– А все остальное у тебя такое же сладкое, как и прежде?

Пруденс попыталась оттолкнуть его руку.

– Нет, Джеми. Пожалуйста, не надо… Он крепко обхватил ее за талию.

– Пруденс, милая. Как я томился по тебе все это долгое время. Я ведь едва успел вкусить твои прелести. Мне хочется получить больше. Неужели ты откажешь человеку, который жаждет тебя так страстно?

Теперь его глаза были полны любви и нежной тоски, которые некогда и сломили сопротивление Пруденс.

Она прикусила губу, не зная, на что решиться. Ведь рано или поздно ей придется позволить ему все. Наверняка завтра, к этому времени, они уже обвенчаются. И ее тело будет принадлежать Джеми навеки.

Пруденс сдалась и, собравшись с духом, поцеловала Джеми в губы.

Возбужденный этим поцелуем, он прижал ее к себе покрепче и, прохрипев нечто невнятное, повалил на сиденье. Потом улегся сверху и стал покрывать поцелуями лицо, шею, грудь Пруденс. Его бедра ерзали по ней, двигаясь короткими толчками. Джеми явно не собирался останавливаться.

Пруденс изо всех сил пыталась ответить ему с тем же пылом и убеждала себя, что просто обязана это сделать. Отдать свое послушное тело в обмен на огромную радость – вновь обрести сына. Но когда Джеми приподнялся и начал задирать вверх ее юбки, Пруденс передернулась. Слишком рано, ведь в ее памяти еще свежи воспоминания о Россе и о том, как прекрасно было заниматься с ним любовью. Она оттолкнула Джеми и выпрямилась на сиденье.

– Нет, Джеми. Не сейчас. И не здесь.

Он надулся и, сжав ее груди, попытался вновь опрокинуть на спину.

– Ты же говорила, что любишь меня. Это была ложь?

– Нет. Конечно, нет.

Господь свидетель, год назад она сказала правду.

– Просто…

О милосердная Матерь Божия, что бы такое придумать?

Тут летевшая во весь опор карета попала в рытвину. Толчок был так силен, что Джеми рухнул на пол. Пруденс не упустила свой шанс. Она застенчиво усмехнулась и спросила:

– Как же мы будем заниматься любовью, если карету трясет?

Джеми встал на колени, снова обнял ее и проворчал:

– А я буду держать тебя покрепче.

– Нет, пожалуйста. Здесь так неудобно и… – Пруденс сжалась в комочек и заплакала. Ее сердце изнывало от тоски по Россу.

Джеми разжал руки и, слегка отодвинувшись, хмуро взглянул на нее.

– Чтоб черти взяли мою душу! Я помню, ты была сговорчивой девочкой. Никакого жеманства, глупых слез.

Пруденс вытерла мокрые щеки.

– Я стала матерью, – просто сказала она. – И думаю только о своем дорогом мальчике. Прости меня. Может быть, сегодня ночью, после того как я снова увижу его, возьму на руки…

Пруденс очень надеялась, что он прочтет в ее глазах обещание.

Джеми недовольно заворчал и уселся напротив.

– Думаю, ты станешь более покладистой, – заявил он с угрюмым видом. – И веселой. На ночь мы остановимся в гостинице, и я рассчитываю на твое послушание.

– Я буду прежней Пруденс, – ответила она, тяжело вздохнув.

Джеми сердито пробормотал что-то, скрестил руки на груди и закрыл глаза. Через несколько минут он уже тихонько похрапывал.

А Пруденс приподняла шторку и стала смотреть в окошко. Унылый осенний пейзаж, деревья, почти лишенные листвы… И на душе у нее было так же холодно и пусто. В голове роились мрачные мысли, и солнечный свет, казалось, издевался над ее печалью.

Пруденс так рассчитывала на любовь Джеми, цеплялась за свои сладкие воспоминания, и они поддерживали в ней силу духа. И сейчас Джеми вел себя очень мило – не хуже, чем год назад. Но чего он хочет? Ее любви? Или ему нужно только тело? А вдруг вся эта нежность – лишь хорошо продуманная тактика, цель которой добиться ее расположения?

Бетси считала Пруденс наивной. Росс говорил, что она слепа и не понимает, что Джеми хитрит с ней. И действительно, сегодня, особенно в первые минуты их встречи, он напоминал избалованного, раздражительного ребенка, но никак не топко чувствующего, все понимающего возлюбленного.

Нет! Ради собственного душевного спокойствия эти мысли надо гнать! И верить в любовь Джеми. Наверное, она слишком много времени провела с Россом и стала так же цинично смотреть на жизнь.

По мере приближения к Винсли настроение у Пруденс улучшалось. Правда, перед отъездом в Лондон односельчане обращались с ней жестоко и презрительно, и все же здесь прошло ее детство, с этими местами связаны дорогие ее сердцу воспоминания. Вот на том поле они с Бетси, резвясь, бегали по жнивью, среди скирд пшеничных колосьев, жевали краденое зерно и смеялись, залитые лучами летнего солнца. А вот луга, где пасутся стада овец. Чуть дальше они переходят в волнистую линию холмов, на одном из которых Джеми клялся ей в вечной любви. И поляна возле деревни, окруженная раскидистыми деревьями. На их ветвях, отбрасывающих длинные тени, еще висят несколько бледно-желтых и коричневых листьев.

Папина школа. При виде каменного здания Пруденс сглотнула слезы, комком застрявшие в горле. Как она была здесь счастлива! И сколько ее девических тайн похоронено в этих старых стенах!

Карета вдруг остановилась, и Джеми встрепенулся. Он зевнул, потянулся и хмуро спросил:

– В чем дело?

– Мы в Винсли, – сказал кучер, просунув голову в дверцу. – Куда прикажете ехать дальше, ваша светлость?

Пруденс указала ему на тенистую аллею, которая вела к Бергхоуп-Мэнор. Кроны больших деревьев смыкались над ней, образуя своего рода арку. Плющ на светло-желтых каменных стенах уже стал багрово-красным. На остроконечной шиферной крыше сверкали окошки мансарды, отражая лучи жиденького