расческу и застыла в воздухе, и в этот же момент в комнату заглянул Стас.

— Ну, конечно, я так и знал! — воскликнул он, уставившись на стуло-табуреточную этажерку. — Уже залезла или только собираешься?

— Собираюсь, — деревянным голосом отозвалась Кира, ощущая раздражение и некую неустроенность, словно ей не дали закончить очень важное дело.

— Хорошо, что я успел! — Стас посмотрел на расческу в ее руке. — Хочешь лучше выглядеть там наверху? Кир, люстре все равно. Принес я твою землю… Может, хоть спасибо скажешь?

— Да, конечно, спасибо, — быстро сказала она, словно очнувшись от глубокого сна, и положила расческу на трюмо, скользнув взглядом по косметичке. — Ты просто золото, Стас!

— А также платина и вольфрам, — самодовольно заявил он. — Все, переодеваюсь и лезу на люстру.

— Стас, ты себя переоцениваешь. Люстра оборвется.

— Ты поняла, что я имею в виду, — буркнул Стас и исчез. Кира, прикусив губу, потянулась к косметичке, но тут же отдернула руку и почти испуганно посмотрела на нее. Потом резко развернулась и вышла из комнаты.

— Я пока займусь окнами! — крикнула она, проходя мимо столовой, и Стас из гостиной неразборчиво что-то пробурчал в знак согласия.

Спустя несколько секунд, поставив на табуретку ведро с водой и моющее средство для стекол и свалив на застеленный газетой кухонный стол ворох тряпок, на которые пошли старые бабкины наряды, Кира с трудом открыла рамы, отчего на пол посыпались хрупкие пластинки отвалившейся краски, влезла на подоконник и принялась бодро орудовать тряпкой. Во дворе уже сидела часть обычного контингента, в том числе и «майор», и она едва сдержалась, чтобы не помахать ему. Вадим Иванович упредил ее, сделав это сам с улыбкой, не лишенной ехидности, и Кира в ответ помахала ему тряпкой, после чего он снова углубился в шахматную партию. Сан Саныч обернулся и с интересом обозрел стоящую на подоконнике длинноногую фигуру в коротком халатике, а женщины сразу же осуждающе зашушукались.

Вскоре Кира поняла, что мыть окно на первом этаже, выходящее на оживленную в это время дня пешеходную дорожку, довольно утомительно, ибо большинство проходящих личностей мужского пола замедляли шаг, чтобы лучше все рассмотреть, а то и дать дельный совет или предложить помочь. Вначале Кира возвращала игривые насмешки, но довольно быстро перестала реагировать, прикидываясь глухонемой, что, впрочем, помогало мало.

Части же аборигенов неожиданно срочно что-то понадобилось именно возле ее окон. Тут остановились Таня и Мила с колясочками и завели разговор, косясь на распахнутое окно. Тут принялась прогуливаться Нина, потряхивая пепельными кудряшками. Тут что-то выискивала Буся, и Антонина Павловна на другом конце поводка делала вид, что она тут совершенно не при чем. Один раз прошла даже Влада — одна, без матери, окинув Киру мрачным накрашенным взором. Бродили туда-сюда и прочие — то с сумками, то с газетами, то просто так, с деловитым видом и движениями, исполненными торопливости. Некоторые останавливались ненадолго и переговаривались. Никто не делал вид, что его тут на самом деле нет и никого из них нельзя было упрекнуть в невежливости, все здоровались с Кирой и, в большинстве своем, приветливо, но ее не покидало ощущение настойчивого, целенаправленного внимания, и уже домывая последнюю створку, она ехидно спросила в пространство, ухватившись за прутья решетки:

— Может, мне отойти? Может, я вам вид заслоняю?

— Да что ты, Кира, мы и не смотрим никуда, мы просто разговариваем, — обиженным тоном ответила Антонина Павловна. Кира покладисто кивнула.

— Да? Уж простите старую развалину, померещилось сослепу. Я и не знала, что у вас тут место для приватных бесед. Вы бы павильончик поставили, что ли? Неудобно стоять все время. Особенно пожилым женщинам. Кстати, я сейчас буду мыть окно в спальне, так что вы сдвиньтесь метра на три левее, как раз напротив него и окажетесь.

— Хамка! — Нина подбоченилась. — Ишь, раскомандовалась! Это наш двор! Где хотим, там и стоим!

— Ну, удачи, — Кира отвернулась, возвращаясь к прерванной работе. — А то, может, табуреточку вынести? Мне не трудно.

Нина фыркнула и удалилась с презрительным видом. Таня и Мила переглянулись и покатили своих чад в противоположном направлении, напоследок заявив Кире, что у нее мания величия.

— Да, — кивнула она, вытирая стекло насухо. — Наличествует. Очень величавая мания. А так же мания преследования и подмигивания. Кстати, а вы слышали о салате острова Барба и о флоридском салатике?

— Нет! — хором ответили молодые женщины, тут же остановившись и забыв про обиду.

— Ну, как закончу — расскажу.

— Хорошо, — отозвались они и проследовали по дорожке к другому двору. Ухмыльнувшись, Кира спрыгнула на пол и принялась мыть подоконник. В гостиной дурным голосом взвыл пылесос, тотчас же что-то щелкнуло, и вой пылесоса начал умирающе затихать, а холодильник сообщил о своем выключении знакомым агонизирующим бормотанием, и летевшая из гостиной громкая песня разом оборвалась, словно кто-то бесцеремонно зажал Риккардо Фольи рот ладонью. Послышалась ругань, потом быстрые шаги Стаса.

— Кира, выруби холодильник! — крикнул он из коридора. — Как меня это задолбало!

