Затем его словно ударило кулаком по голове. Вселенная взорвалась.
Больше он ничего не видел.
Градиент плотности внешней оболочки Юпитера был настолько незначительным, что в кабине почти не ощущалось повышение температуры. До красноты накалилась лишь внешняя обшивка корабля. Пройдя некоторое расстояние, корабль столкнулся со слоем, который при такой скорости вел себя, как твердая эластичная поверхность. Огромными рваными прыжками, как камень по поверхности воды, «Олимпия» огибала кривую горизонта. Схемы наведения ракеты не были настолько интеллектуальными, чтобы предвидеть это и изменить курс заблаговременно. Она летела по прямой, как искусственный метеорит. Сначала было содрано внешнее покрытие ракеты. Затем взорвалась химическая боеголовка. Ночь Юпитера поглотила эту короткую, вялую вспышку света, а раскаты грома — звук взрыва. Быстро теряя скорость, «Олимпия» снижалась по спирали. Малиновое сияние ее корпуса исчезло в холоде стратосферы. Сильный ветер болтал его из стороны в сторону и наполнял своим завыванием. Это пробудило Фрезера. Изо всех сил пытаясь прийти в себя, он вспомнил, что перед окончательным рывком вниз ему следует выйти из «штопора». Он включил двигатели. Кажется, прошла целая вечность, пока он вырулил и увидел звезды. Понятно было лишь то, что ему больно.
Его затуманенные глаза некоторое время бессознательно созерцали вид открытого космоса.
«Теперь выйти на орбиту… не спать, пока не выведешь его на орбиту, ты должен, должен… ты…»
Он выпустил рычаги управления и погрузился в сладкое забытье. Первое, что он увидел после пробуждения, были часы. Прошло двенадцать часов. Он окинул взглядом кабину. Его изболевшееся тело парило в невесомости. Юпитер сиял янтарным светом на носовом и левом экранах обзора. Корабль погрузился в почти нереальную неподвижность. Навстречу плыла Лорейн. Он заметил, что она уже вытерла кровь и выглядела почти отдохнувшей.
— Как ты, Марк? — мягко спросила она.
Он подергал руками, ногами, повернул шею, вдохнул и выдохнул.
— Ух! Кажется, ничего не сломалось. А ты?
— В порядке. Я пришла в себя раньше и не знала, приводить тебя в чувство или нет. Слава богу! Я так волновалась! Ты так крепко спал.
Она остановилась, взявшись за его плечо.
— Теперь я хочу несколько минут насладиться тем чудом, что мы оба уцелели.
Они обменялись торжествующими улыбками. Вместо нужных слов она предложила ему стимулятор и анальгетик из их скудной аптечки. Он втолкнул пилюли через пищевой клапан шлема и глотнул воды из встроенной фляги. По каждой клеточке организма прокатилось блаженство.
— А как насчет перекусить? — спросил он.
— Я сама еще не ела.
Счастье испарилось.
— У нас есть еще несколько питательных тюбиков.
— Их нам и недоставало. Хозяюшка, нам надо подкрепиться!
Затем Фрезер последовал ее примеру и залез в одну из рекреационных камер, чтобы помыться. Размером она была не больше гроба, и человек мог там только лежать, дышать несколько часов и надеяться на спасение.
Извиваясь, Фрезер растирал себя спиртом, капавшим из отключенного циркулятора воды. Насколько позволяла переполненная камера, он пытался очистить костюм и себя. Увы, щетине на его лице суждено было остаться.
Очистить тело от запекшейся крови и пота было так приятно, что он был готов терпеть любые неудобства.
Когда он вернулся, Лорейн пристально рассматривала планету. Она взглянула на него. В наушниках был слышен ее шепот:
— Никогда не видела ничего более ужасного и красивого.
Он кивнул.
— Это зрелище компенсирует многое.
Она отвернулась и отчаянно сказала:
— Чего не скажешь о нашем положении. Мы потерпели неудачу, не так ли?
— Не говори так, — ласково укорил ее Фрезер, хорошо понимавший, что они на краю могилы. — Мы удрали, перехитрив космическую ракету. Возможно, это впервые с гражданским судном. Мы свободны.
— Свободны, чтобы умереть от жажды, если до этого не закончится воздух. У нас нет надежды покинуть систему Юпитера. — Она стукнула кулаком по переборке и полетела в сторону.
— Если бы у нас было навигационное оборудование, мы бы победили. Мы бы могли взять курс на Землю, написать сообщение и доставить его, уже будучи мертвыми.
— Нет ли какой-нибудь возможности приблизительно…
— Нет. Не знаю, хорошо это или плохо, но даже с инструментами и данными мы бы не смогли эффективно ими воспользоваться. Чтобы успеть вовремя, мы должны лететь по гиперболической траектории. Так как «Олимпия» не предназначалась для таких полетов, у нее нет автопилота, способного посадить судно с такой траекторией.
— Если бы Юпитер был хоть немного похож на Землю!.. — С уст Фрезера сорвалось проклятие.
— Что случилось? — спросила она.
— Ничего. У меня идея. Дикая, сумасшедшая, но…
Он задумался.
— Кроме оборудования, нам нужны воздух и вода. Так вот, они есть на Юпитере.
— Что?
— У нас большой грузовой отсек. Поверхность Юпитера покрыта льдом.
Люди Теора могли бы погрузить его для нас. Я смогу соорудить прибор для электролиза кислорода из воды. В нашем распоряжении хорошо оснащенная лаборатория.
— Но метан, аммиак — все это яды. Мы не сможем выделить их из смеси, разве не так?
— Не знаю. Маловероятно. И все же… Я должен немедленно поговорить с Теором.
Фрезер сел в кресло пилота и подключил свой радиопередатчик. На корабле был небольшой нейтринный передатчик, пригодный лишь для коротковолновой связи. На орбите он, однако, мог использовать релейные спутники. У него не было таблиц данных, чтобы послать направленный луч.
Оставалась надежда лишь на то, что в пределах досягаемости находился один из таких спутников. Он настроился на передачу.
— Теор, — крикнул он, — говорит Марк. Ты здесь?
— Какой жуткий язык, — сказала Лорейн.
Через минуту она спросила.
— Не отвечает?
Фрезер вздохнул.
— Нет. Попробую частоты других абонентов, но боюсь, что ответа не будет. Его дела также плохи.
Он отвернулся от экрана, из-за навернувшихся на глаза слез.
— Ладно…
— Марк! Ксторхо г'нг корач!
— Это он! Слава богу!
Фрезер опустился прямо на пол.
— Как дела, старина?!
— Беда заедает, брат! Я едва спасся после нашего последнего сражения.
Но еще могу порадоваться, что ты жив.
— Расскажи все. Я сейчас недалеко, как ты можешь догадаться по малому запаздыванию сигнала. Может даже… но рассказывай.
Фрезер выслушал его историю. Оцепенев от ужаса, он обдумывал собственную ситуацию.
— Странно, как переплелись наши судьбы! — размышлял Теор. — Не знаю, что тебе посоветовать.