Вот так всегда с этими мужчинами! Невозможно поговорить серьезно!

Вняв моему сердитому взгляду, ненаглядный насупился, потом сказал, что ему нужно все очень серьезно обдумать, а сейчас он не может больше со мной разговаривать, потому что спешит на работу. Что ж, к работе он всегда относился ответственно, этого у него не отнимешь!

Проклятая нога после второго моего падения в собственной прихожей разболелась еще сильнее, так что я забеспокоилась и, провалявшись дома еще сутки, отправилась в поликлинику. Хирург ощупал больную ногу, потом зачем-то то же самое проделал со здоровой, потом назначил рентген, после чего, взглянув на снимок, потерял ко мне всяческий интерес. С ногой оказалось все в порядке, просто сильный ушиб. Предлагали физиотерапию, но я отказалась — сама заживет, некогда мне в очередях сидеть. Я решила взбодриться и не обращать на болячки внимание — на самом-то деле все от нервов.

Родители по-прежнему были на даче, и я блаженствовала дома одна. По телевизору передавали интересные вещи. Статья Андрея в газете наделала много шума и получила широкий резонанс. Несомненно, сообщали в новостях, смерть профессора Шереметьева не случайна. Следствие ведется.

Но о заседании Комиссии по строительству «Невского Диснейленда», на которую покойный профессор должен был представить свою экспертизу, не было сказано ни слова.

А вместо этого как-то вскользь сообщили, что начальник Государственного строительного управления освобожден от занимаемой должности в связи с уходом на пенсию по состоянию здоровья и что временно исполняющим обязанности начальника Управления назначен его заместитель, господин Парамонов.

Я поразмыслила над этими сведениями и решила, что заместителю Вахромеева повезло больше всех, и очень может быть, что он не стал уповать на слепое везение, а решил немножечко подтолкнуть судьбу, только так можно было объяснить странное поведение Вахромеева в парке аттракционов — его подставили. Но вряд ли я когда-нибудь узнаю подробности.

Сама себе не признаваясь, я ждала звонка Андрея, хоть понимала, что шансов у меня, в общем-то, никаких. Ладно, допустим я его не интересую в личном плане, как это ни грустно, но я всегда привыкла смотреть фактам в лицо. Я ведь тоже, пока мы тесно общались с Андреем, старалась не показывать, что он мне нравится — на это у меня хватило ума и выдержки. Но в профессиональном плане он мог бы заинтересоваться той информацией, которую я обещала ему дать. Ведь был момент, когда я готова была ему рассказать обо всем — о бандитах и задушенной Каролине… И слава Богу, что не рассказала, потому что Андрей, конечно, написал бы изумительную статью, но у меня были бы не то что неприятности, а просто-таки полный крах, потому что тут уж милиция порезвилась бы вволю на наших с ненаглядным косточках. Стало быть, все к лучшему, твердила я себе, но глупая моя голова не хотела с этим соглашаться.

Евгений Иванович Парамонов выглянул в окно машины. Они ехали не ежедневным привычным маршрутом, а по какой-то незнакомой улице.

— Толя! — окликнул он шофера. — Ты куда это меня везешь? Я же сказал домой!

— Сейчас, сейчас, Евгений Иванович, — полуобернулся водитель, — там пробка, пришлось объехать!

В душе у Парамонова шевельнулось нехорошее предчувствие. Через минуту это предчувствие оправдалось: машина затормозила и съехала на обочину, а рядом с ней остановился черный «мерседес» с тонированными стеклами. Дверцы «мерседеса» захлопали, из него выбрались несколько крепких ребят в одинаковых черных плащах и невысокий толстячок в просторной оливковой куртке. Толя, паразит, предупредительно открыл дверь парамоновской машины, и толстячок сел рядом с Евгением Ивановичем.

— Здравствуйте, дорогой мой, — проговорил он с отеческой улыбкой, и Парамонов его узнал. Легче ему от этого не стало. — Здравствуйте, — повторил незваный гость, — и простите за такую форму визита… Мне нужно было поговорить с вами, не по телефону же в самом деле…

— В машине тоже могут быть микрофоны, — мстительно произнес Парамонов.

