специальном докладе о концертах Антона Рубинштейна, где дана высочайшая человеческая и профессиональная оценка замечательного композитора. Обер-прокурор советует и даже просит императора посетить один из его концертов, особенно выделяя, что Рубинштейн по рождению своему, по воспитанию, по семейным и общественным связям и отношениям, по привычкам и образу жизни — русский и остается в России, «несмотря на блестящие предложения, которые не раз делались ему за границей».

В конце доклада Константин Петрович подчеркивает: «Я знаю, что многие, коим дорого русское искусство, будут до глубины души обрадованы таким знаком Вашего внимания». Александр III однажды посетил театральное представление по опере Рубинштейна «Нерон», но это было за два года до взрыва на Екатерининском канале. Обер-прокурор человек многозначительный, что не подлежит сомнению, — у него нет ни в письмах, ни в статьях, ни в книгах проходных случайных фраз. Все продумано и оправдано. Вот почему лапидарный комментарий автора на докладе заставляет задуматься и сделать соответствующие выводы: «Предполагалось, но по зрелом обсуждении не отправлено».

Не только наставник влиял на воспитанника, но и воспитанник-император вынуждал наставника- обер-прокурора считаться со своим мнением и со своими настроениями. За таким документом таится нечто весьма серьезное, требующее внимательного психологического исследования. И немудрено, что на замечание, сделанное неспроста и оставленное в «Novum regnum», ни в советские времена, ни сейчас никто не обращает внимания. Слишком глубоко залегающий пласт пришлось бы поднять на поверхность.

Объяснить удивительный феномен резко отрицательного восприятия еврейства обер-прокурором весьма нелегко, если вообще возможно. Многие факты свидетельствуют о постепенной политизации этого отношения.

Для императора-освободителя, отца Александра III, были характерны веротерпимость, воспитанная Василием Андреевичем Жуковским, социальная и человеческая порядочность и сдержанность, особенно в первые годы правления, а также рациональный взгляд — как частность — на еврейскую проблематику. Александр II обладал качествами, без которых реформаторская деятельность абсолютно немыслима. Именно он являлся мотором изменений, происходящих в России. Он не представлял собой игрушку в руках окружения. Освобождение крестьян произошло без Лорис-Меликова и прочих персонажей последних лет царствования, которые увенчали себя лавровыми венками, в то время как исполняли лишь волю императора, разрабатывая детали небывалого в мире, грандиозного проекта. В этих глубинных гуманитарных течениях натуры император ничуть не уступал, а, быть может, превосходил своего современника президента США Авраама Линкольна, уничтоженного сторонниками рабовладения. Линкольн за своими плечами имел устойчивую сложившуюся традицию — за ним стояли Джордж Вашингтон и Бенжамен Франклин, Конституция и Декларация независимости. Оглядываясь назад, Линкольн видел лица тех свободолюбивых политических деятелей, создавших условия для принятия закона об отмене рабства, осложненного необходимостью преодоления расовых различий, и Гомстед-акта, которые положили начало ничем не стесненному развитию личности в Америке. А Александр II перед отменой крепостного права, которое Пушкин и многие другие лучшие люди России считали и называли рабством, за плечами имел совершенно другую — противоположную — традицию, которую предстояло сломать. Упразднить историческую традицию, обладающую достаточно серьезной экономической подоплекой, под силу только деятелю, наделенному не просто державной волей и безмерной властью, но и даром пророчества и предвидения ближайших последствий.

В России все не так!

Если Линкольна убили сторонники рабства, то Освободителя лишили жизни те, кто считал себя защитниками свободы.

Контрреформаторская деятельность Константина Петровича после выстрела Каракозова, которая с воцарением Александра III приобрела государственные масштабы и в конце концов коснулась и еврейской проблематики, была все-таки замешена на несколько иных дрожжах, чем у его воспитанника. В близких советчиках у нового императора пребывали такие типы, как шеф жандармов, а затем одесский временный генерал-губернатор Александр Романович Дрентельн, переведенный в 1881 году в Киев. Погромная репутация Дрентельна губительно отозвалась на правительственных установлениях и распоряжениях. Он давно был известен своими антисемитскими взглядами и темными связями с начальником III отделения собственной его императорского величества канцелярии совершенно ничтожным Шмидтом, развратником и растратчиком, которого вскоре уволили. Должность шефа жандармов Лорис-Меликов отнял у Дрентельна, осложнявшего и обострявшего положение и в столицах, и в провинции. Кресло в Киеве он получил не только потому, что командовал там военным округом после Русско-турецкой войны. По словам одного из современников, Дрентельн «до глубины души ненавидел евреев» и во время погрома в 1881 году «дал полную свободу действий необузданным толпам «хулиганов» и днепровским «босякам», которые громили открыто еврейское имущество, магазины и лавки, базары, даже в его глазах и в присутствии войск…». В конфликте, который разыгрался в приемной ректора Киевского университета профессора по кафедре энциклопедии права Николая Карловича Ренненкампфа, когда профессор Виктор Андреевич Субботин, придя на квартиру по каким-то своим надобностям — он возглавлял кафедру гигиены, — назвал Дрентельна публично «негодяем», император встал на сторону генерал-губернатора. Дело дошло до рукопашной с адъютантом Дрентельна Треповым, в ход пошли стулья…

Таким образом, Дрентельн в Киеве оказался вполне к месту и в нужное время.

В связи с распадом семьи и появлением у отца неофициальной супруги у наследника укрепилось стремление к пересмотру всего того, чего Россия достигла в предшествующие десятилетия, в том числе это коснулось и отношения к евреям. Личное отношение наследника к евреям ухудшило то, что в окружении княжны Долгорукой находились промышленники и банкиры, чье происхождение вызывало у некоторых придворных недоумение. В годы обрушившейся на Россию свободы свое состояние сколотили Гинцбурги, Поляковы, Бродские, а успешную карьеру сделали многие выкресты, приложившие свои способности в самых различных сферах жизни. Их, конечно, было незначительное меньшинство, но они выделялись из общей массы энергией и крупномасштабными проектами. Достаточно обратить внимание на то, что один из братьев Поляковых проводил успешные финансовые операции через свой банк в Иране. Это вызывало раздражение у сына несчастной императрицы Марии Александровны. Таким образом, не только наставник, но и другие многочисленные факторы формировали мировоззрение наследника, а затем и императора Александра III.

В книге Александра Солженицына «200 лет вместе» фамилия Победоносцева дважды или трижды упоминается вскользь. Его отношение к евреям сглажено, а роль в формировании антиеврейских настроений совершенно не освещена, хотя она была если не ведущей, то, во всяком случае, значительной. Преуменьшение роли обер-прокурора искажает картину, переводя стрелку по-марксистски на политико- экономические рельсы. Поверхностное и краткое упоминание фамилии обер-прокурора приводит к неверному толкованию ряда важнейших событий. Вообще книга Александра Солженицына не затрагивает существа вопроса, опускает фамилии героев известного поприща, изымая из избранного сюжета произвольно целые ветви и участки развития определенных тенденций. Так, например, в книге нельзя