась, только когда бросила чемодан в багажник и села за руль. По дороге в Гринсливз Лесли старалась думать лишь о том, как хорошо иметь форсированный движок, как быстро осень меняет пейзаж и какие ковры она закажет для гостиной.

Невил когда-то сравнил ее с монашкой. Что ж! Монастырь не самое худшее место на земле. Кстати, его можно выстроить и в миру, было бы желание. Ее монастырем станет Гринсливз. Она спрячется за толстыми стенами викторианского дома и заживет согласно эпохе, которой он принадлежит.

Приехав в Гринсливз, Лесли мягко, но твердо отказалась от гостеприимства Кристины и полностью посвятила себя обустройству дома и усадьбы. Она трудилась как пчелка, даже не замечая, что взвалила на себя ношу, слишком тяжелую для одного человека. Лесли почти не спала, очень мало ела. Когда после трехдневного перерыва она появилась в доме Кристины, та, не удержавшись, выговорила ей:

— Лесли, ты слишком много работаешь. Так нельзя. Невил отчитал меня по телефону и велел хоть