Отряды испанцев постоянно пополнялись за счет тех, кто прибывал с Кубы или Ямайки в надежде на быстрое обогащение. К ним присоединились тысячи индейцев из враждебных ацтекам племен. Во главе огромной армии Кортес окружил Мехико и после долгой осады захватил его. Империя ацтеков, находившаяся к тому времени на стадии упадка, окончательно рухнула. Так завершился уникальный контакт двух цивилизаций. Обитатели Нового Света, до той поры находившиеся в изоляции, открыли для себя представителей неведомой культуры, до умопомрачения падких на ковкий желтый металл. Контакт цивилизаций стал для местного населения роковым.

Немногие конкистадоры, оставшиеся в живых, разбогатели и обзавелись имениями и рабами. Наибольший успех выпал на долю Кортеса и его военачальников. Отряды испанцев завоевывали все новые территории, выйдя — спустя десятилетие после Бальбоа — на побережье Тихого океана. Кортес совершил тяжелейший переход в Гондурас и в 1526 году вернулся в Мехико, откуда был отозван королем Испании на родину.

Более всего выгадали от открытия Нового Света ростовщики и толстосумы, вложившие свои деньги в завоевательные походы за Атлантическим океаном. Эти люди сколачивали огромные капиталы, предопределяя пришествие — на крови покоренных народов и самих завоевателей — новой капиталистической эпохи.

Две страны, представители которых совершили великие географические открытия, Испания и Португалия, не преминули воспользоваться преимуществами. Они стремительно обогащались за счет колонизации заморских земель и грабежа стран и народов Нового Света. Но вскоре пираты блокировали их морские пути и принялись «грабить награбленное».

Разбогатевшая элита Испанского и Португальского королевств быстро деградировала нравственно и интеллектуально. Самые отважные и предприимчивые искатели приключений сложили в походах свои буйные головы, а на передний план выдвинулись ловкачи, деляги, прохвосты. Рыцари окончательно уступили свое место буржуа.

Когда корабли Магеллана стояли на зимовке в бухте Сан-Хулиан, однажды на холме возникла необычайно высокая фигура человека, одетого в шкуры. Лицо его было расписано красной краской, глаза обведены желтыми кругами и два красных сердца украшали щеки. Особенно большими показались испанцам его ноги. Патагоно — «Большая Лапа» — назвали они пришельца, к которому присоединились еще несколько столь же крупных мужчин. Это были индейцы из племени техуэльчи. Как потом выяснилось, не такими уж были они великанами: от 183 до 193 см был их рост, а более высокими их делали капюшоны из шкур гуанако. На ногах же — большого размера мокасины. Тем не менее, по первому впечатлению, южная оконечность южноамериканского материка названа была Патагонией, а жители ее патагонцами. Они оказались такими же добродушными и наивными, как их северные собратья, но добровольно присоединиться к испанцам и плыть в их неведомую страну они не соглашались. Пришлось обманом затащить несколько человек на корабль, а там в кандалах отправить в трюм, чтобы доставить в Испанию столь необычный образец человеческой породы.

Корабли Магеллана двинулись вдоль гористого патагонского берега, адмирал искал пролив в Тихий океан, который он уже стал называть «патагонским». За пятидесятым градусом южной широты вошли в широкий залив Байя-Гранде. Здесь Магеллан на какое-то время потерял веру в успех своего предприятия. Ведь пройдено вдоль атлантического берега около трех с половиной тысяч километров, а пролива нет. Особенно расстроился он, увидев на камнях разбитый штормом и выброшенный на берег «Сант-Яго», посланный им на разведку и не вернувшийся. Команда, правда, осталась поджидать адмирала, занявшись рыбной ловлей. Два месяца стоит Магеллан в бухте, терзаемый сомнениями. Но потом он все же решился и заявил капитанам, что повернет назад только в том случае, если не найдет пролив до 75° ю.ш.

