Встретившись с этим камори-но сукэ, Суэнава говорит ему: «Недомогания мои еще не прошли, но что-то стало мне так тяжело и неспокойно на сердце, что я решился прийти сюда. Что дальше будет – не знаю, но вот пока я еще жив. Сейчас я возвращаюсь к себе и приду во дворец лишь послезавтра. Прошу вас доложить об этом императору». Сказав так, Суэнава покинул дворец. Три дня минуло, и вот из его дома приносят письмо:

Только это и было написано в послании. Без меры перепуганный, Кимутада заплакал и спросил у посыльного: «Как он там?» Гонец, промолвив: «Очень ослаб», тоже залился слезами, только рыдания и были слышны, ни слова больше Кимутада от него не мог узнать. «Я сейчас сам к нему отправлюсь», – сказал Кимутада и послал к себе домой за каретой и, пока ждал, не находил себе места и изнемогал от тревоги. Выйдя к воротам коноэ[263], он стоял там и ожидал карету и, как только долгожданный экипаж был подан, тут же сел и отправился. Приблизившись к дому сёсё, что был на Пятой линии, он увидел, что в доме царит суматоха, а ворота заперты. Сёсё уже скончался[264]. Кимутада попробовал было возвестить о своем приходе, но все было напрасно. Крайне опечаленный, в слезах, он вернулся домой. И вот доложил он государю по порядку, как все это происходило, и государь тоже беспредельно сожалел.

Человек по имени Сакаи-но Хитодзанэ[265], бывший наместник Тоса, заболел и очень ослаб, и вот, отправляясь домой, в Тоба[266], он сложил:

Хэйтю в ту пору жизни, когда он больше всего увлекался любовью, отправился как-то в торговые ряды. В те времена вся знать нарочно ходила туда, чтобы играть в любовь. Было это в тот день, когда приехали туда же и фрейлины ныне покойной государыни. Хэйтю заинтересовался одной из них и безгранично полюбил ее. Затем послал ей письмо. Дамы стали переговариваться: «Здесь, в коляске, много людей. Кому бы это письмо?» Тут кавалер говорит:

так он сказал, а дело шло о дочери правителя Мусаси. Это она была в ярко-алом одеянии, ею и были поглощены все его мысли. Впоследствии от этой дамы из Мусаси он получил ответ, и обменялись они клятвами. Облик ее был прекрасен, волосы длинные, была она очень юной. Многие, очень многие были полны любви к ней, но она была со всеми горда, и возлюбленного у нее не было. Однако так просил ее Хэйтю в письмах, что они все же встретились. Но наутро он даже письма ей не прислал. И так до самой ночи не дал о себе знать. В унынии она встретила рассвет, ждала весь следующий день, но письмо не пришло. Ждала и эту ночь, а наутро прислужницы ей говорят наперебой: «Вы встретились с тем, что слывет таким ненадежным. Пусть даже сам он не мог прийти, но как дурно, что он и письма не послал». В душе она и сама так думала, да еще люди так говорили, и вот от печали и досады она расплакалась. Ночью, думая: может, все же придет, ждала его, но он опять не явился. На следующий день снова даже письма не прислал. Так без всяких известий от него прошло дней пять-шесть. Дама все только слезами заливалась, в рот ничего не брала. Рассыльные и служанки говорят ей: «Полно! Не кручиньтесь так! Ведь не кончилась на этом жизнь. В свете о случившемся никто не знает, порвалась эта связь, завяжете иную». Ничего не молвив в ответ, она затворилась в своих покоях, даже прислуге не показывалась, обрезала волосы, бывшие такими длинными, и собственной волей в монахини постриглась. Прислуга столпилась, плачет, но все уговоры уже напрасны. Дама говорит: «Так тяжело мне, что умереть готова, но смерть все не приходит. Став монахиней, буду хоть свершать обряды и молиться. Так что не поднимайте шума, не переполошите людей». А дело было вот как: Хэйтю наутро после встречи хотел было послать к ней посыльного, но вдруг зашел за ним