Немалыми усилиями удерживал своих горячих ратников, рвавшихся в бой. Но зачем жертвы, раны, страдания? Всеволод задумал выиграть войну вообще без сражений. Особенности родной природы он знал, приближалась весна. Неприятели проторчали две недели в снегах, а потом эти снега потекли…

Тут уж Святославу и его воинству оставалось срочно выбираться. В бессильной злобе сожгли Дмитров. Он ведь был построен в честь рождения Всеволода, назван его христианским именем — вот тебе угли от твоего родного города! Киевляне, черниговцы, новгородцы и прочие их союзники объявили себя победителями, Святославу даже навесили прозвище «Великого». Но оно к князю не пристало. Какое там величие, если завязли в морях грязи и талых сугробах, среди вскрывшихся и разлившихся речек? Бросили обозы, потеряли все имущество, ели коней. Промокли, измучились, болели, умирали, добрались до Новгорода в совершенно жалком виде…

А тем временем аукнулось глупое нападение на Давыда Смоленского. Пока барахтались в распутице, брат Давыда Рюрик захватил Киев. Впрочем, Святослав еще надеялся выкрутиться. «Прозревшего» Ярополка он опять послал в Торжок. Поручил ему делать то же, что и раньше — совершать набеги, грабить. Пускай отвлекает Всеволода. Ну а сам Святослав снова формировал армию из новгородцев, родственных князей, половцев, повел их отбивать собственную столицу.

Хотя его планы быстро порушились. Как только Ярополк возобновил вылазки, владимирские полки привычно очутились возле Торжка. После пяти недель осады город заголодал и сдался. Раненный Ярополк угодил в плен, жителей во второй раз угнали, а Торжок во второй раз предали огню.

Всеволод III учел ошибки Боголюбского. Он не стал собирать больших армий, посылать их на Новгород или Киев. Он проявил себя мастером иных методов, политических. Торжок порушили, подвоз хлеба в Новгород пресекли — и новгородцы сразу заскучали. Покумекали, пообсуждали и решили: нет, лучше все-таки дружить с Владимирским государем. Отправили к нему послов мириться, сына Святослава выгнали, а Всеволода попросили, чтобы дал кого-нибудь их своих родственников. Ополченцев, ушедших отвоевывать Киев, новгородцы отозвали обратно. Других соратников киевского князя, Игоря Северского с половцами, Рюрик Ростиславич разгромил.

А Всеволод III связался с Рюриком и Давыдом, заключил с ними союз. Святослав оказался в безвыходном положении, между молотом и наковальней. Ему ничего не оставалось делать, кроме как вступить в переговоры. И вот тут-то Всеволод сыграл мудро и дальновидно. Он не стал мстить за нашествие на свои владения, не принял сторону Ростиславичей. Он занял позицию посредника между обеими враждующими группировками. Свергнуть Святослава владимирский государь не позволил, отблагодарил его за прошлую помощь. Без всяких выкупов и условий вернул ему сына Глеба, Святослав сохранил Киев и титул великого князя. Но он обязался ни на что больше не претендовать, и даже города Киевского княжества отдавал Рюрику.

В общем, Всеволод III рассудил всех — и поставил себя выше всех. Он выступал гарантом мира, отныне и Ростиславичи, и Святослав с черниговскими и северскими родичами должны были уважать его, признавали высшей инстанцией. Те и другие наперебой старались заручиться его расположением. Киевский князь женил сына на свояченице Всеволода, Рюрик сосватал его восьмилетнюю дочь за своего десятилетнего ребенка. Для всех получилось хорошо, все удовлетворились. А главный-то выигрыш достался не только Всеволоду. Нет, выиграла и вздохнула с облегчением Русская земля.

В княжеских раздорах на нее уже лезли все кому не лень. Половцы, союзники черниговцев и северцев, привыкли смотреть на Русь как на бесплатный склад живого товара, повадились ходить когда им захочется и куда захочется. Полоцкие князья привлекали в союз литовцев, те узнали дороги в глубь страны и тоже вошли во вкус, вторгались без спроса. Даже эстонцы, раньше не вылазившие из своих болот, теперь обнаглели, нападали на приграничные районы, осаждали Псков. Шведы сочли, что русские увязли в смутах, так зачем соблюдать какие-то правила и договоренности? Новгородских купцов, приехавших в их города, бесцеремонно притесняли, сажали в тюрьму, отбирали товары. А по владимирским и муромским лесам снова шастали банды болгар с мордвой.

