— Так, значит, на меня напали?! Пока вы не сказали, я не была вполне в этом уверена. Нет, я не могу ничего припомнить.

Крэш печально вздохнул.

— Этого я и боялся. Медицинские роботы предупреждали, что у вас может быть провал в памяти и что это надолго.

Фреда не на шутку встревожилась:

— Значит, мой мозг серьезно поврежден? Я потеряла память?

— Нет-нет, что вы! Ничего страшного! Медики сказали только, что вы можете не вспомнить нападение. Мы надеялись, что вы расскажете хоть что-то… Вы совсем ничего не помните? — спросил разочарованный шериф.

Фреда помедлила немного, потом решила, что надо быть как можно приветливее и любезнее. Все может очень плохо обернуться, и, может, ей зачтется, если она сейчас будет играть честно.

— Нет, ничего особенного. Я смутно помню, что лежала на полу, а прямо перед глазами у меня стояли две красных ноги. Но я не уверена, что это не галлюцинация или сон.

Шериф резко наклонился вперед.

— Эти красные ноги — вы не могли бы описать их поподробнее? Это были ноги, обутые в красные сапоги, или в красные носки, или…

— Нет-нет, это точно были ноги, а не сапоги или носки. Ноги робота красного цвета. Я видела это вполне отчетливо — если, конечно, я действительно это видела. Мне казалось, что это просто болезненное видение.

— Но с чего бы это вам привиделись красные ноги робота?! — пылко спросил Крэш, разволновавшись. Похоже, его почему-то сильно интересовали эти красные ноги.

Фреда пристально посмотрела шерифу в глаза. У нее было стойкое ощущение, что этот человек не подал бы виду, что заинтересован, если бы не был так изнурен.

— В лаборатории был красный робот, — сказала Фреда. «Нет смысла это скрывать, они все равно его видели», — подумала она и добавила вслух: — Он стоял, прикрепленный к испытательному стенду. Вы не могли его не заметить! — Фреда помолчала немного, потом сказала: — Боюсь, больше ничего вспомнить не могу.

— Постарайтесь, пожалуйста!

Фреда пожала плечами и вздохнула. Она попыталась вернуться мысленно к той ночи, но в голове была невообразимая путаница.

— Я не могу толком вспомнить эту ночь. Помню, как я стояла в комнате, склонившись над одним из рабочих столов, и перечитывала свои записи, — но не могу вспомнить, что именно я читала и за сколько времени до нападения это было. Все как-то нечетко помнится. Я могу неосознанно придумать эти воспоминания, вспомнить то, чего не было. И я не могу сейчас — даже не предлагайте — согласиться ни на какие психологические проверки, чтобы это выяснить.

Крэш чуть улыбнулся.

— Должен признаться, такое действительно пришло было мне в голову. Но, конечно, сперва стоит испробовать менее сложные способы. Может, удастся как-нибудь подстегнуть вашу память? Вот эти ваши заметки — как они выглядели? Это был бумажный блокнот? Или небольшой компьютер? Что?

— О, самый обыкновенный компьютер-блокнот, с голубыми цветами на футляре.

— Понятно. Мадам Лизинг, боюсь вас огорчить, но в лаборатории не было ни голубого «ноутбука», ни красного робота. Когда мы прибыли на место, испытательный стенд был пуст. Мы осмотрели все очень тщательно.

Фреда открыла рот от изумления, у нее внезапно закружилась голова. Она опасалась, что полиция дознается, что за робот Калибан. Из-за этого у нее могли быть крупные неприятности. Но она даже в мыслях не допускала, что Калибан мог исчезнуть! Да поможет им всем Бог, если какой-нибудь сумасшедший включит его и Калибан где-нибудь потеряется!

— Я в шоке! — совершенно искренне призналась Фреда. — Не знаю, что и сказать. Но, по крайней мере, я понимаю теперь, почему на меня напали. До сих пор это было для меня загадкой.

