всем остальном — совершенно нормальный человек. Это, конечно, все очень настораживает, — он указал на фотографии, — но конкретно ни о чем не говорит. Вряд ли он настоящий маньяк, иначе его на свободе не держали бы. Да и судя по бумажкам — тихое помешательство.

— Но он желал смерти того человека! Это же очевидно! — возразила девушка.

— Может, и желал. А может, он это делал в состоянии аффекта, когда любовные страдания принимали особо обостренный характер.

— Вот в состоянии аффекта он и может совершить что-нибудь плохое! И находиться здесь опасно!

Соня с Олегом просмотрели еще несколько «шедевров» Комина, среди которых был большой портрет Елизаветы, украшенный сердечками и признаниями в любви. Потом следовали стихи. Соня прочла одно стихотворение, и оно ей, как ни странно, понравилось. Хотя, возможно, это просто в ней заговорила свойственная женщинам склонность к болезни, определяемой мужчинами как «розовая сопливость». Больше ничего интересного в той папке не обнаружилось.

Ничего интересного не обнаружилось и в остальных бумагах, составлявших содержимое письменного стола Комина. Молодые люди не стали за собой прибирать и тихонько покинули дачный дом тем же путем, каким в него проникли.

— Что ты думаешь обо всем этом? — спросила Соня у Олега уже в машине.

— Мне его жалко…

— Знаешь, а мне почему-то стихи Комина понравились. Наверное, это очень глупо.

— Как ни парадоксально, они мне тоже понравились, — признался Рыбак. — Может, не так уж и глупо, а? Все-таки их писал человек, одолеваемый всесокрушающей страстью. А сильные эмоции, будучи выраженными на бумаге, должны сохранить хоть толику присущей им энергии и всколыхнуть в душе что-то, не так ли?

— Не знаю. Самое главное другое. Мы наконец выяснили, что хотели, и теперь я даже начинаю представлять, какую роль могу разыграть перед Коминым.

— В таком случае поехали скорее домой! От греха подальше.

На этот раз Соня решила прикинуться колдуньей. Для этого ей вновь пришлось вспомнить о своих театральных подругах, а именно — о Люде. Прямо на следующее утро она решила отправиться в театр.

В фойе Соня нос к носу столкнулась с Виктором Андреевичем. Как и в прошлый раз, он молитвенно сложил перед ней руки.

— Сонечка, умоляю вас! Наш театр прогорит!

— Не понимаю, при чем тут я, — сухо сказала актриса.

— Ну как же! Соня! Нам просто жизненно необходимо, чтобы кто-нибудь сыграл в этой проклятой шекспировской драме!

— Неужели вы не можете найти ни одного актера на роль Ромео? Мне кажется, полным-полно молодых театралов, которые с радостью согласились бы.

— В том-то и дело, что нет! Это какое-то зловещее стечение обстоятельств… Никогда такого не было! Все актеры заняты, а те, кто и хотел бы сыграть, связаны обязательством с другими театрами. Если так будет продолжаться и дальше, я вылечу с работы! Мне придется поискать призвания на другом поприще!

— Закрытый путь, — злорадно молвила Соня, припоминая философов из парка «Дубки».

— Че-го? — опешил директор театра.

— Да нет, это я так. Не подскажете, где найти Люду?

— Какую Люду?

— Ну, ту, которая меня с вами познакомила.

— А вы согласитесь на мое предложение?

— Ну вот. Что это еще за торговля? Не хотите помочь мне как джентльмен, тогда я сама отыщу.

— Да нет, я подскажу, конечно, — смутился Виктор Андреевич.

Директор сообщил, что она сейчас должна находиться в гримерной, поскольку Татьяна в отпуске.

Люда встретила Софью с радостью:

— Сонечка! Ты все-таки согласилась принять предложение Виктора Андреевича? Весь театр будет в восторге от тебя!

— Нет. Я по другому поводу.

Лицо Люды сразу сделалось непередаваемо грустным.

— Да? А жаль. А то театр может действительно сойти на нет. Мы все окажемся на улице.

«Закрытый путь, закрытый путь, — повторяла про себя снова и снова Соня, сгорая от стыда за собственную злорадность. — А что? — оправдывала себя она. — Я ведь тоже увольнялась в свое время и искала другие занятия, возможности зарабатывать на жизнь. Почему бы им не попробовать? Я, кажется, даже нашла в конце концов себя — расследования мне действительно удаются! Конечно, они хорошие актеры, но и я ведь была неплохой актрисой. И поклонники осыпали меня цветами. Ну, это, конечно, метафорически выражаясь…»

Люда прервала Сонины размышления.

— Так по какому же поводу ты пришла?

— Мне нужно прикинуться колдуньей.

— Что-то тебя на мистику потянуло!

— Можешь что-нибудь подыскать?

— Да это как раз легче легкого. Что там? Балахон старушечий нацепила — и готово.

— Ну, балахоном, боюсь, не отделаешься…

— Брось! Мы тебе еще какие-нибудь регалии подыщем. Можно тебя шаманкой, например, сделать.

— Было бы просто замечательно. Надеюсь, не понадобится спускаться в подвал? В прошлый раз я видела там крысу…

— Да нет. Зачем? Прямо здесь, в гримерках, что-нибудь этакое подыскать можно. Шаманов у нас часто играют.

— Неужели? — удивилась Соня.

— Да. А что? Классику сейчас не поставишь: либо актеров нормальных не находится, либо как с этой шекспировской драмой получается. Приходится импровизировать. Вот, например, недавно ставили спектакль «Карлос Кастанеда, Дон-Хуан и Мескалито». В роли Мескалито выступал сам Виктор Андреевич.

— Наверное, он производил неизгладимое впечатление на зрителей.

— Да, выглядел он очень зловеще.

— Ну вот, а говорите — театр мертв! Есть, значит, новые идеи!

— Да, кое-какие…

— Так что, подыщешь мне костюм?

— Сейчас посмотрим.

Люда открыла шифоньер и принялась рыться во всяческом хламе. Тряпки летали по комнате. Наконец она вытащила на свет божий какую-то бесформенную серую массу.

— Вот. Примерь.

Соня встала перед зеркалом и принялась наряжаться в эзотерическое одеяние.

— Ну как? — с сомнением спросила она у подруги.

— Тебе подошли бы узкий разрез глаз и круглое лицо! — воскликнула Люда.

— Это еще почему?

— Ну не знаю. В такие одеяния должны облачаться эскимосские шаманы.

— А в целом?

— В целом — нормально. Тебе только свирепости некоторой не хватает…