сада.

— Мадонна! — простонала Ванина. — А есть ли в этом городе помпы? Если никто не будет бороться с пожаром, весь квартал может сгореть…

Словно услышав ее слова, небо прорвалось. Под апокалипсические раскаты грома потоки воды низверглись на Москву, мгновенно затопив сад Долгоруких и его временных обитателей, которые устремились прочь от клубов обжигающего пара, бьющего из недр горящего здания. Вскоре пожар превратился в паровой котел.

Промокнув до нитки, товарищи по несчастью стали искать укрытие, но в саду не оказалось ни киоска, ни беседки.

— Надо уходить отсюда, — воскликнула Антони, — иначе мы схватим простуду…

— Это еще не так страшно, — проворчала Ванина. — Но я рискую потерять голос. Я привыкла к солнцу и боюсь сырости как чумы. Достаточно мне простудиться, и я не смогу больше петь!

— Я восхищен, — съехидничал Лекен, — что вы в такой момент думаете о пении… Но я согласен с вами, что надо немедленно покинуть это негостеприимное место. Вопрос только… как?

В самом деле: это было легче пожелать, чем осуществить. В окружавших сад стенах и решетках единственным выходом была маленькая низкая дверь, запертая замком, достойным сокровищницы, который, по всей видимости, открыть было невозможно.

— Но бандиты вошли же здесь недавно, — сказала Луиза Фюзиль. — Почему бы нам не выйти?

— Они вошли, перелезая через стену, — объяснил Лекен. — Конечно, я могу подсадить вас туда, если вы потом поможете мне взобраться… Хотя я не представляю себе как…

Вместо ответа Ванина, сбросив наконец свою диадему и спадавшие ей на лицо намокшие перья, смотала с себя длинное шелковое полотно, представлявшее собой пеплум, ничуть не смутившись остаться в нижней юбке и кофте без рукавов, и показала материю Лекену.

— Когда влезем наверх, опустим вам это! Она очень прочная! И с ее же помощью спустимся с другой стороны…

Сказано — сделано. Ванина, как подавшая идею и средство ее исполнения, пошла первой, прочно уселась верхом на стене и нагнулась, чтобы помочь Марианне, которую остальные женщины с трудом подсадили на плечи Лекену, не преминувшему, как бы невзначай, коснуться груди и бедер молодой женщины. Дальше пошло легче, и последним вытащили Лекена.

Спуск прошел в том же порядке благодаря пеплуму Дидоны, скрученному в толстый канат. Но внизу Марианна, истратив все силы, оказалась на грани беспамятства. Пока другие приземлялись с помощью Ванины, она прислонилась к стене с отчаянно бьющимся сердцем и пустой головой, нечувствительная даже к продолжавшему лить дождю.

— Э, да вам не по себе? — спросила Ванина, увидев ее осунувшееся лицо.

— Да так себе. Куда мы теперь пойдем?

— Честно говоря, я понятия не имею. Из наших многочисленных друзей никого не осталось…

— Точно, — подтвердила мадам Бюрсэ. — Возможно, удастся расположиться в каком-нибудь брошенном доме. Их здесь столько!

— Брошенные дома таят неприятные сюрпризы, — пробормотал Лекен, стараясь поднять воротник своего сюртука, чтобы немного прикрыть голову.

— Почему не попробовать найти наших товарищей? — предложила Луиза Фюзиль. — С тех пор как мы расстались, я не перестаю думать о них: не нашли ли они убежище во дворце Нарышкина. Князь был в восхищении от малютки Ламираль…

— Ухаживать за танцовщицей и приютить целую труппу — это уж слишком, — пробурчал Лекен. — Но все-таки это возможно: дорогой князь с виду был точно «на крючке»… Можно сходить туда глянуть.