— Нет, — с той же улыбкой возразил толстяк, — машину мои люди проверили, микрофоны убрали.

— И что же вы хотите обсудить со мной, Сергей Вадимович? — спросил Парамонов.

— Многое… Ну, во-первых, я хотел поближе с вами познакомиться. С вашим предшественником мы достаточно долго сотрудничали, но должен согласиться с вами, он отстал от времени. Его методы, да и сам его облик безнадежно устарели. Вы, Евгений Иванович, человек новой формации, и я думаю, мы найдем с вами общий язык.

Даже то, как вы.., поставили точку в карьере Вахромеева, вызвало мой интерес. Кто-нибудь может сказать, что это было проделано слишком демонстративно, грубо, но мне понравился артистизм и размах операции У вас, безусловно, есть стиль.

Парамонов сидел ни жив ни мертв. Он не мог понять — то ли старый иезуит приговорит его к смерти, то ли действительно возьмет под свое крыло и согласится работать с ним, как прежде работал с Вахромеевым.

— Ладно, это так, лирика. — Сергей Вадимович стряхнул с рукава своего молодого собеседника невидимую пушинку. — А сейчас, дорогой мой, вы не должны расслабиться. Читали эту статейку? — Он бросил на колени Парамонова газету, раскрытую на статье «Кто стоит за смертью профессора Шереметьева?».

Парамонов кивнул.

— Итак, у нас две задачи. Журналиста этого нужно немножко притормозить, этим я сам займусь, мне будет сподручнее. Да он человек несложный, вполне контактный.

Тем более что основная направленность статьи вам вполне на руку — вы ведь хотели порвать со шведами и передать контракт господину Хаккинену? — Увидев, как побледнел Парамонов, пораженный осведомленностью, Сергей Вадимович довольно улыбнулся и чуть не замурлыкал, как сытый толстый кот. — A вот вторая задача — по вашей части. Чепцов в этой статье намекает на свидетеля, который якобы видел профессора Шереметьева в день его смерти на улице Академика Ландау… Все это очень интересно, мы, конечно, за гласность и все такое, но лишний интерес ко всем этим делам вовсе не нужен. Зачем нам с вами нужно, чтобы кто-то копался во всей этой истории? Дело сделано, Вахромеев в реанимации, выйдет оттуда вполне созревшим пенсионером.

И все это дело лучше тихо и аккуратно забыть. Так что этот свидетель нам совершенно не нужен. Вы меня поняли? У вас вся информация на руках, так что вам и карты в руки. Действуйте, Евгений Иванович.

Толстячок выкатился в услужливо распахнутую дверцу, пересел в свой «мерседес», сделав на прощание ручкой. Парамонов поехал домой, с ненавистью глядя в бритый затылок своего шофера.

Позвонил ненаглядный и вежливо осведомился, как я себя чувствую. Я нелюбезно ответила, что чувствую себя прекрасно и в его заботах не нуждаюсь. Он помялся и рассказал мне, что его вызывали в милицию. Они там выяснили наконец, что взорвавшаяся на Витебском вокзале «копейка» принадлежала Герману Стебелькову, и с радостью сообщили ему об этом. Именно с радостью, утверждал ненаглядный, потому что в глазах сотрудника милиции светилось прямо-таки неземное счастье, когда он сообщал ненаглядному, что тот больше никогда не увидит своей машины.

Я же позволила себе усомниться в происхождении радости в глазах милиционера, скорей всего он радовался тому, что машину не нужно искать. Если точно известно, что она сгорела на вокзале, можно закрыть дело о розыске.

Мы еще помолчали немного по телефону. Говорить было не о чем. Наконец ненаглядный пробормотал что-то насчет привета от Иры и отключился. Я повесила трубку и вздохнула с облегчением.

По телевизору снова передавали новости, очевидно у меня уже выработался условный рефлекс включать его в это время. Однако я занималась своими делами и прислушалась, только когда уловила знакомое сочетание — «Невский Диснейленд». В этот раз диктор сообщил, что строительство решили начать в будущем квартале и что будет оно под Гатчиной, но не в том месте, где собирались строить раньше, а в двенадцати километрах к юго-востоку. То есть гораздо ближе к городу, так даже лучше. Деревня