квартира?

— Как это — чья? — Возмущению Семена Николаевича не было предела. — Моя, конечно! Что за идиотский вопрос!

— Насчет идиотских вопросов ты бы не спешил. — Старик поморщился. — А квартира эта вовсе не твоя, любезнейший, а покойной Марианны.

— Вот именно, квартира принадлежала моей покойной жене, и я ее совершенно законно унаследовал!

— Ай, какие мы законопослушные! Унаследовал он, видишь ли, совершенно законно! Богатый он теперь наследник, значит!

— А вам-то что за дело! — угрюмо пробормотал Барсуков.

— А дело мое такое, любезный, что Марианна осталась должна мне деньги. Большие деньги.

— Сколько? — испуганно спросил Барсуков.

— Много, любезный, много. Восемьдесят тысяч долларов.

— А я-то при чем? — Барсуков взвизгнул как трехмесячный поросенок. — Не я же у вас деньги занимал! Марианна со мной деловые вопросы не обсуждала!

— — Да уж конечно, только с тобой деловые вопросы и обсуждать. Из тебя консультант, как из Артура вон — священник!

С тобой Марианна, я так понимаю, обсуждала только вопросы твоего гардероба и насущные проблемы меблировки.

— Вас не касаются мои отношения с покойной!

— Нечего тут передо мной безутешного вдовца разыгрывать! Видите ли, он у меня денег не занимал! Ты жил на Марианнины деньги, содержанка в брюках, а теперь слышать ни о чем не хочешь? Изволь ее долги платить!

— Я ничего не знаю ни про какие долги! И денег у меня нету, я и так уже вещи продаю!

— Очень хорошо. Вот ты и продашь их все, свои вещи. И квартиру продашь. И отдашь мне деньги, все до копейки.

Барсуков побледнел:

— Как это? А где же я буду жить? И на что?

— А ты, любезный, не хочешь ли устроиться на работу? Знаешь, некоторые люди работают и живут на заработанные деньги, а не на подачки жены.

— Я.., там, где я работал, очень давно не платят зарплату.., и когда платят, тоже очень мало.

— Я, конечно, понимаю, — старикан в бежевом пальто снова усмехнулся своей удивительно неприятной улыбкой, от которой у Барсукова мороз пробежал по коже, — я, конечно, понимаю, что после вольготной жизни на Марианниных харчах тебе на инженерскую или преподавательскую зарплату прожить будет трудновато, и вообще работать ты разучился, но другие ведь как-то живут. Короче, придется и тебе попробовать, если ты не хочешь ближе познакомиться с Артуром. Артур, он, знаешь ли, любезный, человек на редкость грубый. Он твою тонкую душу вряд ли поймет или оценит. Он как-то больше утюгом или паяльником работать привык. — И мерзкий старик снова плотоядно усмехнулся.

Семен Николаевич в ужасе переводил глаза со старого бандита на молодого. Он не знал, кто из них страшнее. Никогда в жизни ему не приходилось сталкиваться с такими ужасными людьми! «Вот она, расплата за спокойную обеспеченную жизнь с Марианной! У Ани, конечно, не могло быть таких страшных знакомых, ее круг — это ученые, умные интеллигентные люди, а Марианна в процессе своего бизнеса якшалась со всякой швалью, с такими вот криминальными типами. Разумеется, без этого она не могла бы делать деньги. За все надо платить…»

— За все надо платить! — громко произнес старик, словно прочитав мысли Барсукова. — И тебя, любезный, возмездие настигло совершенно справедливо. Если бы не ты, Марианна была бы сейчас жива и здорова!.., И денежки мои тоже…

— Что? — удивлению Барсукова не было предела. — Какое я-то отношение имею к ее смерти?

— А ты будто не знаешь?

— Понятия не имею! — возмущенно отрезал Семен Николаевич.

— А ты, любезный, значит, и представления не имеешь, что Марианну-то зарезала твоя первая жена?

— Анна?! Быть этого не может! Она тихая, мягкая, интеллигентная женщина!

