не такая неподатливая, как экономика Сол, как вы знаете. Я сомневаюсь, что ваши люди безмятежно отнесутся к э… э… катастрофической инфляции, когда мы выбросим на рынок несколько тонн празеодима, это ваш валютный стандарт, и в последующей за этим депрессии и безработице ваши ведущие компании разорятся.
— Я знаю, — сказал Браннох, не двигаясь. — Я не собираюсь использовать насилия больше, чем необходимо, но вы заставляете меня сделать это. Если весь ваш персонал исчезнет здесь без всякого следа… Я как раз думаю над этим. Я смахну с доски все ваши фигуры.
— Я уже отправил доклад моему руководству, мой лорд, и я как раз ждал их окончательного приказа. Они знают, где я.
— Но они не знают, кто устроил все это. И это можно будет свалить на Чантхаваар. Да. Прекрасная идея.
Браннох опять повернулся с Ленгли. Он сжал плечо космонавта, стремясь привлечь его внимание.
— Скажи-ка мне, эта твоя зверюга говорит на каком-нибудь современном языке?
— Нет, — сказал Ленгли. — И если ты думаешь, что я буду переводчиком, то зря. Поищи для этого кого-нибудь другого.
Тяжелое лицо нахмурилось.
— Я не хочу, чтобы меня рассматривали, как исчадье ада. У меня свой долг. Я не питаю к тебе ненависти, хотя ты и действовал против меня. Если ты будешь сотрудничать, мои предложения вновь останутся в силе. Если же нет, то я накажу тебя, и ты ничего не получишь. Мы научим языку Сариса и как- нибудь сделаем эту работу. Ты сможешь только немногое замедлить, — он замолчал. — Подумай, я предупреждаю тебя по-хорошему. Если ты еще раз попытаешься саботировать наш договор другим способом, наказание будет суровым.
— Тогда давай, — сказал Ленгли. Он нисколько не испугался. — Что ты хочешь у него узнать?
— Мы хотим взять его на Тор, где он будет участвовать в создании нейтрализатора. Если он по какой-то причине откажется участвовать в этом, то будет убит, а корабль-робот отправится для бомбардировки его планеты. Для этого потребуются тысячи лет, но все же она будет уничтожена. Если же он согласится помочь нам, то его вернут домой, — Браннох пожал плечами, — хотя какая ему разница, к дьяволу, на какую партию работать. Это же не его соотечественники!
Ленгли перевел все это на английский, почти слово в слово. Сарис молчал около минуты, затем сказал:
— Это беда для тебя, мой друг.
— Да-а, — сказал Ленгли. — Считай, что так. Так что ты собираешься делать?
Холатанин выглядел задумчивым.
— Это трудно сказать. У меня сейчас почти что нет выбора. Хотя из того, что я знаю сегодня, Сол ничуть не лучше Центавра.
— Браннох указал суть, — сказал Ленгли. — Мы только другая раса. — Поэтому соглашение с Сообществом для тебя несколько предпочтительнее, тем более, они не угрожают твоему народу.
— Но это все равно. Несправедливость. Существует, например, вероятность, что кто-то когда-то найдет способ путешествовать быстрее света. Тогда такая раса займет несправедливое положение во всеобщей торговле, и другие ущемленные планеты смогут объединиться для противодействия ей.
— Ладно… так что мы будем делать сейчас, исключая самоубийственные попытки демонстрировать свой героизм?
— Нет. Я не вижу выхода. Это не значит, что его не существует. Лучше не следовать запаху на лежке, а поискать запах другого следа.
Ленгли безразлично кивнул. Его давно уже тошнило от этой грязной торговли, чтобы заботиться еще о чем-то. Пусть победит Центавр. Они были не хуже, чем кто-то еще.
— Хорошо, Браннох, — сказал он, — мы присоединяемся.
— Прекрасно! — Гигант как бы весь затрясся в безудержном восторге.
— Вы понимаете, конечно, — сказал Валти, — что это означает войну?
