пахло бедностью. Здесь же обитал часовщик, который по совместительству еще и чинил ювелирные изделия. Это было выгравировано на очень несовременной медной табличке у входа. Часы стояли по стеллажам напротив туфель, подмигивая им и подтикивая. Иные часы, как, впрочем, и иные туфельки, были весьма затейливы. Затейливо выглядел и старый часовщик, встретивший гостей с будильником в руках. Толстый, вальяжный, он отличался от уже известного Володе фотографа, как надутый воздушный шарик от сдувшегося. Фотограф в данный момент был скрыт от глаз посетителей в заднем помещенье, откуда доносился его укоряющий голос, легко узнанный Володей. Упреки перемежались руладами сапожника. На третьей стене, с дверью в сокровенный апартамент, как раз помещались витрины с фотографиями и даже какие-то похвальные дипломы. Если фотограф, как хорошо запомнилось Володе, был отменно волосат, то часовщик, напротив, оказался совершенно лысым. Это сразу обнаружилось, едва он снял в знак приветствия четырехугольную тюбетейку, каких, да и вообще тюбетеек, теперь никто не носит без достаточных на то национальных оснований. В данном случае их явно не было. Брюки часовщика держались на ремне, но как – мистика, ибо живот у него был из ряда вон выходящий. Обладатель диковинного живота встретил пришедших с величайшей радостью.
ЧАСОВЩИК. А, молодой человек! Вот теперь Рем Петрович увидит вашего отца. Он говорит – вы с матушкой похожи на Манрико с Азученой.
ВОЛОДЯ (с обычным смехом). Да, у мамы Гали седые кудрявые космы… ей уже шестьдесят семь… она не любит фотографироваться! А я почти трубадур… бард… тоже верно! Позавчера был день ее рожденья, так что ваш друг – Рем Петрович? – сам того не ведая, сделал ей подарок. Но мой спутник – не отец мне.
ЧАСОВЩИК. Рем, Рем! Иди, не копайся! (К Володе.) Снимок готов и очень удачен, я видел. Напрасно ваша матушка боялась. Рем, сейчас юноша будет петь: маадре!
Р. П. (появляется в дверях с несколько обшарпанным конвертом). Вот, Мазаевы, седьмое апреля. Мой друг… друг детства… уже назвал вам меня. Его зовут Вилен Митрофаныч… прошу любить и жаловать. Как жаль, молодой человек…
ВОЛОДЯ (опять перебивает). …сорока двух лет! (Заразительно смеется.) Владимир Федорович Мазаев! А это Алексей Михайлович Романов… нет, не призрак, только тёзка!
Р. П. Да, жаль, что это не отец ваш… вы так хорошо смотритесь вдвоем! И матушка ваша такая… импозантная. (Достает снимок, все его разглядывают; общее замешательство.)
ВИЛ. М.: Рем, это не то, что ты мне давеча показывал. Здесь Владимир Федорович с женой и дочерью… не в парке, а в студии. Когда ты их снимал? Выполнено в стиле ретро… и костюм, и стрижка.
ВОЛОДЯ (с еще большим замешательством): Должен признаться, я действительно был женат в студенческие годы, и у меня есть дочь. Сейчас ей двадцать один, она в Штатах, замужем. И моя бывшая жена тоже там, снова замужем… более удачно. Ей сорок два. Здесь действительно я… в мои теперешние годы… но я лет двадцать так коротко не стригся! И этот костюм… карманы на пуговицах… вот уж ретро так ретро! И главное – эта молодая женщина… лет двадцати пяти… чуть побольше… с девочкой… я их не знаю! Это какой-то фотомонтаж… розыгрыш. Рем Павлович… Ромул Петрович… Вы шутник!
А. М . (резко вырывает конверт из рук Рема). Смотрите… Мазаевы… седьмого апреля… карандашом – тридцать седьмого года. Невостребованный снимок… супруги, получившие «десять лет без права переписки»! Рем Петрович, ваш отец был фотограф?
Р. П. (суетливо). Да, прекрасный, и отец Вилена, Митрофан Егорыч, был часовщик, каких мало. Обоих их в тридцать седьмом… не в апреле… позже. Это мать сохранила… была фантазерка.
