— Святой отец, — сказал я, — вино, конечно, жалко, но кроме него мы лишились еще и десяти миллионов долларов.
— А вы хоть представляете себе, сколько стоит бутылка «Романейского-Конти» шестьдесят первого года?[36]
Аббат появился из-за угла, остановился в темной нише, напоминающей подземную пещеру, и горестно покачал головой:
— Сдается мне, под «ревизией души Каны» подразумевалась кража не только всех наших денег, но и нашего лучшего вина.
— Идемте к Филомене, — сказал я. — Посмотрим, что известно ей.
Мы вышли черным ходом из винного погреба и через автостоянку направились в Паломнический центр. И тут мы заметили еще одну пропажу — на стоянке не было «лексуса».
— Неудивительно, что ему понадобились ключи, — сказал Аббат.
Следующую пропажу мы обнаружили в Паломническом центре.
Исчезла Филомена. У нее на столе я нашел записку. Адресованную мне:
«Дорогой Зап!
Я должна уехать. Прошу вас, объясните все Аббату и остальным братьям.
Простите, что покидаю вас в час испытаний. Постарайтесь, пожалуйста, понять.
Вчерашний вечер значил для меня очень много. Я рада, что мы провели еще одну минутку на горе, и на сей раз без проповеди.
С любовью, Филомена».
Аббат заглянул мне через плечо и прочел записку.
— «Минутку на горе»? — сказал он. — Не хотите ли исповедаться мне, брат?
— Охотно, но только не в том, что произошло вчера вечером, — сказал я, — а в грешных злобных мыслях, которые одолевают меня в данную минуту.
Я представил себе, как они сидят рядышком в самолете, в салоне первого класса, и переливают Аббатово «Романейское-Конти» из бутылки в графин, направляясь в Гавану, а потом бог знает куда еще, — с нашими десятью миллионами.
— Поверить не могу, что она сбежала с нашими деньгами, — сказал я. — Одно дело — по уши втрескаться в какого-нибудь смазливого монсеньера, но обокрасть друзей…
— Бьюсь об заклад, она не замешана в краже, — сказал Аббат. — Наверно, он даже не рассказал ей о своем поступке. Она думала, что просто бежит отсюда с возлюбленным.
— Простите меня, святой отец, ибо я все же по-прежнему надеюсь, что на борту рейса девятьсот восемьдесят семь возникнут серьезнейшие проблемы «по техническим причинам», причем желательно над морем, которое кишит акулами.
— Прощаю, — сказал Аббат. — Разве не говорил нам добродетельный монсеньер, что грешники должны с радостью принимать страдания?
Вспоминая о том, как Маравилья, поразив всех своей праведностью, прочел нам напоследок нотацию насчет нашей греховной жизни, я наконец усвоил истинный урок, который он нам преподал. Он забрал у нас деньги, вино, машину, консультанта по вопросам управления, но зато оставил нам нечто весьма ценное — Шестой закон духовно-финансового роста:
