поступить? А интеллигентов черта с два, не принимали. Начал, придумал стратегию, как поступить. Сначала надо заполнит карточку, а кандидатскую карточку не дадут, пока не примет инструктор решения. Начал инструктора обхаживать. Нашел способ инструктора горкома обхаживать.

— Какой, если не секрет?

— Да есть там способ. Можно выпит, можно через жену. Короче, первичная организация приняла меня, и я получил кандидатскую карточку. Сразу, через месяц, я попал в резерв горкома, стал коммунистом, сразу стал управляющим строительного управления, и карьера пошла. Это как везде, везде так, порядок везде такой был. Иначе был бы и до сих пор прорабом или кем-нибудь…

— Как возникла у вас идея стать миллионером? Перестройка вам сильно помогла?

— Я на порядок был всегда выше среди своих сверстников. Из моих рук никогда ничего не уходило. Чтобы я в карты проиграл, или пропил, или упустил хоть маленький шанс в жизни… У Меня все время шло накопление знаний, а потом они уже трансформировались в другие вещи. Школа — накопил знания, получил аттестат. Институт — накопил знания, получил диплом. В карты стал играть в детстве — это помогло мне в институте выживать. Коммерческая жилка. Конечно, я проигрывал, там все играли на деньги, это сейчас не секрет. В «очко» считалось позорным, а в преферанс — аристократическим… И преподаватели, и все… Бизнес у меня начался, я уже делал бизнес в институте, маленький…

— Какой?

— Куплю что-то, продам… НУ, я вынужден был это делать, неохота было этим заниматься. На Украину поеду, тогда на Украине было полно продуктов питания, одежда. Даже странно было: приеду в Донецк, в центральный универмаг, — там импортная одежда, все есть. Приедешь к нам, в Россию, — ничего нет. Почему? Вопрос! Приедешь к ним в магазины, там все есть, а у нас, в Новочеркасске, в продуктовых магазинах, — пусто. Там люди лучше жили, лучше, а сейчас хуже живут. Тащили с нас туда все, что могли, давали, — вот такая политика у нас была. Переезжаешь границу — Ростовская область, Украина, там есть коньяки, четыре рубля коньяк стоит, а у нас днем с огнем не найдешь, там продуктов питания больше, в магазинах обувь импортная, одежда импортная, там наполнены магазины, а у нас ничего нет. У нас толкучки там были, что-то купишь, продашь. А что делать, вагоны разгружать? Дурацкое это дело. Должны быть люди, которые должны этим заниматься. А потом… «миллионер» — я об этом не думал. Я читаю книги о финансистах, они крутятся, что-то делают, а я… У меня нет ничего, поэтому мечтать о дворцах, о коврах- самолетах — я не мечтал. Я просто мечтал, скажу тебе, уже когда женился в двадцать два года, в шестьдесят девятом году, мечтал о доме, о своем доме, о квартире, где моя семья будет жить. Я эту мечту решил. Мы жили возле рынка, у нас была хибара, соток семь земли… И там разрешили построит гаражи, начальств. Отец не разрешал им лет десять гаражи строить. Не давал и все. Ничего у них не получалось. После института я в ту же лачугу вернулся… В этом и была моя проблема. Я первой жене говорил, что дом хороший в Черкесске, когда у нас была свадьба в Новочеркасске. Отец приехал, я ему костюм купил, дорогой, мне было двадцать два года, я рублей пятьсот в месяц зарабатывал. Находил способы зарабатывать.

— Врал, значит, что дом богатый?

— Да, дом, все шикарно. А там ничего не было… лачуга…

— А жена из каких? Богатая?

— Да, тоже… Хибары, казаки, чуть-чуть получше, но мне казалось — хорошо они живут. Жили-то плохо они, хуже, чем мы, питались. Мы-то с отцом уже приспособились, и я занимаюсь, и он, что-то делали. Я домой ездил два раза в месяц. Мы поедем по крестьянским хозяйствам, индюков накупим, гусей накупим, обделаем их. Там индюка по десять рублей покупали, а в Ростове по пятьдесят продавали. Режем, потрошки пять рублей стоят, везем на рынок…

— Это очень интересно. Это совершенно новый Брынцалов.

