Что же случилось сегодня? Звонил шантажист, я назначила ему встречу. Мы долго беседовали, а потом, когда он четко выразил свои требования, его убили. Кто убил?

Совершенно непонятно, но ясно, что не тот, кто хотел убить меня. Зачем убил? Чтобы старик мне не мешал, сообразила я. Но чему он мешал? Он просил денег. Допустим, я бы денег ему не дала, стала бы его вычислять. А как поступают в таких случаях те, кого шантажируют? Либо платят, либо не платят. Тогда либо тот, кто шантажирует, заявляет на них в милицию, либо тот, кого шантажируют, убивает шантажиста. Так всегда пишут в книгах, а книжек в своей жизни я прочитала много, и отец ничего не мог поделать с этим моим пристрастием, хоть очень его не одобрял. Я ничем не выразила моего согласия платить шантажисту, и старый паразит мог настучать на нас с ненаглядным в милицию… Спокойно мог он это сделать по вредности характера, когда убедился бы, что денег не получит. Вот! Кому-то очень не нужно, чтобы моей персоной заинтересовалась милиция. Что ж, тут мы с ним солидарны.

Что-то еще мелькнуло, какая-то важная мысль. Я уже осознала ее, но теперь сформулировала окончательно. Вся операция по убийству шантажиста была возможна, только если неизвестные были полностью в курсе всех моих передвижений. То есть они знали, что я приду в Екатерининский садик.

Откуда? Это же элементарно, Ватсон! — ответила я себе. — Они прослушивают телефон. Они узнали, что свидание будет на второй справа скамейке, поставили там микрофон, — а что, очень даже возможно, — прослушали весь разговор и укокошили старикашку (так ему и надо!) прямо у меня на глазах, чтобы я поняла — старик больше не будет мешать. Да, но у него там какой-то заветный конвертик, где все описано… А, пустое все! Никого это не волнует!

И конвертик уже изъяли и выбросили.

Стоп, девочка! Я поудобнее вытянулась на диване. Кажется, тебя заносит! Кто такие они, и зачем им понадобилось меня оберегать от милиции? Подслушивающие устройства, микрофоны в скамейках… — это чересчур. А убитая девушка, а взрыв «копейки», а смерть шантажиста — это не чересчур? — возразила я сама себе.

Давно следовало признать, что жизнь моя совершенно изменилась, что вокруг меня другой мир, не похожий на прежний, прежние только родители… Хотя то, что отец принял спокойно подарки и не стал расспрашивать, говорит о том, что родители тоже изменились.

Но больно уж фантастично все.., непохоже на правду, прямо как в кино… А может, это мне все снится? Уж очень долгий получается сон, прямо летаргический. — Я вскочила с дивана, залезла в ящик стола и нащупала там пачку долларов. Нет, не сон, деньги-то настоящие!

То есть мир-то вокруг не изменился, просто меня против воли втянули в какую-то игру, и я не знаю, кому и зачем это нужно. Но полно, против воли ли? Я вспомнила тягучие, долгие дни, похожие один на другой… Не хочу даже вспоминать ту жизнь!

И вместо того, чтоб удивляться и приходить в ужас, я спокойно приму правила. игры, только буду делать не то, чего хотят от меня неизвестные, а, то., что в первую очередь нужно мне. А что мне в первую очередь необходимо? Избавиться от «черного киллера», потому что жить в таком напряжении невыносимо. Это же надо, в собственную парадную зайти не могу! :

Я сама должна заманить киллера в ловушку. Буду действовать смело и решительно, потому что третья его попытка может оказаться успешной.

Я вспомнила место на углу Вознесенского и Садовой, где сидела сегодня в скверике.

Напротив дом с башенкой, оттуда скверик и все, находящиеся в нем, как на ладони. Значит, нужно заманить киллера в башенку.

У меня созрел грандиозный план. О том, что он совершенно бредовый, я старалась не думать. Играть, так играть! И проигравшему — смерть.

Однако для выполнения моего плана нужно было заполучить ненаглядного. Ужасно не хотелось снова налаживать с ним отношения, но раз надо — значит, надо!

