который обретает в ее присутствии. В случае тревоги королева удержит его…

Самым трудным будет приблизиться к замку: ночи стоят светлые, и часовые на бастионах могут дать сигнал, а тогда — все пропало. Проследите, господа, чтобы ваши люди сняли с себя металлические латы и панцири, все, что может создавать излишний шум.

— А как же оружие? — спросил Жан де Бюэй.

— Кинжал и шпага — для офицеров, кинжал и топор — для солдат. Итак, в полночь мы открываем боковую потерну. Вы входите. Бюэй и Лоре направляются к Многоугольной башне, а в это время все остальные во главе с Брезе и Роснивененом поднимаются наверх и убивают Ла Тремуйля. Заговорщики согласно кивнули. Катрин не выдержала:

— А что буду делать я?

Пока говорил Гокур, мадам де Монсальви все яснее осознавала, что ее лишали права участвовать в убийстве злейшего врага. В ней нарастало возмущение; больше нельзя было молчать. Воцарилась тишина. Рыцари повернулись к ней, и стало понятно, что, кроме Брезе, никто не поддержит ее. Общее мнение выразил Гокур.

— Мадам, — вежливо обратился он к Катрин, — мы попросили вас прийти сюда для того, чтобы вы знали, как мы будем действовать. Это справедливо, и мы обязаны были так поступить. А то, что предстоит сделать, — мужская работа. Мы с благодарностью выражаем вам свою признательность, но все-таки…

— Подождите, — оборвала его молодая женщина, резко встав со своего места. — Я приехала в Шинон не для того, чтобы принимать поздравления и слушать приятные слова, спокойно лежать в постели и ждать, пока вы будете расправляться с хищником. Я должна быть вместе с вами!

— Там не место женщине, — воскликнул Лоре. — Не нужны нам юбки в бою!

— Забудьте, что я женщина! Вы должны видеть во мне Арно де Монсальви, которого я представляю здесь!

— Солдатам будет непонятно, зачем вы идете с нами в бой.

— Я переоденусь в мужской костюм. Но еще раз, монсеньоры, я настаиваю: я хочу быть вместе с вами.

И снова тишина. Катрин видела, как все вопросительно переглянулись. Даже Брезе не одобрял ее участия в нападении: она поняла это по его поведению. И лишь Тристан решился защитить ее:

— Вы не можете отказать мадам Катрин в этой просьбе. Не вы ли согласились на безумную опасность, которой она подвергала себя, ради того, чтобы заговор увенчался успехом? И теперь вы ее отвергаете? Несправедливо лишать человека возможности вкусить плоды победы!

Рауль де Гокур молча направился к лестнице, вырубленной в скале, поднялся на пару ступенек и лишь тогда обернулся:

— Вы правы, Тристан. Это было бы несправедливо. До встречи завтра, в полночь.

Его решительный тон не вызвал возражений. Катрин отвергла руку, предложенную де Брезе, который намеревался проводить ее до гостиницы, и, подойдя к Тристану, сама взяла руку оруженосца.

— Пойдемте, друг мой. Вам пора отдохнуть, — сказала она с признательностью, и они направились к выходу из грота. Она даже не взглянула на расстроенного Пьера: он не помог ей, и такого предательства она простить не могла.

Войдя в комнату, молодая женщина увидела Сару, приподнявшуюся в постели.

— Ну и как?

— Назначили на завтра, в полночь.

— Ну, что же, может быть, завтра наступит конец этой безумной авантюре.

Удовлетворенная этим известием, Сара повернулась на бок и продолжала прерванный сон.

Стояла светлая теплая июньская ночь. Катрин задыхалась от жары в своем темном, облегающем плаще, поднимаясь вместе с другими к стенам замка. Рядом с ней шагали плечом к плечу Бюэй, Лоре, Коэтиви, Брезе и Роснивенен. Тристан замыкал отряд, идя рядом с солдатами. Двигались совершенно бесшумно, словно призраки. Приказ Жана де Бюэя был категоричен: никаких звенящих стальных доспехов и оружия. На солдатах остались лишь щитки из кожи буйволов, а за пояса заткнуты топоры и кинжалы. Трудно было прочитать что-нибудь на их суровых лицах. Молчаливые, вышколенные, они поднимались ровным шагом все ближе к стенам замка.

