против организованного разгильдяйства коммунальных служб».
Вскоре вам придется познакомиться с Ним, поскольку в любой организации обязательно есть главарь, вожак и подстрекатель. Он полон энергии, ему до всего есть дело, он тревожно спит, перестукивается с единомышленниками по батареям. Он организует всех на борьбу с РЭУ, МРЭУ, ГРЭУ и домашними тараканами. Он устраивает сходки жильцов на явочных квартирах и рассылает гонцов с подметными письмами, он отстаивает права, обивает пороги и постоянно общается с народом.
Он ужасен, и хуже него может быть только Она. Она может проникнуть не только к вам в квартиру, но и в душу. Она опутает вас сетями своего расположения и внимания и станет настоящим пугалом в вашей жизни. Переехав в свою очередную резиденцию несколько лет назад, я долго воровато шныряла в собственный подъезд и, стараясь слиться с мертвенно-зеленой краской на стенах, кралась в квартиру. Я не пользовалась лифтом, потому что больше всего на свете боялась этого кошмара— медленно открываются автоматические двери, а за ними с улыбкой серийного убийцы — Она.
Моя Она жила этажом выше вместе с дочерью, зятем и девятью кошками. Каждое утро Она выходила на улицу с огромной кастрюлей отвратительного варева и начинала кормить бездомных собак, котят, пролетающих птиц и испуганных прохожих. «Вероятно, она чудесная, хлебосольная и сердобольная женщина, — думала бы я, разглядывая ее через подзорную трубу с крыши своего холодильника. — Но кто ее просит приближаться ко мне и моей собаке? Ведь совершенно очевидно, что мы обе начинаем нервничать и линять от ее предложений попробовать кашки и приютить ее очередную кошку».
Однако беда никогда не ходит одна, и, помимо этой доброй женщины, у меня образовалось плотное кольцо «друзей» — соседей снизу, сверху и по лестничной клетке. Первых я заливала четыре раза. Вторые меня раз четырнадцать. Третьи оказались просто жлобами: у них никогда не было ни соли, ни спичек, ни мыла, ни веревки, вечно не работал телефон и всегда плохо открывалась входная дверь. Так что бессмысленно уточнять, насколько трепетные отношения связывали всех нас.
Однако им ничто не помешало объединиться против меня буквально в считанные дни. Конечно, по большому счету я сама была во всем виновата. Но мне надоело покупать своим старомосковским тараканам аэрозоли, домики-ловушки, всевозможные присыпки и другие развивающие игрушки, и я вызвала профессиональных убийц. После обработки каждого сантиметра моего жилого пространства мощными химикатами, рассчитанными, вероятно, на истребление популяции динозавров, а не насекомых, мы с собакой, чуть живые, отправились к друзьям поправлять здоровье. По возвращении мы обнаружили горы тараканьих трупов и толпу разъяренных соседей, к которым, что, в общем, естественно, расползлись умирать недобитые твари.
Скандал был сокрушительным. Я уже видела, как нас с позором выселяют и проклинают. Я понимала, что пошла против всего сообщества, выступила предателем-одиночкой, вместо того чтобы организовать весь дом на борьбу с вредителями… Однако когда кто-то проскрипел, зачем вообще было трогать этих усатеньких, они, дескать, всегда здесь жили и столовались и что вообще они наши соседи и братья меньшие, — даже у моей собаки появилось недоброе выражение на морде…
Потом нам долго мстили. Соседи сверху заливали меня с убийственной регулярностью и постоянно то ли сами бросались на пол, то ли роняли что-то тяжелое. Соседи снизу просто осатанели и, когда сами затопили своих соседей снизу, заявились ко мне с обвинением, что сделали это из страха перед моим потопом, которого они, мол, ожидали со дня на день. После чего они скорешились с соседями сверху и совместными усилиями гадили мне, как только могли.
Завершала безрадостную картину моей жизни бабушка из квартиры напротив. Прозрачная старушка, отбрасывающая перламутровую тень, тоже хотела развлекаться. Она периодически любила выпрыгивать из-за угла, угрожающе греметь челюстью, нашептывать ужасные сцены из нашей дальнейшей соседской жизни и пугать моих гостей рассказами о своих заразных болезнях.