— А что новый Брынцалов? Деньги надо? Жрать захочешь — все сделаешь!

— Другой жрать захочет — пойдет пить, от тоски.

— Дурак он, значит. Так вот, накуплю все это дело, и на эти деньги, что мне присылали, на шестьдесят рублей, куплю, продам за двести. Стыдно было, конечно, вот так на рынок стать, надо было через себя перешагнуть, на рынок стать и торговать. Молодой… продаешь, с таким видом, как будто украл у кого. Стыдно, но я пересиливал себя, потому что я на рынке с детства находился, мы там медом торговали, я постоянно за отца остаюсь, торгую, с двенадцати-тринадцати лет. Все равно неудобно было. Например, в пятницу я поехал туда, в воскресенье мы купили, у меня коляска была трехколесная…

— Чего купили?

— Индюков, гусей. А потом прямо на рынке покупали, все равно там дешевле было, выбирали самых лучших, заплатили деньги, поездом я утром туда…

— Куда?

— На рынок, ростовский или новочеркасский, там уже потом и дед мне помогал, когда я с Лидой дружил, с женой своей первой. Два раза съезжу — триста рублей, хорошие деньги, крутился, шустрил… Много разных дел делал… Дом, значит. Я пошел к зампредседателя, к Джамаеву: «Дайте место, чтобы мы могли дом построить», Мне выделили место и финансирование дали небольшое. В общем, где-то за полгода дом построил.

— Как, сам?

— А чего, проблема, что ли? Я подрядчика нашел, все нашел, я же прорабом был, лишь бы были деньги на это дело. Мы же под снос были двадцать лет…

— Вот эта лачуга ваша? При рынке?

— Лачуга, да. Они дали нам другое местечко, и еще рядом родственница наша была, тетка моя, двухквартирный дом. Мы построили, еще не сдали, а я в него вселился. Приехала жена, Лида, ребенок у нас уже появился. Мы вселились в марте, отопления в доме не было, холодно, дочку Наташу кутали, но радость такая была! Потом, через три месяца, выгнали из дома. Дом не сдали, и они нас выгнали. Ну, насрать. Первую половину я достроил, а вторую — не достроил. Тетка начала писать заявления на нас, вот такие были люди, и нас выгнали.

— За что выгнали-то?

— Ну, дом недостроили, туда-сюда. Я приехал вечером, а жена на улице и дом опечатан. Я печать сломал и назад вселился снова. Ничего они не смогли мне сделать.

— Ну, а какие претензии-то, как можно выгнать?

— Дом недостроен, а отец еще не стал участок давать, стал гонять там. Я отцу говорю: «Пап, ну ты же понимаешь, ничего не сделаешь». Сестра там еще была, сестра тоже член партии, Танька. Все ж интриги. В общем, дали дом, трехкомнатный, маленький такой, метров шестьдесят. Но радость была, домик, дворик свой…

— Вы достроили его в итоге?

— Ну конечно! Сколько я домов построил за свою жизнь… Я в Черкесске строю дом — раз, и отнимут…

— Как?

— Ну, отнимут и все.

— А кто отнимет?

— Государство. Один дом отняли, второй, а третий дом уже не смогли отнять. Я уже намертво лег и партийный билет сдал. Все на сегодня! Работа ждет!

Тот, кто вошел после меня в кабинет Владимира Алексеевича, услышал ворчание и матерок…

… В коридоре мы встретились с пресс-секретарем Александром, все таким же отутюженным и вальяжным.

У меня на языке вертелся вопрос, мол, как же, как же ты здесь, такой весь суперинтеллигент с виду, а вот здесь, при Брынцалове.

И еще мне хотелось спросит его, безупречного, как, мол, насчет доброты миллиардера. Широко ли она простирается, и есть ли она вообще, и не зря ли рассыпался в комплиментах миллиардеру юнец из мордовского села, возмечтавший получить ни за что ни про что «ВАЗ-21099»?

Но Саша меня опередил.

— Ну как, поняла, как стать миллиардером Брынцаловым? — спросил чуток всерьез, а чуток насмешливо.