— Святая Мадонна! Подумайте только, — вмешалась Ванина. — Да ведь дворец князя на другом конце Москвы. И та бедняжка никогда не смогла бы дойти туда. Вот у меня есть лучшая идея: кюре Сен- Луи-де-Франс…

— Аббат Сюрже? — с видимым отвращением сказал Лекен. — Ну и идея!..

— А почему бы и нет? Это француз и служитель Бога.

Он приютит нас. Я знаю его. Это само великодушие.

— Может быть, но он все-таки священник, а я их не выношу. К тому же между Церковью и театром еще со времен Мольера не было теплых отношений… Я не пойду.

— А я тем более, — сказала мадам Бюрсэ, — я не знаю, если…

— Ну ладно, я пойду! — оборвала ее Ванина, обнимая за талию Марианну. — Идите куда хотите, вы знаете, где меня найти. К тому же… вы правы. Не потому, что опасаетесь аббата Сюрже, а потому, что не хотите затруднить его. Ведь у него, вероятно, уже полным-полно беглецов.

— Но я не хочу быть причиной вашей разлуки, — в отчаянии простонала Марианна. — Проводите меня к этому аббату и отправляйтесь к своим друзьям. Неразумно дробить вашу группу из-за какой-то чужой.

— Вы не чужая. Вы певица, как и я. Я кроме того, вы тосканская княгиня, а Тоскана — моя родина. Хватит болтать! Идем! До скорого, друзья! Храни вас Господь!

— Все-таки до Сен-Луи-де-Франс мы можем вас проводить, — предложила мадам Бюрсэ, — а потом отправимся дальше. Это недалеко, а в церкви переждем дождь.

Сойдясь на этом, направились по пустынным улицам к часовне, которая по примеру римских приходских церквей носила пышное имя Сен-Луи-де-Франс. Она стояла на подступах к Китай — городу и тесно прижималась к средней величины дому, деревянному, как почти все в этой округе, а с другой стороны протянулся небольшой сад, отгороженный кирпичной стеной. Над поднятой на два марша высокой дверью большая стеклянная лампа, недоступная самому сильному дождю, освещала высеченный из камня скромный латинский крест. Это была обитель кюре.

Вместе с Лекеном Ванина помогла Марианне одолеть ступени и, взяв медный молоток, осыпала дверь градом звонких ударов, тогда как остальные, убедившись, что часовня закрыта, предпочли удалиться.

Дверь открыл небольшой человек со свечой в руке, одетый, как пономарь, в черное, со скуфьей на седых волосах.

— Очевидно, вы церковный сторож, — сказала Ванина на своем французском, так ярко окрашенном итальянским акцентом. — Мы хотели бы обратиться, эта раненая дама и я, к аббату Сюрже…

Вид молодой женщины в мокрой юбке, похоже, ничуть не удивил сторожа Сен-Луи. Он широко раскрыл дверь.

— Входите быстрей, сударыни, — сказал он только. — Я пойду предупредить господина кюре!

Но при звуках этого голоса Марианна, от усталости припавшая лицом к плечу Ванины, выпрямилась, и в каком-то оцепенении она и маленький человек посмотрели друг на друга. Обязанности сторожа в Сен-Луи-де-Франс исполнял Готье де Шазей.

Их взгляды скрестились только на мгновение. Марианна уже открыла рот. Она хотела что — то сказать, воскликнуть, быть может… Но странный сторож быстро повернулся к ним спиной, буркнув, что он идет предупредить аббата Сюрже, и исчез со свечой, оставив их в почти полном мраке прихожей, пахнувшей ладаном и капустой.

Тогда Марианна спохватилась. Крестный, как она поняла, не желал быть узнанным, может быть, из-за присутствия Ванины… может быть, по совершенно другой причине. Причине загадочной, а их у него всегда был полон короб, как и подобало хозяину церковного ордена, который, став тайным, не потерял свое могущество. Видимо, он пребывал здесь инкогнито. Возможно, он скрывался, но от кого? Почему?

Несмотря на истощение, любопытство Марианны, всегда бодрствующее и ненасытное, предъявило