— И почему же, как вы считаете? — спросил Крэш.

— Ограбление! Они украли моего робота!

По лицу шерифа скользнуло мимолетное удивление, и внезапно Фреда поняла, что мысль о заурядном ограблении ему до сих пор не приходила в голову.

— Да-да, конечно, — сказал Крэш.

«Но он очень заинтересовался, когда я сказала о красных ногах, — подумала Фреда. — Значит, он знал, что в лаборатории был красный робот и что его не стало». Вдруг ее осенило: у Крэша были основания полагать, что Калибан ушел из лаборатории сам! Боже! Неужели в ее собственной лаборатории нашелся сумасшедший, который включил Калибана?! Над этим надо хорошенько поразмыслить. Может, удастся как- нибудь перевести разговор на другую тему? В конце концов, это всего лишь предположение, что Калибан ушел сам.

— Один Бог знает, зачем кому-то понадобилось красть неисправного робота? — сказала она. — Единственное, что приходит на ум, — что это очередной случай промышленного шпионажа. Наверное, моего робота и записи украл кто-то из конкурентов или скорее люди, которых наняли наши конкуренты.

— Кто, по-вашему, это мог быть? Какая лаборатория могла пойти на такое? — спросил Крэш.

Фреда беспомощно пожала плечами, заплатив за этот жест новым приступом боли. Но боль была ей сейчас только на руку. Если станет ясно, что она попала в затруднительное положение, будет повод настоять на окончании разговора. Если раньше Фреда пыталась отвлечься, не замечать боли, то сейчас она впустила ее в себя. Какой смысл показывать чудеса выносливости, если от этого ее положение становится только хуже? Фреда тяжело вздохнула и скомкала в пальцах простыню. Это принесло неожиданное облегчение, оказалось, что мужественно терпеть боль гораздо труднее.

Но Крэш, кажется, спрашивал что-то о конкурентах и ждет ответа.

— Не представляю, кто может на такое решиться. Очевидно, что кому-то очень понадобились мои записи и этот робот, но я все равно не вижу в этом никакого смысла. В конце концов, кто бы ни украл мои труды, он должен понимать, что я смогу сделать все заново и так доказать, что это — моя работа. Но кто-то сделал это. И не спрашивайте меня почему.

— Может, они хотели задержать вас, приостановить вашу работу, пока их специалисты вас не обгонят — тем более имея перед собой образец вашей работы?

— Может, и так, но мне все эти доводы кажутся довольно шаткими.

Крэш едва заметно улыбнулся. И все же за этой улыбкой крылась искренняя теплота. Он действительно был очень заинтересован и проявлял неподдельное участие.

— Вы правы, конечно. Но, к сожалению, у нас слишком мало материала для расследования. Вы больше ничего не можете нам сказать?

Фреда покачала головой:

— Боюсь, что нет.

— Ну что ж. Мы еще поговорим с вами, а пока вам нужно отдохнуть.

— Да, конечно. К завтрашнему вечеру мне нужно быть в форме — завтра ведь презентация.

— Презентация? — заинтересовался шериф.

— Простите, я думала, вы знаете. Завтра вечером моя «Лаборатория» делает большую открытую презентацию. Должна признаться, что я не позволяла до поры рассказывать об этом, но…

— Ах да, конечно! Множество самых разных людей, с которыми мы беседовали, говорили мне, что не могут пока ничего рассказать и нам придется подождать до презентации. Так никто и не признался, что вы там такое сделали. Меня больше всего удивило, насколько они уверены, что вы успеете поправиться к презентации.

— Если бы я не смогла, доклад сделал бы Йомен Терах, или если не Йомен, то Губер Эншоу, или кто-то другой. Если никто не говорил вам, что выступать буду именно я, значит, они знали только, что презентация состоится, и не знали, кто будет ее вести. — Фреда ненадолго задумалась, потом продолжила: — Если на меня напали, чтобы провалить презентацию, значит, все же имело смысл держать в секрете