Итак, что же указывает на «исход» скорби? Возможность сосредоточиться и вернуться к работе; пробуждение интереса к жизни и способности получать от нее удовольствие при осознании того факта, что нынешнее удовольствие несопоставимо с ушедшей радостью. Способность прочно удерживать в памяти утраченную любовь и вспоминать ее без искажений. Способность строить свою жизнь так, чтобы покойный был бы доволен (хотя это щекотливый вопрос: бывает, скорбящие дают себе полную свободу действий). А что потом? Обретение некой формы самодостаточности, чуждой безучастности и равнодушия? Или создание новых отношений, которые либо вытеснят собой прежние, либо, вполне возможно, будут черпать в них силу?

Существует еще одна удивительная параллель между этими двумя книгами — «Год магического мышления» и «История вдовы». К моменту выхода в свет многим читателям стали известны важные подробности, не отраженные в текстах. В случае Джоан Дидион это смерть ее дочери Куинтаны (в следующем издании книги об этом уже было сказано); в случае Джойс Кэрол Оутс — ее вступление в брак с неким нейробиологом, чье существование стыдливо упомянуто на последней странице. Вы можете возразить, что те, кто пишет о скорби, устанавливают, не в пример многим другим, собственные литературные рамки, и тем не менее в случае Дж. К. Оутс в такой недомолвке сквозит некая грусть. Писательница рассказывает о тех двенадцати месяцах, отсчет которым ведется с 18 февраля 2008 года; по ее собственному свидетельству (в интервью газете «Таймс»), она познакомилась со своим вторым мужем в августе 2008-го, в сентябре они стали совершать пешие прогулки и походы, а в марте 2009-го поженились. Если Дидион поставила «вопрос о жалости к себе» в первых строках книги, то Оутс сходным образом затронула ту же сложную материю в главе, названной «Табу»:

Однако тема эта заявляется, но тут же отодвигается в сторону; более того, если Оутс и возвращается к мысли о «предательстве» мужа, то делает это в довольно узком контексте, когда раскрывает читателю тайны семьи и воспитания Рэя Смита. Как она сама объясняет, «мемуары бессмысленны, если им недостает честности. Точно так же бессмысленно признание в любви, если ему недостает честности». Заключительная глава ее книги названа «Руководство для вдовы»; приведем ее целиком:

Но если она при этом добавит «В считаные недели я, наверное, выйду замуж», не изменит ли это природу первого высказывания? Это не морализаторство: Оутс, вполне возможно, цитирует слова Марианны Мур о том, что «лекарство от одиночества — уединение», но множество людей испытывает потребность вступить в брак, а следовательно, в ряде случаев, и в повторный брак. Однако некоторые читатели увидят здесь явное нарушение повествовательного обещания. Разве не был Рэй «первым мужчиной в моей жизни, последним мужчиной, единственным мужчиной»? И как теперь смотреть на сад, который она засадила многолетниками?

Доктор Джонсон писал «Подобающие способы утоления печали», когда еще не овдовел. Это произошло с ним двумя годами позже, в возрасте сорока трех лет. А двадцать восемь лет спустя в утешительном письме доктору Томасу Лоренсу, незадолго до того потерявшему жену, Джонсон напишет:

Джулиан Барнс признан и любим читателями во всем мире. Более того, он обласкан критикой, за ним давно и прочно закрепилась репутация писателя-интеллектуала. Но вот официального признания его достижений до недавнего времени не было — автор знаменитых бестселлеров номинировался на Букеровскую премию трижды и ни разу не становился победителем. Лишь в четвертый раз, в 2011 году, он дошел до финала — роман «Предчувствие конца» получил наконец эту престижную литературную награду. «Я считаю, что моя творческая задача — отражать окружающий мир во всей его правоте и противоречивости», — заявил Барнс. Надо сказать, что ему это удается, причем делает он это неизменно тонко, изобретательно, талантливо.

Барнс — не только талантливый писатель, но и талантливый, тонко чувствующий читатель. Это очевидно каждому, кто читал «Попугая Флобера». В новой книге он рассказывает о тех писателях, чьи произведения ему особенно дороги. Он раскрывает перед нами мир своего Хемингуэя, своего Апдайка, своего Оруэлла и Киплинга, и мы понимаем: действительно «романы похожи на города», которые нам предстоит узнать, почувствовать и полюбить. Так что «За окном» — своего рода путеводитель, который поможет читателю открыть для себя новые имена и переосмыслить давно прочитанное.

Семпе, Жан-Жак (р. 1932) — французский художник-карикатурист, является автором многочисленных обложек журналов «The New Yorker», «Punch» и более тридцати коллекций рисунков, опубликованных в разных странах мира. — Здесь и далее примеч. переводчика.