продолжает повторять тот же вызов с терпеливой и немного тупой настойчивостью, которую мы уже не раз встречали у людей в этих местах.

Однако до сих пор нам всегда везло. Военные гарнизоны на египетских берегах Красного моря очень маленькие и редкие, это единственный признак человеческого присутствия в бесконечной пустыне. Несколько желтоватых палаток стоящих на песке вдоль берега, несколько верблюдов, ржавые бочки с питьевой водой разбросаны вокруг. Военные, неизвестно зачем, заброшены сюда каким то далёким стратегическим командыванием. С какой целью, непонятно. Может быть охранять пустыню. Или может охранять море, которое ещё более пустынно чем пустыня. Естественно им скучно, и каждый раз, когда из лагеря видят что мы появляемся у берега, начинают свистеть, жестикулировать и кричать, чтобы мы остановились. Но даже при желании мы не могли бы остановиться. Вдоль пляжей здесь разбросаны подводные скалы и рифы, мели с обрушивающимися валами и о берега постоянно бьётся прибой. Потом все эти истории, которые мы слышали о других лодках, которые остановились и остались блокированы на недели с арестованными паспортами в ожидании контроля и проверки.

Так, до сегодняшнего дня мы позволяли им свистеть, делая вид, что не слышим и не понимаем. Мы продолжали идти своим курсом, рассчитывая на то, что у них нет лодки, чтобы подойти к нам. С нашей стороны мы приветствовали их широкими жестами, пока не скрывались за горизонтом.

Сегодня, однако, всё не так. Слишком поздно мы заметили огромный гарнизон, растянувшийся вдоль берега на несколько километров. В бинокль вижу сотни палаток, множество верблюдов, грузовик, металлические бараки и два огромных резервуара. И, что самое плохое, вижу серый сторожевой катер стоящий на якоре у пляжа.

— Small boat, small boat, this is Egyptian Navy, this is Egyptian Navy.

Лодка идёт под полными парусами, и лёгкий ветерок толкает её в корму. Нашим пунктом прибытия сегодня должен бы был стать небольшой залив в нескольких милях отсюда, крохотная зарубка на береговой линии, где мы собирались провести ночь на якоре.

Но присутствие военных всё меняет, спускаемся в каюту, чтобы изучить карту. Что бы я хотел сделать, так это повернуть нос на восток и бежать в открытое море. К сожалению это невозможно. Карта показывает в миле от суши длинный коралловый риф, который тянется вдоль берега и закрывает путь в море.

Мы в мышеловке. Нам некуда деваться. Справа берег с военными, слева риф. Чтобы вырваться, нужно было бы поменять курс на противоположный и подняться на север, по проходу между рифом и берегом, по которому мы пришли сюда. Но сделав это, поменяв резко курс, мы создадим впечатление будто желаем сбежать, и будет только хуже.

— Small boat, small boat, stop, stop! — в голосе уже звучит раздражение.

— Лучше ответить, Карло. Эти ведь способны и стрельнуть.

— Здесь «Barca Pulita», здесь «Barca Pulita», кто вызывает?

— Парусная лодка, парусная лодка, здесь египетский военно-морской флот. Вы в военной зоне. Остановитесь и идите к берегу.

— Я же говорил, что не надо отвечать. И что теперь делать? — До того как заметили военных, мы были уверены, что уже прошли Египетскую границу, находимся в водах Судана и рассчитывали за оставшиеся часы светлого времени закончить переход до залива. Где то здесь, как утверждает лоция, находятся развалины древнейшего поселения римлян. И надежда провести спокойный день среди римских развалин подвигла нас ввязаться в это сложное плавание между рифами и берегом.

— Sail boat, sail boat. Немедленно остановитесь и направляйтесь сюда.

— Скажи ему что у нас нет карты. — подсказывает Лиззи.

Отвечаю на английском, стараясь чтобы голос звучал как можно более натурально. Говорю, что у нас нет карты, что проблемы с мотором и что они находятся с наветренной стороны от нас и против солнца. Это последнее, к тому же было правдой. Утонув в потоке извинений военный замолкает. Потом находит решение, требует: «Остановитесь. Мы подойдём к вам.»

— Не можем — отвечаю. — Солнце уже садится, через час станет темно и мы не будем знать куда идти.