Всего три дня прошло после этого решения, и в День Великомученниц, 21 октября 1520 года, был открыт подозрительно глубоко врезавшийся в сушу узкий залив. Магеллан послал вперед два корабля, чтобы выяснить, нет ли выхода из этого пролива в открытое море. Два дня длился шторм, и о кораблях ничего не было известно, но на исходе пятого дня появился один парус, за ним второй. «Мы увидели эти два корабля, подходившие к нам на всех парусах с развевающимися по ветру флагами, — писал Пигафетта, летописец кругосветного плавания. — Подойдя к нам ближе… они стали стрелять из пушек и шумно приветствовать нас». Все стало сразу понятно — пролив найден. Произошло это там, где контур южной оконечности южноамериканского материка заворачивал на запад, к Тихому океану.

Был День Всех Святых, и Магеллан дал проливу соответствующее название — Тодос лос-Сантос. К югу от немыслимо изогнутого пролива, настоящего лабиринта, высились остроконечные горы, среди которых то в одном, то в другом месте возникали днем дымки, а ночью — огоньки: жгли костры индейцы. Магеллан назвал эту открытую им сушу Тьерра де лос-Умос (Земля Дымов). Так значится на испанской карте. Но король Карл I дал ей более звучное имя: Тьерра дель-Фуэго (Земля Огня). На самом деле это был архипелаг островов, последних участков суши перед широко разлившимся к югу, вплоть до Антарктиды, проливом Дрейка.

В середине XVII века в северные районы Патагонии проникали испанские переселенцы и иезуиты, основывавшие свои миссии для пропаганды христианства среди индейцев. Среди первых был иезуит Диего Росалес, обосновавшийся на берегу красивого горно-ледникового озера Науэль-Уапи. Через двадцать лет его сменил итальянский монах Николо Маскарди. Он не ограничился миссионерской деятельностью, а отправился еще и на поиски одного из легендарных центров сокровищ, о котором распространялись слухи. Аналогичные легенды гнали искателей наживы в неведомые края в разных концах Нового Света. В Патагонии их манил к себе некий «город цезарей». И как повсюду, поиск несуществующих стран и городов привел к географическим открытиям. Маскарди во время первого своего похода открыл верховья реки Чубут, пустынное плато Патагонских Анд и горное озеро Колуэ-Уапи (Мустерс). Спустя два года он идет снова и на сей раз берет с собой четырех индейцев и по перевалу через Анды выходит к озеру Мустерс. Затем, двигаясь на юго-восток, спускается к Атлантическому океану. Он впервые на южной широте около 50° совершает пересечение южно-американского континента. Но для него это не так важно, как найти сказочно богатый «город цезарей». Поэтому Маскарди идет дальше по берегу океана, почти доходит до входа в Магелланов пролив и, не найдя города, возвращается, чтобы весной следующего года повторить попытку. Он взял немного севернее прошлогоднего маршрута — вдоль 47-й параллели, но южнее открытой им реки Рио-Десеадо. Вскоре Маскарди вместе с сопровождавшими его индейцами был убит. В те времена это была не редкость.

И в XVIII веке иезуиты сыграли свою роль в исследовании Патагонии. Ирландский монах Томас Фолкнер, до поступления в орден служивший врачом на английском корабле, обращал в истинную веру патагонцев, кочуя с ними по всей стране. И он первый изобразил на карте все тысячекилометровое течение реки Рио-Негро до озера Науэль-Уапи. Фолкнер настолько хорошо изучил страну, что издал в 1784 году книгу «Описание Патагонии».

Самое известное среди многочисленных озер Патагонских Анд озеро Лаго-Архентино площадью 1400 кв. км было открыто в 1782 году в верховьях реки Санта-Крус не иезуитами, а путешественниками — братьями Антонио и Франсиско Вьедма. Пять лет вели они свои исследования, базируясь в основанном ими поселке Кармен де-Патагонес в низовьях Рио-Негро. Они описали все берега Патагонии, прошли все течение реки Санта-Крус и пересекли страну от океана до океана. Как признание их вклада в исследование Патагонии, появилось на карте озеро Вьедма. Оно чуть меньше по площади, чем Лаго-Архентино, и соединено с ним протокой.