— Еще что? — спросил Браннох, по-настоящему удивленный.
— Война, которая как с нейтрализатором, так и без него может сокрушить цивилизацию обеих систем. Как вам понравится увидеть проционитов, заселяющих радиоактивные равнины Тора?
— Вся жизнь — игра, — сказал Браннох. — Если вы не подкладываете свинец в ваши кости и не метите карты, — а я то знаю, что вы это делаете! — вы увидите это! Хватит равновесия сил! Сейчас мы получим нейтрализатор, это позволит нам достигнуть самых вершин, если мы используем его правильно. Это не абсолютное оружие, но это его прообраз, — он закинул назад голову и разразился беззвучным смехом.
Отсмеявшись, он сказал:
— Отлично. У меня есть небольшая берлога в моих владениях в Африке. Мы займемся там кое-какой подготовкой, — и, среди всего прочего, изготовим искусственный муляж тела Сариса — это для ищеек Чантхаваара. Я, к сожалению, не смогу сразу же покинуть Землю, иначе он заподозрит неладное. Достаточно во всем этом деле подсунуть им хотя бы отпечаток моего следа, чтобы меня обьявили персоной нон грата, лишенной благосклонности — и тогда за мной вернуться с флотом.
Ленгли почувствовал себя вытолкнутым наружу, на склон горы, где снег скрипел под ногами, а ясное черное небо было усеяно звездами. Пар от дыхания белым облачком выходил изо рта, воздух был резким, холодным, тело непроизвольно задрожало. Марин прильнула к нему, как бы ища тепло, и он отстранился от нее.
Орудие.
Нет…, нет, неужели это нечестно по отношению к ней. Она была под действием гипноза, когда предала его, и собственной воли у нее было куда меньше, чем если кто-то заставил ее поступать так, держа пистолет за спиной. Но все равно, он не мог смотреть на нее без ощущения нечистоты.
Корабль только что опустился на Землю. Ленгли поднялся по аппарели, прошел внутрь салона, нашел себе кресло и постарался не думать.
Марин страдальчески взглянула на него и отошла к другим. Пара вооруженных охранников, белокурые, с надменными лицами, очевидно, ториане, застыли у входа.
Сариса отправили в какое-то другое место. Он не был совершенно беспомощным, но единственным возможным действием, доступным ему, было — разбить корабль — и Браннох, кажется, это понимал.
Горы провалились вниз. Мелькнул слой облаков, пронизанных солнечными лучами, и они оказались за пределами атмосферы, огибая планету и направляясь к центру Африки.
Ленгли размышлял, чем ему придется заниматься оставшуюся жизнь. Вполне возможно, Браннох отправит его в какой-нибудь землеподобный мир, как обещал, — но это, очевидно, будет далеко как от его цивилизации, так и от Солярной культуры — мир, носящий еще следы первоначального освоения. Трудно себе его представить. Ладно…
Он не станет свидетелем войны, но всю жизнь его будут преследовать видения вспоротого неба и миллиардов горящих, летящих, выпотрошенных, вдавленных в землю человеческих существ. А что он еще может сделать? Он попытался и ошибся… Неужели это все?
Нет, — сказал он себе.
Но я не спрашиваю тебя о трудностях.
Никто не спрашивает человека перед рождением, но он должен сам прожить свою жизнь.
Я пытался, говорю я тебе!
Был ли ты тверд в своем упорстве? Обдумай это!
Что я могу сделать?
Ты не должен сдаваться.
Время шло; с каждой минутой ближе к смерти, печально размышлял он. Африка сейчас была на дневной стороне, но корабль Браннох не шел на посадку. Ленгли подозревал, что ему мешает кое-что: то ли отсутствие разрешающего сигнала, то ли воздушный патруль. У него был обзорный экран, и он заметил широкую реку — очевидно, Конго. Аккуратные плантации выстроились ровными квадратами так далеко, насколько он мог это видеть. По территории континента был раскиданы средних размеров города. Корабль