И это, к сожалению, чистая правда.

На самом деле, направившись сюда, мы попали в нехорошую ситуацию. Мы в тропических водах и море на две три мили от берега усеяно коралловыми банками. Ветвистые кораллы, из которых они состоят, развиваются вверх, накладываются друг на друга и почти достигают поверхности, прикрытые лишь несколькими сантиметрами воды. Временами банки располагаются длинными барьерами недалеко от берега. Иногда возвышаются отдельные изолированные рифы даже там где большая глубина. Коралловые барьеры для ныряльщика это прекрасный мир полный животных и цветов, для моряка это только скалы, твёрдые и опасные. Достаточно одного удара — пробоина, и лодке конец.

Пока светло, с большой осторожностью, с помощью морской карты и по очереди наблюдая с носа и с мачты у нас получается избегать их. Но ночью кораллы невидимы, и продолжать идти по этому каналу, было бы всё равно что играть в русскую рулетку.

С другой стороны парусное судно не может остановится с наступлением темноты как останавливается автомобиль на стоянке автострады. В общем, с наступлением темноты мы должны как можно быстрее уходить или в залив, на якорную стоянку, либо в открытое море, где нет кораллов. Единственное чего мы не можем сделать, это остаться здесь.

Всё это я пытаюсь объяснить голосу из радио.

— Остановитесь и ждите нас. — коротко обрывает военный, и не остаётся ничего другого как покориться.

Опускаем оба стакселя, грот и бизань устанавливаем в диаметральной плоскости и лодка останавливается, слегка покачиваясь дрейфует на юг.

Катеру потребовалось пол часа чтобы добраться до нас. Тридцать метров серого железа покрытого большими пятнами ржавчины. На носу маленькое чёрное орудие и по бокам пулемёты. Приближается выбрасывая спирали чёрного дыма и намеревается стать борт к борту. Очень опасный манёвр. Борта у катера высокие и ребристые и могут повредить нашу лодку, но видно что экипаж об этом не задумывается.

— Stop! Stop! Go away! — это Лиззи отгоняет их криком.

Люди на борту озадачены. Они все мужчины, арабы и кроме того военные и не знают как реагировать когда женщина кричит. Жестами даём им понять, что спустим на воду тендер и сами подойдём к ним.

В конце концов Лиззи остаётся на лодке, потому что лодку нельзя бросить дрейфовать одну в канале, а я на надувашке преодолеваю сто метров, которые отделяют нас от военного катера.

— Ты мне сказал что на твоей лодке нет мотора, тогда как он есть. Ты сказал, что вы направляетесь в порт Судан, но это курс не на Судан. И потом, почему не отвечал на радиовызов? Теперь поедешь со мной на базу.

Военный, который говорит со мной, тот самый, из радио. Молодой, чёрные усы, уверенные черты лица, характерные для людей пустыни. Он единственный носит латаный военный мундир, остальные одеты в тряпьё и на голове традиционный арабский головной убор.

Английский у парня не очень уверенный, но достаточный, чтобы понять его решимость. Он уверен, что я вожу его за нос, и наверное он прав, но я боюсь даже представить, что будет, если меня и вправду потащат на базу и Лиззи останется одна на лодке. Наступает ночь, течение, берег в нескольких милях с одной стороны и кораллы с другой.

— Ну нет же, нет, капитан, я только сказал что мотор работает не очень хорошо, а не что он сломан. И мы действительно идём в порт Судан. Пойдем посмотрим бортовой журнал.

Только вечером мы подходим к берегу, потому, что ночью нам необходимо останавливаться, мы ведь только вдвоём и не можем плыть ночью, вам не кажется?

Офицер очень подозрителен, но аргумент, что нельзя плыть ночью (что на самом деле неправда), кажется пробил брешь. Вскоре кто-то приносит чай (хороший знак), и капитан объясняет мне, что это запретная военная зона, что мы вошли в неё без разрешения, что мы может быть шпионы и т. д. Наконец решает, когда закончим пить чай, лично подняться к нам на борт (ещё один хороший знак), чтобы убедиться, что мы не шпионы.

Чай, инспекция, разговоры. Обстановка разряжается и уже видна счастливая развязка. Тем временем