коммунистов на Арагон. Пленум НКТ предоставил возможность Арагонской организации действовать по своему усмотрению[1269].
11 августа силы 11-й дивизии под командованием коммуниста Э. Листера напали на Каспе и разогнали Арагонский совет, арестовав его лидеров и несколько сот анархо-синдикалистов. Акция не встретила значительного сопротивления, так как анархо-синдикалисты не стали использовать даже небольшое количество оружия, имевшееся у них на складах в тылу, и не сняли войск с фронта. Листер утверждал, что операция была согласована с И. Прието, руководством КПИ и советскими представителями[1270]. А вот Антонов-Овсеенко считал, что от этой акции выиграл Прието: «Характерно, что Приэто использовал для этой задачи дивизию Листера с тем, чтобы направить против коммунистической партии все недовольство анархистов»[1271]. Действительно, игры коммунистов в блок с анархистами против Прието после разгона Арагонского совета пришлось отложить.
Обосновывая новый удар по либертарному движению, Х. Негрин говорил: «Моральные и материальные нужды войны неминуемо требуют концентрации всей власти в руках государства»[1272]. Офицер дивизии Листера Т. Руис утверждал, что «крестьяне встречали нас как освободителей», но тут же добавляет, что частью операции было разоружение крестьян[1273]. Сам факт наличия у крестьян оружия показывает, что коллективизация большинства из них не могла быть насильственной. Коммунистическая пресса так комментировала разоружение анархо-синдикалистов: «Любое оружие, которое прячут в тылу, не оправдывает своего назначения, оно способствует предателю Франко и интервентам в нашей стране… Оружие должно служить фронтам. В тылу нужны трудолюбивые руки…» [1274]. Характерно, что именно отсутствие в тылу значительных вооруженных формирований, подконтрольных Арагонскому совету, и обеспечило успех операции Э. Листера. Зато майский режим позаботился о том, чтобы в тылу действовали преданные ему воинские части. Даже коммунист А. Росель признает, что после разгона Арагонского совета «мы перешли от анархистской диктатуры к коммунистической»[1275]. Новый губернатор Арагона Х. Мантекон, левый республиканец и бывший член Арагонского совета, рассказывал Асанье, что Листер собирался расстрелять захваченных членов Совета, но Монтекон отговорил его[1276] .
Во время этого похода Листеру удалось распустить часть коллективов. Однако, несмотря на провозглашенную победителями свободу выхода из коллективов и сильное давление, оказанное на крестьян, разрушить созданную анархистами систему не удалось — в разных районах от четверти до большинства крестьян остались в коллективах[1277]. Уже в июле 1937 г., после того, как анархисты потеряли политическую власть, около 1000 участников коллективов Леванта направились в Кастилию для помощи в организации там коллективов. Это привело к распространению движения на новые районы в разгар наступления коммунистов на коллективы в Арагоне[1278]. Более того, количество членов коллективов вновь стало расти и в 1938 г. достигло 290000 домовладельцев, то есть около 40 % населения Арагона[1279]. Коллективы продолжали существовать вплоть до прихода франкистов[1280].
После августовских событий анархистам удалось достичь компромисса с правительством и «вписать» коллективы в правовую систему Республики. Анархисты приняли участие в разработке Министерством труда типовых положений о кооперативах — сельских и потребительских. Эти документы, созданные на основе закона 1931 г. и правительственных декретов 1931 г. и 1936 г., должны были придать правовую базу коллективизации по всей республиканской зоне. Типовой устав сельскохозяйственного кооператива, обобщающий первый опыт коллективизации, носит антикапиталистический характер: «Ничто не может принадлежать этому коллективу на принципах предпринимательства, найма, капиталистического общества и т. п.» (ст. 6 устава сельских кооперативов)[1281]. Однако признавалась возможность использования на работах людей, не являющихся членами кооператива с назначением им зарплаты и социального страхования (ст.43)[1282]. Проекты типовых уставов, разработанные Министерством труда при участии НКТ, демонстрируют компромиссную модель кооперативного сектора в рамках плюралистичной экономики, в которой сохраняется и рынок, и государственное регулирование, но решающую роль играют самостоятельные, объединенные в добровольные федерации коллективы. Эти документы стали плодом политического компромисса: правительство получило дополнительные права в отношении кооперативной экономики, а анархисты добились ее правовой защиты. Тем не менее, анархо-синдикалистская система продолжала разрушаться, что уже в конце 1937 г. вызвало острый продовольственный кризис в Каталонии.