Так я и жила. Однако, как ни странно, даже тогда я верила, что с самыми страшными соседями по дому можно наладить сносную жизнь. За испорченный потолок брать деньги с соседей сверху и отдавать их соседям снизу, в результате — синхронизировать потопы и отрегулировать циркуляцию денег по
подъезду. Хулиганку-старушку нужно пару раз вежливо пропустить вперед, успешно справившись с желанием столкнуть ее в шахту лифта. А маленькому мерзавцу, подкладывающему петарды под коврик у вашей двери, засунуть как-нибудь рано утром в ранец килограмм мороженого.
И совершенно необходимо, несмотря на напряженную политическую обстановку в доме, вежливо и добродушно здороваться со всеми соседями. Даже если вчера на лестничной клетке все били друг друга сырой курицей по голове. И неважно, как они отреагируют на приветствия. Мои — сначала замирали как вкопанные и бессмысленно таращили глаза, прикидывая, что, собственно, с ними сейчас случилось и что мне от них надо.
В конце концов все это может перерасти в привычку, и, вполне вероятно, однажды кто-нибудь первым поздоровается с вами. Главное, после этого самой не начать бессмысленно таращить глаза, а как ни в чем не бывало веселеньким тоном ответить на приветствие. Желательно адекватно.
Так что я утверждаю— с соседями по дому можно найти общий язык! В принципе они более или менее неизбежны и постоянны, а человеку вообще свойственно привыкать ко всему постоянному. Даже если это постоянный потоп или скандал. Проблема в том, что, помимо домашних соседей, есть еще большее зло.
Это соседи кратковременные. Они, как ядовитые бабочки, возникают повсюду. Их век, как у бабочек, недолог. Однако они способны испортить вам жизнь в два счета — в метро, в поезде, в супермаркете, в ресторане, на лекции, в гостинице, в лифте, в автобусе и даже в примерочной кабинке.
«Ну почему человек — существо общественное?!» — в отчаянии думаете вы, принюхиваясь к храпящему на соседней полке купе пассажиру. «Ну почему из самолета не выпускают погулять?!» — рыдаете вы, по третьему разу выслушивая подробности биографии внучатого племянника вашей попутчицы на высоте 11 тысяч метров над землей. «Да что б ты подавился!!!» — желаете вы обжоре за соседним столиком в ресторане, который с треском уплетает пятую котлету, а заодно поедает глазами и вас.
«Караул! Почему на пляже лежак обязательно ставят вам на голову, а в метро дышат в лицо? Почему человек, которого вы впервые видите, тут же называет вас «милочкой» и хватает вас за бока? Почему всем начхать на свободное пространство другого человека?» — размышляла бы я, сидя в запертом изнутри холодильнике. Двухкамерном, чтобы не нарушать свободы своей собаки: она-то прекрасно знает, что такое чужая территория. И не лезет, куда не надо.
Нет, я вообще-то не человеконенавистница и, по правде говоря, совершенно не хочу жить ни в холодильнике, ни в танкере, ни в бункере. Я просто хочу, чтобы между мной и ближайшим из таких соседей был ров с крокодилами и стоял огромный плакат: «Частная территория! Посторонним вход категорически запрещен!!!» Может быть, тогда большинство окружающих перестанет нахально лезть в чужую жизнь…
Но еще «приятнее», когда туда лезут не страшные незнакомцы, а очень даже родные и близкие люди. Когда, например, глубоко за полночь раздается оглушительный трезвон и без всякого предупреждения к вам заваливается развеселая компания. И под песни, пляски и задушевные разговоры принимается опустошать ваши продовольственные и ликеро-водочные запасы. У вас может раскалываться голова и разваливаться нервная система, однако держу пари: в девяти случаях из десяти вы не выгоните эту саранчу, а, нацепив гостеприимную улыбочку на перекошенную физиономию, будете метать на стол деликатесы и принимать участие в вопиюще бессмысленной беседе.
Повторяю — я люблю людей, я ненавижу бесцеремонность. Я до сих пор физически ощущаю разницу между проездом в отечественном и зарубежном лифте. Это там в кабину зайдет ровно столько народу, сколько нужно, и все улыбнутся друг другу на прощание. У нас лифт будут брать приступом, потом всю дорогу сопеть, потеть и бычиться, а на прощание кто-нибудь обязательно пожелает, чтобы все застряли этажом выше.