Я притащила в комнату телефонный аппарат и набрала номер. Жаль, что мобильника у него сейчас нет, — пропал где-то у бандитов. Было поздно, и трубку взяла его сестра. Узнав меня, она очень приветливо сообщила, что Герочка чувствует себя неплохо, за день три раза поел с большим аппетитом, а также два раза принимал душ.

В остальное время он спал или просто лежал на диване и даже телевизор не смотрел, чтобы не расстраиваться. С работы он отпросился на три дня — здоровье нужно поправить. У него побаливает синяк на животе, но в целом никаких особенных отклонений она не заметила.

— А как бы ему трубочку передать? — спросила я, терпеливо прослушав бюллетень о здоровье ненаглядного.

— О, это трудно, он уже спать лег. Но я его разбужу! — сообщила она с радостной готовностью.

— Уж будь так добра, хоть пинками, но разбуди, он мне очень нужен!

Послышались шум, возня, какие-то звуки, и наконец, когда я уже прокляла все на свете, в трубке раздался сонный голос ненаглядного.

— Здравствуй, дорогой! — пропела я нежно. — Как ты себя чувствуешь?

— Это ты, — недовольно засопел он, — что так поздно? И вообще, что за срочность?

— Я, дорогой, очень соскучилась, — протянула я, — сегодня хочу тебя услышать, а завтра — обязательно увидеть.

Ненаглядный задумался на мгновение, а потом пробурчал что-то нечленораздельное-, но я поняла, что он не хочет меня слышать, видеть и вообще хочет скорее забыть, что мы с ним были знакомы; !

Нет, ну как вам это понравится, а?

Я спасла его от верной смерти от рук бандитов, я рисковала жизнью, а могла, между прочим, спокойненько слинять с деньгами, я помогла ему избавиться от трупа его же девки, а он, видите ли, на меня сердится!

— Чем ты недоволен? — холодно спросила я.

— Ничем, — стушевался он, — я просто расстроен, что потерял машину.

— Зато у тебя осталась жизнь, хотя, ей-богу, от машины было больше пользы! — рассердилась я.

Он хрюкнул обиженно, но промолчал.

— Значит, так, — отчеканила я. — Хотела по-хорошему, но раз ты не понимаешь, пеняй на себя. Завтра в шесть вечера будешь на углу Садовой и Вознесенского.

— Зачем это я туда пойду? — заворчал ненаглядный.

— Нам срочно нужно переговорить, а по телефону нельзя.

— О чем говорить? — ныл ненаглядный, очевидно, ему очень не хотелось переться в такую даль на общественном транспорте.

— О взорвавшейся машине. К тебе милиция еще не приходила?

— Нет. — По интонации, с которой он произнес это слово, я поняла, что он перетрусил.

— Ну так придет — взорвалась-то твоя машина.

— А-а-а…

— Не 'а', а придешь завтра, и я скажу тебе, что говорить в милиции.

Тут его сестра, которой надоело слушать наши препирательства, вырвала у него трубку и сказала, чтобы я не беспокоилась, что раз мне нужно, то она попросит соседку посидеть с матерью, а сама приволочет ненаглядного хоть за шкирку в указанное место к назначенному сроку.

На ненаглядного-то мне в конечном счете было наплевать, ведь он, не задумываясь, сдал меня бандитам, но совершенно не хотелось, чтобы его сестра рисковала жизнью.

Так что я сердечно ее поблагодарила и сказала, что будет достаточно, если она просто выпроводит ненаглядного из дома за час до указанного срока, а там уж он как-нибудь сам доберется. На том и порешили, тем более что ненаглядный очень удивился, обнаружив в собственном доме бунт на корабле, то есть такое отношение со стороны ранее во всем покорной сестры.

Утром я проснулась очень рано с горячей надеждой, что вчера вечером киллер подслушал наш с ненаглядным разговор и за ночь успел принять Кое-какие меры. Если нет, и я, как выражаются в кино, тяну пустышку, то я ничем не рисковала. Так или иначе, следовало срочно проверить мои умозаключения.

Я снова прогулялась по магазинам и вернулась с коробками и пакетами. В этот раз мне нужна была скромная, но приличная одежда — я собиралась произвести впечатление серьезной, работающей