— Говорите, не стесняйтесь. Не боитесь нарушить военную тайну. — сказал Шибалин протягивая документы. — Вот мои полномочия. А все тайны остались там, в 93 году.
— Вы знаете… А это подпись товарища Сталина? — инженер замялся — Я, конечно, верю. Но… Мне бы поговорить с товарищем Фроловым.
— Увы, майор НКГБ товарищ Фролов Николай Петрович остался там, в 1941 году. В настоящий момент связь с ним потеряна. Но, если не верите, могу через некоторое время свести вас с вашим работодателем, Григорий Иванович, кажется?
— Нет, с нами говорил другой человек, но Григория Ивановича я знаю.
Шибалин включил рацию:
— Дима, как у тебя?
— Все нормально, пообщался, через два часа все трое соберутся у портала чтобы обсудить ситуацию. — раздалось из рации по громкой связи.
— Понял тебя, до связи. — и вновь обратился к инженеру. — Ну вот, слышали? Все проблемы решены. Через два часа встретитесь со своими работодателями. Они могут подтвердить наши полномочия?
— Разумеется. Вы извините, что я так…
— Ничего, все понятно. Пара часов погоды не сделают. А мне сейчас нужно будет подумать — где вас разместить. Сколько всего народу в поезде?
— А! Была не была! — Муравьев махнул рукой. — В составах патронная фабрика. Станки, прессы, конвейер. Во втором криогенное, вакуумное и химическое оборудование, агрегаты и реакторы. Немного сырья — на первое время. Инженеры, технологи, химики — всего шестьдесят три человека.
— Ну, это ерунда. Разместим. — усмехнулся Шибалин. — А не маловато для фабрики.
— Во-первых, производство во многом автоматизировано, во-вторых, тут только ИТР. Нам обещали предоставить рабочих уже на месте.
— А зачем криогенное? — ни с того, ни с сего удивился Саня. — Это, типа холодильников, мороженое делать?
— Да, типа. — усмехнулся инженер.
Из состава выскочил второй мужчина, русоволосый, плотного телосложения.
— Знакомьтесь, мой главный технолог — Александр Орехов.
Технолог из тамбура слышал весь разговор и потому возмутился.
— На нашем оборудовании делать мороженое невозможно. Слишком низкие температуры — до минус 270 градусов по Цельсию. Мы воздух сжижаем, а не мороженое.
— Хм… Патронная фабрика — это очень актуально, ибо до сих пор патроны были только трофейные, а, действительно, куда криогенное оборудование приспособить? — размышлял Шибалин.
— Как куда? — удивился Орехов. — Патроны то чем снаряжать будете?
— В смысле?
— Порох, говорю, из чего делать?
— А разве порох делают на криогенной технике?
— Не совсем сам порох, но сырье для нитроцеллюлозы — азот, кислород и хлопок или лен. А еще лучше — пеньку. Хлопок, конопля и лен — растут, а азот с кислородом — из воздуха. Его сжижают, а потом дистиллируют на фракции.
— А сера откуда? — спросил Саня.
— Какая сера? — удивился Орехов.
— Ну как же, три части селитры, часть серы и часть угля.
— Не, это дымный порох. Его сейчас, кроме охотников, никто не использует.
— О, блин! Век живи, век учись. — воскликнул Саня. — А эта, как ее… Гремучая ртуть для капсюля?
— И ртуть тоже не используется. — усмехнулся технолог. — Со времен второй мировой все страны снаряжают капсюли азидом свинца, ибо он намного дешевле и безопаснее.
— А патроны под какой калибр? — прервал Шибалин Саню, который хотел задать очередной глупый вопрос.
— В данный момент имеющаяся оснастка позволяет выпускать пистолетные, автоматные и винтовочные патроны, но в принципе — можно перенастроить на любой калибр, хотя для крупнокалиберного патрона на пулеметы потребуется некоторое дополнительное оборудование.
Главный инженер постоянно оглядывался на поезд, потом не выдержал и вмешался в разговор.
— Товарищи, вынужден вас покинуть. Мне нужно объяснить сотрудникам ситуацию, ибо мы ехали в СССР. А тут все так сложно…
— Скажите им, разместим тут, в Силуре без проблем. Вот только с жильем пусть потерпят пару недель. Либо в средневековье в Торжокском княжестве. Там условия не хуже. Местный князь — майор, точнее уже подполковник Красной Армии из 1941 года.
— А вы сами? — спросил инженер.
— А мы — тоже из 93 года. — Шибалин показал на Саню, — Вот только он из 21 века, да еще один оператор порталов. Хотя у нас тут подавляющее большинство населения — бойцы с передовой Великой Отечественной.
Главный инженер запрыгнул обратно в вагон, Шибалин пошел вместе с ним — разъяснять ситуацию. У вагона остались только Саня и технолог Александр Орехов. Андрей Волков с Геннадием Серпилиным и Серегой Кларкуновым решили еще раз осмотреть место катастрофы и попробовать открыть портал. А вдруг получится?
Саня хотел было пойти вместе с офицерами, да стало как-то неудобно оставлять новичка.
— А Вас Александр зовут?
— Да, — ответил Орехов.
— Тезка, значит. А что Вы говорили по поводу конопли для пороха? Неужели действительно годится?
— Конечно. Пенька — это ж чистая клетчатка, не хуже льна или ваты.
— Так, вроде бы — наркотик. Хотя тут, я обратил внимание — в средневековом Торжке ее много сажают, активно продают иноземным купцам, но никто не курит.
— А вы знаете, с коноплей связана давняя история гнобления Советского Союза. Если интересно, могу рассказать. Мне по работе пришлось разбираться, вот разный материал и накопал.
— Конечно, интересно! Полагаю, наше начальство в вагоне надолго зависло.
— Коноплю издревле выращивали на Руси, ибо ее волокно не гниет, не портится. Из пеньки получают лучшие канаты. Еще со времен Петра Первого Россия занимала лидирующее место по производство веревок, бечевок и канатов. А еще из пеньки можно вырабатывать бумагу, в разы лучше и дешевле, чем древесную. Но самое главное — конопляную бумагу практически не требуется отбеливать. В отличие от древесной. Но это все предыстория. В 19 веке в США появилась компания Дюпонт. Основали ее французы: финансист Жак Hекер и маркиз де Лафайет, старший брат которого — Великий казначей масонской ложи Делавэр. Начали они выпускать порох, потом краски и прочую химию. В первой половине 20-го века Дюпонт производил кучу всего, в том числе нейлон — синтетические ткани и канаты из него, а кроме того, отбеливатель для производства бумаги. Конопля являлась мощным и дешевым конкурентов для того и другого: бумага из конопли не требовала отбеливателя, пеньковые канаты были много дешевле нейлоновых. Вот тогда впервые и прозвучал тезис и том, что конопля — наркотик, выращивание которого нужно запретить по всему свету. Но самое забавное, что наркотическим действием обладает только один вид — конопля индийская, остальные виды практически безвредны. Но война шла по всем направлениям. В 1930 году выращивание конопли было уголовно наказуемым в США, а после войны — и по всему остальному миру.
СССР, под давлением мировой общественности, тоже был вынужден свернуть плантации конопли и из экспортера пеньковых канатов превратился в импортера нейлоново-хлопчатобумажных. В нашем производстве пеньку заменили льном, а позднее — хлопком. Из-за чего стоимость сильно возросла, а количество льняных и хлопчатобумажных тканей резко уменьшилось. Это все при Никите Сергеевиче
