— Кир, я хочу сказать тебе…
— Не сейчас, — шепнула Кира в черные дырочки. — Потом…
Она не положила трубку — просто разжала пальцы, и та упала на рычаг, оборвав долетевший далекий возглас подруги.
— …чай!..
Этот обрывок тут же исчез из ее памяти, и Вика тоже исчезла — все ее сознание заполнила черная тень на стене, тянувшая к ней руки, знавшая, где она, шедшая именно к ней.
— Мне показалось… — пробормотала Кира, раскачиваясь на табуретке. Волосы ссыпались ей на лицо, но она не пыталась отбросить пряди, и они липли к губам, лезли в глаза. — Мне показалось… Так не бывает…
Тени могут быть — безмолвные отзвуки прошлого, каким-то образом сохраненные… но тени не могут быть живыми. Они не могут слышать. Они не могут узнавать. Они не могут протягивать руки тебе навстречу.
Конечно, можно вернуться и проверить, но никакие силы не заставили бы ее сейчас это сделать. Может быть, потом… позже, намного позже…
Она вдруг расплакалась в полумраке коридора — громко, без слез, вздрагивая всем телом, и даже не удивилась этому. Обычно рыдания были не для нее, и часто Кира втайне гордилась тем, что с самого детства никогда не плачет — а еще чаще жалела об этом, потому что вместе с плачем уходит боль, но сейчас она не уходила — застряла где-то в горле и не давала ей дышать, и плач ее был судорожным, хриплым.
У тени не было лица, и в профиле легко ошибиться — ведь все тени так похожи друг на друга, и все же Кира знала, что не ошиблась. Это было совсем не то, что смотреть на фотографию. Казалось, что только что дед был здесь, с ней в комнате и в самом деле хотел ее обнять, но она сбежала от него. Она помнила только его усы и огромную лысину, только его дымящую трубку и громкий низкий смех. Этого было очень мало, и ведь ей было всего четыре года, когда дед ушел, но тогда почему же так больно сейчас? И почему именно сейчас к ней пришло понимание — не логически осознанное, а просто понимание, которое идет от сердца, — Василия Сергеевича нет в живых.
Все еще вздрагивая, Кира встала и включила лампу в прихожей, потом прошла по всей квартире, и никогда еще в ней не было столько света, и никогда еще он не горел так ярко и так долго.
— И это все?! — изумленно-обиженно воскликнул Михеев, усаживаясь на край ее стола и раскрывая глаза так широко, что Кира даже испугалась. — «Привет, Егор» — да еще и таким небрежным тоном?! Мол, приперся — ну и ладно?! Кто мне звонил, кто меня слезно умолял?! Кто кричал — Егор, я и моя машина ждем тебя, как челюскинцы спасателей?! Я пришел больной, чуть ли не в агонии, а мне говорят: «Привет, Егор»!
— Ну, если б я сказала тебе: «Пока, Егор» — то это было бы нелогично — не правда ли? — вяло заметила Кира, щелкая клавишами. — Но я действительно очень рада тебя видеть.
— Блекло! Я рассчитывал на десяток горячих поцелуев в различные участки моей неотразимой физиономии!
— Ты и вправду пришел больной, — сказала она, облокачиваясь на столешницу и глядя на него снизу вверх. — Слезь со стола, а? Мне не нравится, когда перед моим носом громоздятся мужские бедра. Это отвлекает от работы. Сядь на стул, как цивилизованный человек, и я с удовольствием с тобой пообщаюсь, пока шеф не видит. Ему почему-то все время хочется, чтобы все работали. Неслыханно — правда?
Егор фыркнул, отошел к своему рабочему месту и через полминуты подъехал к столу Киры на вращающемся стуле.
— Ну, жалуйся, что ты опять устроила в своей машине? Небось, опять в ней кто-то гнездится…
— Это все потом, — Кира шлепнула его руку, уже потянувшуюся к «мышке», вытянула шею, оглядывая коллег, занятых своими делами, прощупала взглядом плотно закрытую дверь, ведущую в обитель Ивана Антоновича, потом вытащила из-под стола пакет, извлекла из него сверток и развернула. — Хорошо, что ты меня предупредил о своем приходе.
— Ты ж сама просила — мол, я…
— Да погоди ты! — Кира пододвинула к нему стопку фотографий, потом перевернула верхнюю и постучала пальцем по надписям. — Видишь? Это их данные.
— Что такое Эс-три-че, гр. Љ 1/12? — немедленно спросил Михеев. — Если это тоже данные, то я, извини, не дешифратор.
— На это не смотри. Главное — фамилии и города. Я предполагаю, что эти люди должны проживать именно в этих городах.
— Сердечно рад за них, — Егор провернулся на своем стуле, — только при чем тут я?
— Очень даже при чем, — Кира вскинула на него умоляющий взгляд — весьма умело умоляющий. — Ты должен мне их найти.
— Очень даже смешно! — Егор фыркнул презрительно и в то же время озадаченно и почесал затылок, потом посмотрел на Киру, и озадаченность захватила все его лицо. — Подожди, ты это серьезно, что ли?
— Егор, это очень серьезно! Ты ведь сможешь, ты ведь такой умный — где мне до тебя с моим убогим интеллектом!
Михеев покачал головой, не пожелав проглатывать конфету.
— Кира, это нереально! Я же не детектив, елки! Я программист, я начальник технической группы, я классный парень, я вообще весь кругом фильдеперсовый… но я не детектив!