А. М. Яблочко от яблони! Что вас подтолкнуло позавчера фотографировать этих двоих? (Рем пожимает плечами; А. М. хлопает себя по лбу.) Володя… праздничный снимок… дочке два годика… ровесница вашей матери! (На протяженье этой тирады Вилен исчезает в дальнем помещенье; стучит там ящиками; доносится протестующий храп сапожника; Вилен появляется в дверях, держа на вытянутой руке старинные серебряные часы-луковицу с цепочкой, к которой пришпилена порыжевшая бумажка.)
ВИЛ. М . (читает по квитанции). Мазаев Ф. С., Большая Пироговская… дом оторван… четвертое апреля… года нет… приписано рукой матери – хранить. (Щелкаem крышкой и декламирует с пафосом.) Самому молодому профессору кафедры эпидемиологии Мазаеву Федору Степановичу в память его самоотверженной борьбы со вспышкой эндемичной чумы.
А. М. Насколько я умею распознать по предметам их предысторию, гравировал сам даритель, не оставивший подписи… и делал это в местах, где разыгрались упоминаемые события. Наверное, какой-нибудь ссыльный, старый одуванчик, не разбирающийся в секретности. И этот идеалист принял. Уже за храненье таких часов могли арестовать. А он с ними ездил в экспедиции. Где-то через год тонул в Каспии, в местах отнюдь не курортных… насколько я могу чувствовать прошлое.
ВИЛ. М. (с удивлением). Действительно… механизм засорен морской солью. А отца вашего, молодой человек, звали Федор Федорович?
ВОЛОДЯ (растерянно). Я байстрюк… у меня отчество по деду. (На протяжении этой фразы за дверью скрывается Рем; опять слышен недовольный храп; Рем появляется, разводя пустыми руками.)
Р. П. Пропал…
ВИЛ. М. Кто, Антипыч? Да вон он заливается…
Р. П. Снимок, который я тебе показывал… я его клал в конверт… и на стол. Не съел же его Антипыч… да он и не вставал… я его перевернул на всякий случай… под ним сухо… и снимка нет. А этот… откуда он выплыл? Я его не доставал… а ты? (Вилен отрицательно качает головой.)
ВОЛОДЯ. Сознайтесь, А. М., – ваших рук дело?
А. М. Если бы… (Показывает на рваную квитанцию в руках Вилена.) Володя, это не окончательная потеря информации… я не с таким справлялся. Мы с вами погуляем вдоль Большой Пироговской… с лозой, с часами… может быть, с Галиной Федоровной. Там все переломали, перестроили. Но энергетический след такого сильного человека… довольно ясно вижу, как он вплавь добирается до каких-то неблизких и неприветливых берегов… тут старый фундамент завибрирует.
ВОЛОДЯ (не выдерживает): К черту мою родословную! К черту мыльную оперу! Хватит совпадений на сегодня! Прошлое уже состоялось… айда на разборку с вампиром! (Рем начинает трястись, Вилен выпячивает грудь… или пузо.) Ведь вы с нами? (Античным жестом протягивает две руки Рему и Вилену.) Антивампирская коалиция? Один за всех и все за одного? А, ведь вы ничего не знаете! Мы вам все расскажем по ходу дела.
ВИЛ. М. (закрывая Рему рот ладонью и крепко обняв его за плечи). Мы с вами… только так… и никак иначе. Рем, Антипыча запрем? (Антипыч утвердительно храпит; Рем обреченно кивает; четверо мужчин выходят; слышен звук поворачиваемого в замке ключа.)
АВТОР (авторитетно). Ключ – ключевое слово этого текста. Символ нашего «Я» по всем психологическим тестам.
А. М . (на площадке, жестко). Командовать парадом буду я. В ЭНИН мы сегодня не попремся – замки, охрана, сигнализация. Завтра, завтра, не сегодня. Проверим квартиру Копыловых… по крайней мере лозой… а может быть, и вотремся. Где наша не пропадала! Володя, адрес знаете?
ВОЛОДЯ. Да, возил Г. Е. на подпись отчеты, когда у него болело его вампирское горло. Был вечером, видел отца и деда… ну, доложу я вам, семейка! Тетка похожа на человека… но очень забитая. Найду, запомнил… рванули.
