«Спасен», — было первой мыслью, а второй — неожиданно вторгнувшийся в сознание чужой вопрос:

— Ты можешь думать?

— Могу, естественно, — автоматически ответил Малыш и тут же изумился: — А кто говорит?

— Не все ли равно кто? Спрашивай.

— Голос из тьмы, — усмехнулся Малыш, — а где ты, собственно, пребываешь? В Аоре?

— Нет, в Голубом городе. Там, откуда могу контролировать все, что происходит на этой планете.

— Понятно, — подумал вслух Малыш. — Координатор. Супермозг, созданный Учителем.

— Я не Мозг. Я регулятор.

— Машина?

— В твоем понимании — да. Двигатель жизни.

— Вечный двигатель?

— Вечность то, что не имеет конца. Все конечно в природе.

— А бессмертные циклы?

— Бессмертны пока только те, кого вы называете гедонийцами. Люди смертны.

— Значит, гедонийцы — не люди?

— В определенном смысле — нет. Если жизнь человека, твою например, представить в виде графика в двухмерных координатах, то получится кривая с пиком где-то посредине. Разогни ее вторую часть и проведи параллельно оси абсцисс — получишь график жизни гедонийца.

— Зачем это нужно?

— Что?

— Циклы. Повторения. Ты сам говоришь, что все в природе имеет конец.

— Не знаю. Это не входит в мою задачу.

— А в чем задача?

— Управлять. Регулировать. Корректировать эволюцию циклов, стабильность технологии, следить за уровнем.

— Каким?

— Информации.

— Добытой в драке или в потугах воображения, в скотских играх или необузданных прихотях?

— Ты прав. Информация везде. Все, о чем ты думаешь и что делаешь, несет в себе информацию.

— Но она может быть полезной или ненужной.

— Не знаю такого деления. Она бывает полной или неполной.

— Из какого же расчета у вас выводится норма полноты информации?

— Критерий общий: нагрузка на мозг.

— А тех, кто не набрал нормы, в котел?

— В залы регенерации. Вполне естественный процесс. Разве не удаляется в механизме любая деталь, которая плохо работает?

— Одно дело — механизм, другое — люди.

— Для меня это идентично. Я машина. Общество тоже машина, только менее совершенная.

— Ваше — да. Зачем столько каст, или кланов, или как они у вас называются? Сирги, ксоры, сверхлюди — зачем?

— Не могу сомневаться в разумности программы, координирующей мою деятельность на этой планете. Могу только объяснить вам непонятное.

— Почему магам позволено издеваться над вольными?

— Они повышают коэффициент накопленной информации.

— А сверхлюди?

— Еще более высокий коэффициент. Звериная реакция — пойми меня правильно: зверей у нас нет, я употребляю этот термин, потому что он наиболее точно передает знакомое вам понятие, — добавь к этому скорость мышления, умение принимать самое верное, единственно нужное решение, повышенное чувство пространства.

— Ну, а сирги — это тоже «чувство пространства»?

— Сирги — особая каста. Их мало, и роль их значительна. Если определить точнее, это мои дистанционные датчики, скажем, глаза и уши. Потому им и дано великое умение управлять пространством. Пространство — это злая и добрая сила. Ты видел, как оно действует.

— Убивает.

— Лишь тех, кто из-за лени или равнодушия не набрал необходимой информационной нормы. Не набрал — значит, следует перестроить мозг, сменить касту. Требуется, ты бы сказал, лечение.

— Варварское лечение.

— Ты имеешь в виду сиргов? Искривление пространства — это гуманно.

— Откуда они знают, кого перекраивать?

— Я отдаю приказ. Он безукоризненно точен.

— Хороша точность! Я сам чуть было не попал на «операционный стол».

— Я все время следил за тобой. Не мешал, потому что это запрограммировано. Помогать вам узнать и понять стабильность.

— Поймешь ее черта с два, когда я даже не знаю, где нахожусь и что будет дальше.

— Сейчас узнаешь. Не бойся.

Чужой голос в сознании умолк, в растаявшей темноте высветлился зал с длинным рядом кресел, похожих на парикмахерские.

В каждом полулежал раздетый донага гедониец, соединенный таким же парикмахерским «колпаком» с экраном, по которому бежали цветные линии, то кривые, то вытянутые, зигзагообразные и волнистые. Часто их пересекали искры, как желтые молнии. У экранов суетились те же полутораметровые человечки в голубых курточках и темных трико.

— Механическая прочистка мозгов, — подумал вслух Малыш и вздрогнул.

— Она тебя тоже ждет, — сказал кто-то сзади. — Подожди, когда вернемся на базу.

Даже не обернувшись, он уже знал, что Капитан в конце концов все-таки нашел его. Это так обрадовало, что Малыш не смутился ничуточки.

— Как ты нашел меня? — воскликнул он, обнимая товарища.

— Не стоило бы объяснять, — сердито сказал Капитан. — Я же тебя, дурака, знаю. Сразу сообразил, что ты затеял. А как твой излучатель в кабине нашел, бросился назад не задумываясь. Еле-еле к разбору покойников подоспел.

— А дальше?

— Что — дальше? Через зал со «столами», через трубу — и сюда.

— Голос слышал?

— Никаких голосов. Все они немые. А что?

— Ничего. Расскажу после. Давай к выходу.

— А где он, этот выход?

— Найдем.

Они прошли мимо экранов и кресел с покойниками, подлежащими воскресению, как по конвейеру плывущих в мглистую даль, только медленными скачками. Голубокожие у экранов их даже не замечали, словно двигались мимо не люди, а невидимки. Так в роли невидимок они добрались до последнего кресла, пристроились рядом и, по-прежнему незамеченные, мгновенно очутились средь бела дня на детской площадке в Зеленом лесу. Голые гедонийцы барахтались в невесомости и сосали жижицу из знакомых дудочек.

— Н-да, — крякнул Малыш, — а как вездеход найдем? Он же в Аоре.

— Забыл о телепортации?

Она, как всегда здесь, не подвела. Минуту спустя они уже снимали защитный колпак с вездехода.