породистой лошади.

— На самом деле очень хороша. Настоящее сокровище, достойное королевской постели. Грудь округлая и гордая, прекрасные плечики… ножки, кажется, длинные… а лицо превосходно! Большие глубокие глаза… Эти чудные губы.

Астматическое дыхание Ла Тремуйля стало еще прерывистее, но он беспрестанно облизывал губы.

Почувствовав, что надо играть до конца и что слишком скромное поведение не соответствует представлениям о девушке из Египта, Катрин заставила себя кокетливо улыбнуться своему врагу. Ее походка стала провоцирующей, и она даже подмигнула камергеру, от чего он стал фиолетовым.

— Чудная, — прошепелявил он. — Как могло случиться, что я не видел ее раньше?

— Это беженка, — пробасил Жиль де Рэ. — Всего несколько дней назад она прибилась к лагерю Феро вместе со своей теткой. Они была рабынями.

Слава Богу! Жиль, кажется, не думал раскрывать ее настоящую личность. Она почувствовала облегчение.

Ла Тремуйль пожелал, чтобы на его допросы отвечала Катрин, а не Жиль.

— Пусть она сама ответит, я хочу слышать ее голос. Как тебя зовут, малышка?

— Чалан, сеньор! На нашем языке это значит «звезда».

— Тебе это имя великолепно подходит. Пойдем же со мной, прекрасная Звезда, мне не терпится познакомиться с тобой поближе.

Он уже схватил руку Катрин и, повернувшись ж Жилю де Рэ, сказал:

— Спасибо за подарок, братец. Ты всегда знаешь, что мне надо дарить.

Но Жиль встал на их пути. Плотно сжатые губы не обещали ничего хорошего, а темные глаза блестели опасным огнем.

— Минуточку, кузен. Это верно, я для тебя подобрал эту девку, но я не хочу отдавать ее сегодня.

Катрин с удивлением посмотрела на Жиля. Она полагала, что он полностью зависит от своего всесильного кузена. И вот оказывается, что они не были такими дружными, как ей представлялось. Наоборот. Безмерная надменность Жиля не позволяла ему быть преданным вассалом. Его трудно было представить зависящим от кого-либо, а в эту минуту глаза Жиля излучали уничтожающий огонь. Чем же кончится дуэль между тигром и шакалом?

Узкие глазки Ла Тремуйля, заплывшие жиром, стали еще меньше, а толстые губы сердито надулись. Но он не выпустил ее руку. Катрин заметила, что рука, державшая ее за запястье, стала мокрой. Видимо, Ла Тремуйль боялся своего опасного кузена. К ее удивлению, его голос был ровным, когда он спросил:

— А почему не сегодня?

— Потому что сегодня вечером она принадлежит мне. Это я ее нашел, спас от когтей цыганки, собиравшейся убить ее, привел сюда и отмыл от грязи. Ты ее получишь завтра, а уж, по крайней мере, эту ночь я проведу с ней.

— Здесь все подчиняются мне, — сказал сердито Ла Тремуйль. — Стоит мне только приказать, и двадцать, человек…

— Но ты этого не сделаешь, дорогой кузен, потому что все равно не получишь эту девочку. Я лучше убью ее. И потом, я слишком много знаю, чтобы ты посмел так поступать со мной. Что скажет, например, твоя жена красавица Катрин, если узнает, какое великолепное колье из золота с эмалью ты подарил премилой жене местного старшины за одну проведенную с тобой ночь?

На этот раз Ла Тремуйль отпустил руку Катрин. Молодая женщина с увлечением наблюдала за этим поединком, в котором решалась ее судьба. Она пришла к заключению, что всемогущий Ла Тремуйль, этот бич королевства, боялся как огня свою жену. Хорошо, что она это узнала.

На сегодняшний вечер Жиль де Рэ отстоял ее. Она, правда, не знала, следует ли этому радоваться.

Толстый камергер направился к дверям, с сожалением посмотрев на Катрин.

— Хорошо, — пробормотал он, пожав плечом. — Оставь ее до завтра, но утром я пришлю за ней. И будь осторожен в обращении с ней, потому что и я могу забыть свою нежную привязанность к тебе, дорогой кузен.