Она послушно выдернула вилку из розетки, и в тот же момент из коридора долетели страшный грохот и лязг, а следом — новая порция проклятий.

— Стас! Ты упал! — испуганно закричала Кира, роняя тряпку в ведро.

— Не я, а этот проклятый шест! — замогильным голосом ответил Стас. — Чудо, что он не раскокал лампу! Но он свернул шкафчик возле двери, и тот треснул меня по плечу! Очень неприятно!

Кира побежала в прихожую, где Стас, прислонившись к стене, растирал плечо с перекошенным от боли лицом. Шест лежал на полу, тут же валялся маленький серый шкафчик, когда-то висевший на стене возле входной двери.

— Сильно больно? Ничего не сломал? — она осторожно тронула ладонь Стаса, оглаживавшую плечо. Он покачал головой.

— Не, ерунда, углом зацепило, уже проходит. Но синяк будет. И чего на меня в этом доме все падает?

— Дай посмотрю.

Стас отвел ее руку, тепло и благодарно улыбнувшись.

— Не стоит. Я ж говорю, ерунда. Вичка вечером посмотрит.

— И полечит, я думаю. Мне тут инвалиды не нужны, — Кира посмотрела на шкафчик. — А чего он свалился с таким странным звуком? Будто чьи-то латы рухнули. Что там внутри — груда железа? Туда мы еще не заглядывали.

— Вот тебе и повод, — Стас присел на корточки и открыл чуть покосившуюся дверцу, потом с усилием перевернул шкафчик вверх ногами, и на пол со звоном высыпалась груда разнокалиберных ржавых ключей.

— Господи, это от каких же замков?! — изумилась Кира. — Их же тут целая сотня — не меньше! Удивительно, что шкаф не рухнул сам по себе. Тебе, Стас, еще очень повезло — упади он на голову… — она вздрогнула, не договорив. Брат понимающе кивнул, хмуро разглядывая вмятину на линолеуме.

— Большинство явно от дверей квартир… или кабинетов, — задумчиво сказал он, глядя, как Кира перебирает ключи. — Вот этот похож на гаражный. А вот этот, — он подцепил за ржавое кольцо один из небольших ключей, — сто процентов от отечественного замка зажигания. У деда была машина?

— Нет, насколько мне известно. Неужели, бабка была вхожа во столько дверей?

— Она прожила много лет, — логично заметил Стас. — И, наверное, у нее была привычка сохранять ключи от всех замков, которые она часто открывала. Многие люди так делают. Но зачем ей ключи от замков зажигания? Их тут несколько, между прочим, и все разные.

— Наверное, от деда остались. Может, он в автомастерской работал? Или что-нибудь в этом роде? Или постояльцы забыли?

— Какие еще постояльцы? — удивился Стас. Кира виновато прикусила губу, но тут же бодро ответила:

— Тетя Аня сказала, что бабка летом часто сдавала квартиру… приезжим. Мало ли.

Стас пожал плечами.

— Они же не идиоты забывать ключи от машины. Как бы они уехали?

— Стас, не обязательно же они приехали сюда на машине. Оставили ее дома, а ключ-то зачем с брелока снимать?.. — она снова поворошила ключи. — Только они все отдельные. Без всяких брелоков. И не в связках.

— Значит, она ими не пользовалась, и ей было ни к чему собирать их в связки. Так или иначе, они лежат тут очень давно, — Стас отряхнул испачканные рыжим ладони. — Видишь, сколько ржавчины?

— Вряд ли за ними кто-нибудь придет. Выкинем их?

Он усмехнулся.

— Когда-то я слышал поговорку, что чем больше в доме ключей, тем больше в нем достатка. А еще говорят, что выкидывать ключи — плохая примета.

— Глупости!

— Пусть полежат, пока не мешают. Я сложу их в кладовку. А вдруг пригодятся?

— Не вижу причин, по которым они нам могут пригодиться! — сказала Кира несколько раздраженно, поднимаясь. — Разве что оглушить ими кого-то, если сунуть их в мешок. Стас, в доме и так полно барахла!

Стас посмотрел на свои ладони, потом на нее — снизу вверх.

— Как пострадавший я имею решающее право голоса. Я положу их в самый дальний угол, ты, вскорости, о них и не вспомнишь… Так, собственно, зачем я сюда пришел…

— Включить свет, — напомнила Кира. — Давай я — ты ж раненый.

— Тяжко раненый, — Стас поднял шест. — Уйди, женщина! Возвращайся к своим тряпкам… кстати, ты на кухне закончила?

— Осталось только подоконник домыть… Кстати, мыть окна на первом этаже совершенно невозможно — замучили советами и любопытствующими взглядами! И главное ж, ходят все какие-то невзрачные и незатейливые… мужчины, я имею в виду, — Кира подняла глаза к пыльному потолку и мечтательно вздохнула, в то время как ее руки проворно начали исполнять в воздухе мягкий, романтичный танец. — А вот шел бы мимо молодой человек приятной наружности, следом за которым, для импозантности, катился бы его собственный… хм-м… «Гелендеваген». И остановился бы он напротив моего окна, и сказал бы мне: «О, прекрасная дева, с тряпкой в одной руке и бутылкой моющего средства для стекол в другой! Сними с кудрей своих паутину, вымой руки и снизойди в мои объятия и будь моей во веки веков!.. или хотя бы до обеда!» И пнула бы я ногой ведро с мыльной водой и устремилась бы сквозь решетку, аки сквозь туман…

— Как сквозь туман не выйдет, — с безжалостной циничностью заметил Стас. — Сквозь эту решетку ты пройдешь только нарезанная кубиками. Оставь