Разгром Арагонского совета стал новым тяжелым поражением либертарного движения. Тщетными оказались попытки играть на противоречиях майских победителей. Не удалось наладить контакт с противниками коммунистов в коридорах власти. Одновременные переговоры с КПИ выглядели капитулянтством. 15 августа НКТ заключила соглашение с коммунистами. Оно предусматривало прекращение полемики в печати и установление «сердечных отношений» [1283]. Однако в это время стали известны подробности действий Листера в Арагоне, и соглашение было разорвано. 21 и 25 августа ЦК КПИ обратился к анархистам с новыми предложениями о сотрудничестве, но на этот раз «понимания» не встретил. Под угрозой всеобщей забастовки коммунистам пришлось освободить арестованных в Каспе анархистов[1284].
Прието стремился добить главный источник социальной революции в лице анархистов. Но коммунисты сочли, что после августовских ударов НКТ достаточно ослаблена, и можно вернуться к политике «приручения» конца 1936 г. В сентябре 1937 г. коммунисты выступили против дальнейшего преследования анархистов и оппозиционной прессы, формально — так как это ведет к изоляции правительства от масс[1285]. К этому времени им понадобился противовес против правых социалистов.
«Кастилия либре» выражала настроение анархо-синдикалистских масс: «В интересах смертельной борьбы, которую мы ведем против фашизма, мы дошли до максимальной границы наших уступок. Пусть никто не требует от нас большего»[1286]. Но уступок будет еще много.
Столкнувшись с авторитарно организованной силой и проиграв схватку с ней, анархо-синдикалисты стали искать причины поражения в своей децентрализации. Под давлением обстоятельств анархо- синдикалисты стали переходить к более «партийной» структуре. По словам историка Х. Гомеса Касаса, «НКТ и ФАИ выжили, приспособившись к изменениям. Но они потеряли свой характер, свое лицо»[1287]. Это высказывание, сделанное в завершенной форме, является преувеличением. НКТ и ФАИ никогда не были лишены некоторой внутренней авторитарности, но в то же время до конца войны эти организации не потеряли и своего демократизма. Но все же авторитаризм в НКТ и ФАИ заметно усилился. На пленуме 4–7 августа 1937 г. ФАИ взяла курс на организационную перестройку, которая могла бы фактически превратить ее в структуру партийного типа [1288]. Если раньше ФАИ состояла из «групп единомышленников», то теперь должна была быть создана территориальная структура — объединялись все члены ФАИ на данной территории, независимо от оттенков их анархистских взглядов. При этом члены территориальных ячеек должны были участвовать в «публичных институтах, которые могут способствовать обеспечению и развитию нового положения вещей»[1289], то есть — режима Негрина.
Характерно, что именно эта тенденция привела к усилению в ФАИ влиятельной оппозиции (ряд делегатов июльского регионального пленума покинули зал), — централизация не укрепляла, а раскалывала движение. После этого руководство ФАИ пошло на уступки оппозиции.
Постепенно возрастало влияние аппарата в НКТ и ФАИ. В начале 1938 г. был создан исполком НКТ. Существенные изменения в организации НКТ проявились и на национальном пленуме по проблемам экономики в январе 1938 г. По словам Х. Пейратса, «одной из заметных аномалий стало предварительное выдвижение мнения Национального комитета по всем вопросам повестки. Это противоречило