— Была, — охотно согласился кашемировый мучитель и резким движением загасил сигарету все в том же драгоценном фарфоровом блюдечке, — была. Но болезнь, нищета и одиночество сделали ее совершенно другим человеком. Хотя.., я лично не верю, что человек может так измениться. Стало быть, такое в ней было всегда, и если бы ты, сволочь, сумел в ней это разглядеть, сумел как-то разобраться со своими двумя бабами, то, возможно, все бы могло кончиться по-другому. Твоя бывшая жена убила Марианну из мести. И, между прочим, украла у нее деньги. Мои деньги. Те самые восемьдесят тысяч.

— Я вам не верю! — взвизгнул Барсуков.

— Не веришь? — Старик снова усмехнулся. — По поводу того, что твоя первая жена убила Марианну, тебя очень скоро проинформирует милиция. А вот по поводу денег… Про это милиции, разумеется, неизвестно, но тут уж тебе, любезный, придется поверить на слово. Если, конечно, не хочешь ближе познакомиться с Артуром.

Барсуков перевел взгляд затравленного животного на широкоплечего головореза.

Жизнь кончена… Надежды нет… И самое страшное — ему абсолютно не на кого было опереться.

— Так что не тяни, любезный, начинай продавать квартиру и все эти цацки. Да смотри — не продешеви.

— Но куда же мне потом деться? — обреченно молвил Барсуков. — Где мне жить?

И тут вперед вышел Артур и зачитал по бумажке:

— Молочникова Клавдия Федоровна, возраст — восемьдесят один год, проживает в коммунальной квартире на улице Халтурина, по-новому — Миллионная, дом десять. Комната четырнадцать метров, так что вполне может прописать своего двоюродного племянника.

— Вот-вот, — поддакнуло бежевое пальто, — для ухода за престарелой теткой тебя пропишут. А если что — я помогу, юристы знакомые найдутся, уж ты не беспокойся.

После ухода визитеров Барсуков налил себе полстакана неразбавленного виски, что было совершенно не в его правилах и с тоской представил себе тети-Клавину коммуналку с десятью скандальными соседями и саму тетю Клаву — вздорную неопрятную старуху, непрерывно курящую ядреный «беломор» и хриплым прокуренным басом комментирующую политическую обстановку в стране. Определенно, жизнь была кончена.

Надежда Лебедева не могла спокойно спать уже три ночи. Во-первых, дело о «маньяке с розой» так глубоко запало ей в душу, что она воспринимала его очень близко к сердцу и жаждала раскрыть его едва ли не сильнее, чем сам капитан Гусев. Во-вторых, у нее разболелся зуб. Как всякий нормальный человек, Надежда боялась зубных врачей. Это осталось у нее с советских времен, когда бедные обыватели рядами маялись в коридоре, слыша из кабинета стоны своих собратьев по несчастью и вдыхая запах горелой кости. Нервы у Надежды Николаевны всегда были крепкими, но такие воспоминания кого хочешь выведут из себя. Днем зуб утихал, и Надежда с облегчением о нем забывала, но ночью он довольно сильно давал о себе знать.

Не в силах больше терпеть такое безобразие, Надежда здраво рассудила, что до Нового года все равно нужно с зубом что-то делать, а то, по народной примете, весь следующий год будешь зубами мучиться. Поэтому она зажала в кулаке некоторое количество денег и позвонила в дверь к соседке Марии Петровне с целью уговорить ту познакомить ее с печально знаменитым теперь в их микрорайоне стоматологом Маргаритой Ивановной, той самой, которая нашла в собственном подъезде убитую дворничиху Евдокию. Надежда решила воспользоваться своим больным зубом и соединить, так сказать, приятное с полезным — полечить зуб и разузнать кое-что про Евдокию.

— Ты что, Надя, сегодня такая грустная? — спросила, открывая дверь, Мария Петровна, которая в их доме известна была зоркими глазами и умением анализировать собственные наблюдения со скоростью