Глава IX
Агония республики
Теперь я мучительно старался убедить себя, что не все еще предрешено, и что чудо может спасти республику.
Социально-экономическое положение Республики продолжало ухудшаться. Во второй половине 1938 г. из-за потери Арагона и изоляции центральной части территории Республики были затруднены поставки продовольствия в Мадрид. Не хватало средств на закупку продовольствия. Впрочем, были и внутренние причины продовольственных трудностей, о которых докладывали советские дипломаты: «Крестьяне особенно недовольны тем, что государство, покупая у них продукты по твердым ценам, продает их зачастую вдвое и втрое дороже в городах»[1562]. Время синдикалистского продуктообмена кончилось. Из-за тотального призыва в армию (около миллиона человек, хотя оружия на всех не хватало) не хватало рук для уборки урожая. При этом пришлось задействовать армию на уборку хотя бы части урожая[1563].
Рабочие были вынуждены искать продовольствие сами — невыходы на работу в ноябре достигали 15 % рабочей силы[1564]. В декабре прошла голодная демонстрация в Мадриде[1565]. Голодала и Барселона. Паек на предприятиях составлял 150 грамм хлеба, 100 грамм мяса или рыбы, 50 грамм жиров, и еще 2 литра вина и 1–2 кг бобовых в месяц[1566]. Обеспечивался он нерегулярно. Столкнувшись с враждебностью к себе государства, коллективы укрывали произведенную продукцию[1567].
В январе 1939 г. США продали Испании 500 тыс. бушелей пшеницы по 9 долларов за тонну, за полцены. Американцы не упустили возможность для пиара — в прессе сообщалось, что продовольствие поставлено «бесплатно»[1568].
Как докладывал С. Марченко, «положение усугублялось тем, что руководство экономической политикой правительства было передоверено Негрином некоему Дельгадо Торресу, темные политические связи которого были достаточно известны. В результате этого экономическая политика правительства творилась без участия и контроля народного фронта и коммунистической партии, которая, кстати, недостаточно занималась вопросами экономики. Она сводилась в деревне к административному изъятию излишков (без компенсации — зачеркнуто — А. Ш.), что не мешало богатым крестьянам и анархистским „колхозам“ прятать колоссальное количество продуктов, натравливая остальных крестьян против центрального правительства»[1569]. Сначала автор написал более нейтрально: «било по среднему и беднейшему крестьянству и раздражало остальных крестьян», но потом «заострил» против злонамеренных кулаков и анархистов. По мере правки документ приобрел форму, более соответствующую настроениям начальства в НКИД. Дипломаты должны были учитывать судьбу своих предшественников, расстрелянных в 1937–1938 гг. Впрочем, в условиях характерных для бюрократической экономики злоупотреблений нет ничего удивительного в том, что крестьяне и коллективы не хотели отдавать продукцию государству[1570].
Но на военном производстве рабочие продолжали самоотверженно трудиться. Как докладывал советник при субсекретариате вооружений М. Неделин (будущий командующий ракетными войсками стратегического назначения СССР), в Барселоне в ноябре было произведено 210000 корпусов снарядов (на 20000 больше, чем в октябре, на 50000 больше, чем в центральной зоне). Дальнейшее наращивание производства было бессмысленно, потому что после падения Севера не удавалось производить достаточное количество взрывателей — только 134000 в октябре, а в ноябре — и вовсе 109000 из-за аварии (считалось, что это — диверсия, но и опыта в этом производстве барселонцам не хватало). Однако даже имеющееся производство покрывало потребности фронта кроме ПТО и зенитной артиллерии. Производились также броневики и стрелковое оружие. Чтобы найти сырье, ввоз которого практически прекратился еще в сентябре, «промышленность вынуждена была мобилизовать все остатки и весь лом и брак литья, чтобы как-нибудь сохранить уровень выпуска литья на прежнем уровне»[1571] .
23 декабря Франко начал наступление на Каталонию. В принципе этот удар не был сюрпризом для республиканцев. В декабре внимание их разведки было приковано к передвижениям противника на этом фронте, а 20 декабря она доложила, что здесь передвижения войск «обнаруживают полностью приготовление противника к ближайшей операции, которая может начаться в любую минуту»[1572].
250 тысячам солдат Франко противостояло 176 тысяч республиканцев (на которых приходилось 86 тысяч винтовок)[1573]. На 260 истребителей и 300 бомбардировщиков франкистов приходилось 95 истребителей и 29 бомбардировщиков республиканцев[1574]. П. Тольятти, ссылаясь на советского главного военного советника К. Качанова, считал, что «соотношение сил не было для нас слишком неблагоприятным», так как часть республиканского фронта была хорошо укреплена[1575]. Но войска были деморализованы, и после сражения на Эбро у республиканцев не было здесь достаточных резервов. Удар был нанесен по 56 дивизии, состоявшей из карабинеров, моряков и пополнения. Фронт был прорван.
При этом политическое недоверие к анархо-синдикалистам продолжало пагубно сказываться на ходе сражения. «26-я анархистская дивизия, которая при Галане неплохо дралась, перебрасывается на север, к 10-му корпусу, где она бездействует до конца кампании»[1576], — писал С. Марченко, для которого эти действия командования — пример саботажа и предательства. Но это — и пример надуманного недоверия анархистам, который в итоге ведет к подрыву боеспособности фронта.
К 20 января республиканцы в Каталонии потеряли убитыми, ранеными, больными и разбежавшимися 71069 человек — 40 % сил. Из них убитыми — всего 2500 человек. При этом было потеряно 34–36 % винтовок и пулеметов[1577]. И при этом республиканское руководство продолжало жаловаться на нехватку оружия.
Потери оружия были важны еще и потому, что республиканская армия продолжала пополняться — прибыло 44576 мобилизованных и солдат с юга (их было 12000)[1578]. Но Миаха послал в Каталонию людей без оружия, что обрекло этих бойцов на гибель или интернирование во Франции[1579].
В конце декабря — начале января республиканцы еще оказывали организованное сопротивление, держали фронт. Итальянцы давили на армию Эбро от Лериды на Монтблан, стремясь отрезать приморский угол республиканской обороны в районе Тортосы и Таррагоны. Республиканцы стали отходить от Тортосы к Таррагоне, чтобы не попасть в котел. Но поздно — 14 января итальянцы взяли Монтбланш и 15 января рубанули по выступу, прорвавшись к Таррагоне и к морю. Три республиканские дивизии были разгромлены, что деморализовало всю армию. «Моральное состояние командования резко упало, управление войсками у корпусов потеряно»[1580], — сообщалось в советском дневнике боевых действий.
Начался исход республиканцев из Каталонии во Францию. Советник группы армий в Каталонии полковник Ветров докладывал: «Главная причина падения морального состояния войск кроется не в характере боев, которые уже потеряли напряженность первых дней операции, и не в потерях людского состава. Все дело в работе командования всех степеней. Управление войсками потеряно. Люди не чувствуют командира. Последний поддался общему настроению обреченности, пассивности, не только не воодушевляет солдат, не останавливает их, а зачастую сам идет впереди их пути отхода в тыл»