Тень многогранной башни падала вниз, создавая спасительное прикрытие для отряда. Катрин размышляла о том, каким странным фоном является эта светлая, голубоватая ночная тень для задуманного смертельного марша. Ей больше по душе была непроницаемая тьма или хотя бы туманная ночь, но все равно радость и гордость за доверие не покидали ее. Она шла бок о бок с мужчинами. Эти люди прибыли сюда на решающий бой, каждый рискнул своей жизнью совершенно сознательно, только благодаря ее непоколебимой воле. Еще немного — и она или будет праздновать победу, или окажется побежденной. Уходя из гостиницы и прощаясь с Сарой, после всех наставлений она попросила:

— Если я не вернусь, ты поедешь в Монсальви и передашь моему мужу, что я погибла в борьбе за него. Я поручаю тебе заботиться о Мишеле.

— Можешь этого не говорить, — спокойно ответила Сара. — Ты вернешься.

— Как ты можешь знать?

— Твой час еще не пришел. Я это чувствую. Чем ближе к замку, тем больше Катрин думала, что Сара на этот раз могла ошибиться. Отряд, показавшийся ей большим вначале, по мере того как они подходили к новым каменным стенам крепости, уменьшался в ее глазах. Она беспокойно вздохнула, и тут же Пьер де Брезе, шагавший рядом с ней, попытался взять ее за руку, но она воспротивилась… Не время было для любовных излияний, да и не хотела она выглядеть в глазах этих мужчин иначе как товарищем по оружию.

— Катрин, — спросил с упреком молодой человек, — почему вы избегаете меня?

Она промолчала. Ответил Коэтиви:

— Тихо! Мы приближаемся.

Они уже были на вершине холма, у самой стены, и можно было хорошо различить часовых на постах. Ни одно окно замка не освещалось. Король, видимо, тоже спал в своей широкой кровати рядом с королевой, которая не смыкала глаз. Она обещала не спать, да и как она могла спать, зная о предстоящих событиях?

По команде де Бюэя отряд прижался к стене и стал невидимым с дозорной тропы замка. Капитан де Бюэй один подошел к воротам потерны. Катрин невольно затаила дыхание. У ее ног простирался город с его блестевшими под луной островерхими крышами, похожий на большую вязанку хвороста, перепоясанную лентой оборонительных сооружений, повторявших изгибы серебристой реки. Бархатный голос колокола Мари-Жавель отбил полночь, и Катрин вздрогнула. За этой пока закрытой дверью Гокур и Фретар ожидали встречи с отрядом.

— Открывают, — прошептал кто-то.

И точно: дрожащий желтый свет пробился через раздвигающиеся створки. Открывавший держал в руках лампу. Катрин увидела два закованных в латы силуэта: коменданту и его помощнику не было необходимости снимать свои доспехи. Один за другим люди ныряли в проход, оставленный Фретаром. Катрин вошла вслед за Пьером, который резко схватил ее за руку и спрятал за свою спину. Она раздраженно выдернула руку.

И вот она очутилась во дворе Кудрэ с другой стороны башни, называемой Мельничной. Это западная часть укрепленного района. Перед ней совсем рядом вздымалась громадная круглая башня, где спал ее враг. За ней виднелась колокольня церкви Святого Мартина… Она наконец-то была у цели!

Гокур, освещая лампой лица входивших, пересчитывал их. Когда вошел последний, потерна закрылась так же бесшумно, как и открылась. Комендант возглавил отряд. Рукой, на которой был щит, он показал в направлении донжона. Вверху, над своей головой, Катрин слышала медленные, размеренные шаги часовых на укреплениях. Ни один из них не остановился. Операция проходила на редкость тихо. Бюэй и Лоре направились к одной из башен. Коэтиви и Тристан вместе со своей группой исчезли в тени донжона. Входя в дверь Кудра, Катрин вздохнула несколько раз, чтобы успокоить бешено стучавшее сердце. Нащупав кинжал на поясе, она крепко сжала его левой рукой. Длинной молчаливой змейкой отряд поднимался по винтовой лестнице в неровном свете дымящихся ламп к верхнему этажу, где устроился главный камергер.