Еще один последний взгляд, некое подобие улыбки в сторону Катрин, и он исчез. Бесстрастные солдаты закрыли за собой двери. Катрин и Жиль де Рэ остались одни. У нее на сердце была тяжесть. Ее положение было ужасающим. Она поняла, что, желая вытащить Ла Тремуйля из этого замка, где его надежно охраняли, может очутиться между молотом и наковальней. Катрин предполагала, что ее пригласят танцевать и развлекать главного камергера; затем, сблизившись с ним, она уговорит его поехать в Шинон, рассчитывая на приманку, придуманную ею. Но столкновение между ужасным Жилем де Рэ и толстым камергером показало, что ее жизнь не так уж много стоила. Жиль хотел поразвлечься с ней, а потом, без церемоний, бросить в постель Ла Тремуйля. А что будет с ней, когда она ему надоест? Будет ли у нее вообще время осуществить свой план? Жиль был не из тех, кто отпускает своих пленников на свободу.

Сеньор с иссиня-черной бородой быстро подошел к дверям и закрыл их на массивную

задвижку. Потом вернулся к окну, сделал два-три глубоких вдоха и выдоха, явно для того, чтобы успокоиться.

Приглушенные звуки лютни и виолы растекались в ночи, легкие и меланхоличные.

— В комнате у короля дают концерт, — пробормотал Жиль голосом, в котором больше не было гнева. — Как великолепна эта музыка! Нет ничего лучше, божественнее музыки… особенно когда она исполняется детскими голосами. Но король не любит детских голосов.

Он говорил сам себе, возможно, даже забыв о присутствии Катрин, но она ощутила, как дрожь пробежала по ее спине при воспоминании об ужасных ночах в Шантосе, когда звучала потрясающая исповедь старого Жана де Краона.

Она переплела пальцы и сжала их изо всей силы. Не следовало ее тюремщику знать, как она боится его. Если она хочет выиграть опасную партию, надо сохранять хладнокровие.

Катрин шагнула к мрачной фигуре, прислонившейся к окну.

— Почему вы не рассказали кузену о том, кто я есть на самом деле?

Он ответил, не глядя на нее:

— Потому что я не хочу, чтобы мадам Катрин де Брази сгнила заживо в тюрьме! Напротив, цыганка по имени Чалан представляет большую ценность в моих глазах.

Катрин решила поставить все на карту ради того, чтобы увидеть реакцию де Рэ.

— Меня больше не зовут Катрин де Брази. Перед Богом и людьми я супруга Ар но де Монсальви!

При этом имени Жиль де Рэ дернулся как укушенный. Он повернулся к Катрин и посмотрел на нее с удивлением.

— Как это могло случиться? Монсальви умер в тюрьме Сюлли-сюр-Луар почти два года назад. Ла Тремуйль — хороший тюремщик, подвалы его замка в Сюлли никогда не отдают своих пленников.

— Я думаю, вы плохо осведомлены, потому что мы обвенчались с Арно де Монсальви в Бурже, в церкви Сен-Пьер-ле-Гийар в ночь с 24 на 25 декабря 1431 года. Нас обвенчал брат Жан Паскрель. Помните Жана Паскреля, мессир де Рэ? Он был духовником…

Испуганным жестом Жиль де Рэ приказал ей замолчать.

— Не произносите это имя! — задыхался он, поспешно крестясь. — Только не при мне! Никогда не говорите о нем в моем присутствии! Боже… если она вас услышала!

— Ее нет в живых, — сказала презрительно Катрин, видя животный страх, охвативший его. — Чего вам бояться?

— Она мертва, но ее душа живет, а душа колдуньи всегда опасна. Ее можно вызвать, назвав по имени. Я не хочу слышать это имя!

— Как вам будет угодно, — ответила Катрин, пожимая плечами. — Но тем не менее я — графиня де Монсальви, и у меня есть сын.

С той минуты, как Катрин отказалась произносить имя Жанны д'Арк, Жиль успокоился. Его