Но стоило разборкам прекратиться, как русские показали, что задирать их, пожалуй, рановато. В 1184 г. Всеволод III объявил войну волжским болгарам. По его приказу пришли не только рязанцы и муромцы, прибыли с дружинами сыновья Святослава Киевского, Давыда Смоленского, Изяслав Переяславский, дружественные ханы половцев. На ладьях и по берегу армия вступила в Болгарию, осадила ее столицу Биляр. Правда, в сборном войске дисциплина оставляла желать лучшего. Изяслав Переяславский отмахнулся от общих решений, кинулся на приступ только с собственным отрядом и был убит. Но сам по себе внушительный лагерь, раскинувшийся вокруг Биляра, перепугал болгар. Их ополчение пыталось выручить столицу и сжечь русские ладьи, однако тылы бдительно стерегли белозерцы, отбросили и истребили врагов. Болгарские властители взмолились о пощаде, заплатили дань, клялись не нарушать мира. А на обратном пути рать наказала мордву, пошерстила ее земли.

В том же году Святослав Киевский созвал всех южных князей против половцев. Как при Мономахе, отправились в зимнюю степь. Кочевники собирали орды, понадеялись, что их больше. Но русская конница смела их, численное превосходство обернулось лишним количеством трупов и пленных. Дружины прошлись по станам и вежам неприятелей, собирали стада трофейного скота, грузили на возы и сани бесчисленную добычу — в основном, русскую, награбленную. А за обозами хлынули по домам целые реки освобожденных людей, которых еще не успели перепродать.

Но на юге своевольство князей разыгралось еще сильнее, чем под Биляром. Игорь Северский и его брат Всеволод Трубчевский на призыв Святослава не явились, они задумали отдельный поход. Этим князьям повезло лишь в одном отношении, их предприятие было воспето в «Слове о полку Игореве», единственной эпической поэме XII в., дошедшей до нас… Наверняка было гораздо больше, а сохранилась одна, автор был близок князю Игорю, расхвалил его и изобразил героем. Хотя хвалить-то было не за что. Игорь с братом просто не хотели подчиняться великому князю и делиться добычей.

Отношения с половцами у них были очень неплохие, пару лет назад плечом к плечу сражались против Ростиславичей, после разгрома Игорь и хан Кончак спасались в одной лодке. А сейчас прикинули — другие князья прочесали степь возле Днепра. Значит, чтобы захватить побольше добра, надо идти поглубже, на Донец и Дон. Результат был вполне закономерным. Кончак собрал воинов окрестных кланов, «полк Игорев» был окружен и погиб, а сам он с братом и сыном очутился в плену. Половцев победа воодушевила, они обрушились на Русь большой войной, подступали к Переяславлю и Путивлю, обратили в груду головешек Ромны. С большим трудом их удалось отразить и выгнать.

С остальными противниками управиться было легче. Рюрик Ростиславич и Роман Волынский нанесли чувствительные удары по литовцам и заставили их присмиреть. Новгородцы и псковичи вразумили эстонцев, взяли города Юрьев и Оденпе. А в ответ на бесчинства шведов пересажали по темницам их купцов в Новгороде, снарядили эскадру и пожаловали к берегам Швеции. Разорили окрестности Стокгольма и Упсалы, ворвались в столицу, Сигтуну. Забрали оттуда все что смогли, серебряные церковные врата привезли в Новгород и установили в храме Св. Софии. Сигтуна от этого налета так и не оправилась, захирела. А шведы крепко запомнили урок, научились относиться к русским гораздо вежливее.

Страна показывала свою силу, и ее опять уважали. Рос и авторитет Всеволода III. Ему удалось даже то, чего безуспешно добивался Андрей Боголюбский — утвердить в своих владениях национальную церковь. Епископ Леон потихоньку доживал век в Ростове, совать нос в княжеские дела он уже ни коим образом не осмеливался. В начале 1180-х он умер, и митрополит Никифор послал к Всеволоду «Николу- гречина». Но государь отказался его не принять. Обвинил, что он поставлен «по мзде». Да и вообще, епископ у него должен быть только такой, кого «Бог позовет и Пресвятая Богородица, князь всхочет и люди». Предложил свою кандидатуру, игумена Луку. Митрополит заартачился, но Всеволод объяснился резко и прямо: если поставил Николу, «так и держи его там, где хочешь, а мне поставь Луку».

Да, времена менялись. В Византии скончался Мануил Комнин, империю сотрясали смуты. О каком- либо подчинении Руси теперь даже заикаться не приходилось. А с Всеволодом спорить было трудно. Он попросил подсобить Святослава Киевского. Тому было вообще противопоказано сердить Владимирского государя. Вместе нажали на митрополита, и он сдался, «неволею великого Всеволода и Святослава постави Луку епископом». В 1190 г. преставился Лука, и на этот раз митрополит больше не пытался противиться — беспрекословно поставил епископа, которого назвал Всеволод, его духовника Иоанна.

С помощью верных ему священнослужителей Всеволод III достиг еще одной важной победы, настоял на канонизации св. мученика Леонтия Ростовского. Залесская земля официально обрела собственного