— А я и не требую от тебя ничего детективного! Я же не прошу тебя бегать с лупой по всему СНГ, сидеть в засаде и дедуктивно извращаться! У тебя полно интернетовских знакомых, у которых тоже полно знакомых… Все, что мне нужно, это знать, что данный человек существует. Мне наплевать, кто он, чем занимается и куда пойдет завтра вечером. Мне лишь надо знать, что он есть. И он есть жив-здоров! Все!
— А вот теперь мне уже страшно, — Егор втянул голову в плечи. — Рыба моя, ты пытаешься вовлечь меня во что-то криминальное?
— Не говори ерунды. Просто с людьми всякое случается… — Кира запнулась. — Кто-то мог просто умереть от старости. Такое бывает — ты ведь знаешь?
— Да и довольно давно. Но зачем тебе это надо?
— Просто надо. Но ты, конечно, можешь отказаться…
— Не надо обнажать кинжал угрозы — я и так понял, что отказаться я не могу! — буркнул Егор. — Но как ты себе это представляешь? Как я людям объясню, с какой стати они должны кого-то там изыскивать?
— Ну, не знаю, придумай что-нибудь.
— Типично женский ответ! — он почесал кончик носа, потом перебрал несколько фотографий, хмуро разглядывая надписи на оборотах. — Были б хоть фамилии позатейливей, что ли… Михайлов! Как я тебе отыщу в Питере Михайлова, объясни мне?! Как я пойму, что это тот самый?
— У тебя же будут фотографии. Отсканируй и…
— Нечего меня учить! — отрезал Егор и покачал головой. — Елки, ну и задачка! С одной стороны, это, конечно, мне вызов… но с другой стороны, что мне за это будет?
— А что ты хочешь? — поинтересовалась она, по рассеянности облокачиваясь на клавиатуру, отчего на экране появилось совершенно изумительное сочетание букв. Компьютер возмущенно пискнул и немедленно завис.
— Уйди отсюда! — свирепо сказал Михеев, отодвинул Киру в сторону и занял ее место. — Сотни раз говорил — нельзя женщин к технике подпускать!..
— Это и есть твое желание?
— Нет-нет, погоди… — он насмешливо скосил на нее один глаз. — Конечно, чертовски хочется воспользоваться ситуацией и порадовать свои низменные животные инстинкты, но — увы! — мама слишком хорошо меня воспитала. Так что если будет результат — ставишь мне четыре литра пива, идешь со мной в кино, когда мне вздумается, никогда больше не называешь меня «Гошей» — тьфу! — и ежеутренне громко говоришь: «Егор, ты самый гениальный и сексуальный мужчина во Вселенной!»
— Идет. А если результата не будет?
— Ну-у… — Егор возвел глаза к потолку, — тогда два литра пива, а четвертый пункт можно опустить.
— Договорились, — Кира протянула ему ладонь, и Егор церемонно пожал ее, после чего занялся компьютером.
По окончании рабочего дня он проводил ее до остановки. По дороге к ним прицепилась большая облезлая дворняга и долго бежала рядом, не сводя с Киры слезящихся глаз и то и дело путаясь под ногами, пока Михеев не шуганул ее всерьез, подхватив с обочины дороги палку. Псина отскочила в сторону и смотрела им вслед, пока они не скрылись за поворотом. Торопливо, даже чересчур торопливо уходя от этих внимательных собачьих глаз, Кира отчаянно уговаривала себя не обращать внимания на всякие пустяки.
Егор задержался на переходе, пытливо вглядываясь ей в лицо. В его ярко-голубых глазах были вопрос и озадаченность, так и не покинувшая их с самого утра.
— Ты что-то стала какая-то задумчивая, я тебя прямо не узнаю. У тебя неприятности?
— Да нет, — отозвалась она, крутя в пальцах сорванный по дороге бледно-розовый цветок шиповника. — Все очень даже приятно.
— Да? Ну тогда прекращай задумываться. Женщинам нельзя думать. Они от этого теряют свою привлекательность и преждевременно стареют… Едешь плясать?
— Танцевать, — не без раздражения поправила его Кира. — Ты уже начал что-нибудь делать?
— Да, загнал фотки в память и уже озадачил нескольких корешей… Может и получится… Но фотки я пока подержу у себя — ладно?
— Сколько угодно.
Егор склонил голову набок, словно в таком ракурсе приятельница была ему более понятна.
— У тебя действительно ничего не случилось? Ты сегодня не только задумчивая. Ты какая-то слишком уравновешенная, руками ничего не показываешь…
— Не беспокойся, — Кира усмехнулась, — у меня все хорошо. Относись ко всему спокойней, рациональней, в конце концов. Как в том старом анекдоте: что нужно делать, если видишь маленького зеленого человечка?
— Переходить дорогу, — сказал Михеев и помахал ей узкой ладонью. — До завтра.
Глядя, как он перебегает на другую сторону улицы, Кира поджала губы, и веселье сразу же слетело с ее лица, словно убегая, Егор дернул за невидимую нить, которая удерживала это выражение, не давая открыться мрачной задумчивости и потерянности. Она вспомнила о промелькнувшем воскресении — блеклом, незаметном, которое они со Стасом провели в квартире наедине, бессмысленно уставившись в телевизор и полунамеками уговаривая друг друга пойти погулять.
