организацию, основанную на родстве. Даже если гончар временно селился в деревне, он явно не являлся членом клана в физиологическом отношении. Его отнесенность к местной группе и обязанности, следовательно, определялись местом проживания и выполняемыми функциями.

Новый базис нуждался в социальном порядке, который бы включил подобных «чужаков». Более того, их появление компенсировало бы убыль населения из-за завоеваний и смешения при смене культур. Об этом также сохранились археологические свидетельства.

В тех районах, где развивались рассмотренные выше инновации, социологи ожидают найти патриархальную «семью» и даже те ее формы, при которых хозяйство патриарха включало также женатых сыновей, их жен и детей, возможно, даже рабов.

В подобном обществе личная собственность распространялась на украшения и одежду, инструменты и оружие, стада и табуны, а также на рабов — то основное добро, которое могло прирастать. Теперь тот человек, который оказывался самодостаточным как «военный глава» (в матриархальном обществе часто таковым являлся временный и выборный военачальник), получал возможность упрочить свою власть на экономическом основании в виде большего стада и количества слуг.

Все накопленное богатство переходило к его сыновьям, так что авторитет становился в определенной мере и наследственным. Все же, чтобы получить права правления, его следовало освятить, один из способов нами уже описан. Однако другие институты легко трансформировались в интересах таких лидеров.

По мере технического и экономического развития некоторые ритуалы по обеспечению плодородия, которые постоянно исполнялись всеми членами клана, часто оказывались монополизированными «тайными обществами», инициация в которые сопровождалась, вероятно, праздниками и подношениями.

Внутри подобного общества существовали степени, чтобы подняться выше по лестнице, требовалось пройти, как и в случае инициации, священный обряд, но иногда это право можно было и приобрести. Члены такого общества обычно оставались рыболовами, охотниками, скотоводами или земледельцами.

Став специалистами, они, подобно ремесленникам, исключались из производственной деятельности, то есть делались священниками. И в соответствии с положением в иерархии самые богатые и занимавшие высшее положение становились правителями. Археологический материал, описанный выше, позволяет предположить, что подобный процесс происходил в медном веке в Сирии.

Об этом свидетельствуют печати, которые обнаружены в халафийских поселениях, а также амулеты, которые передавали магическую силу своим счастливым обладателям. Аналогично тотему, или «вещи, имеющей власть», они покрывались магическими рисунками или изображениями тотема. Этот узор наделял своей магической силой глиняный комок. Оттискивая печать-амулет на ручке кувшина, не только обозначали имущественную принадлежность, но и наделяли предмет определенной частью магической силы. Конкретный человек ставил на вещи «табу», обозначая ее как часть своей личности и тем самым запрещая ее использование другими людьми.

Кроме того, стандартные символы, выгравированные на печати с этой целью, помогли созданию иероглифов для удобного написания, когда городская революция привела к необходимости письма.

Повторявшиеся реконструкции на том же самом месте усыпальниц в Тепе-Гаура во время резких перемен других сторон материальной и духовной культуры лучше всего объясняются предположением, что, несмотря на все перемены населения, некая часть сообщества отстаивала свою корпоративную идентичность. Представляемая корпорация могла соответствовать «тайным обществам» или институту жречества, в которое она развилась.

Ко времени четвертой стадии святилища в Тепе-Гаура и других районах Сирии уже приняли отчетливые очертания, которые отдаленный юг определял как «дом бога». Там находилось его культовое изображение и алтарь для подношений. Обычно они раскрашивались в те цвета, которые в поздней теологической литературе воспринимались как символические и магические.

Получается, что святилища являлись прямыми предшественниками храмов, которые станут символизировать мировой порядок. Они явятся неким подтверждением необходимости поклонения или культа персонифицированных божеств.

Теперь резкие перемены в светской архитектуре, керамике и погребальных обрядах, отмечаемые в Тепе-Гаура и других сирийских «теллях», должно быть, отражают и значимые изменения, произошедшие с населением. Трудно поверить, что они носили мирный характер.

Можно сказать, что и в современной Европе (и на самом деле даже раньше) растущему поколению приходилось находить выход для обеспечения продовольствием своих семей отбиранием земель у других людей. Возможно, халафийцы, заменившие более древние «неолитические» сообщества, в свою очередь, были вытеснены людьми культуры убайд.

Тогда получается, что изменения археологических «культур», возможно, стали результатом завоевательных войн, которые, как правило, вели к господству светской власти. Однако завоевательные настроения не исчезали. Если некоторые прежние священники выживали как охранители ритуальных традиций местных божеств, то других оставляли жить как рабов. Основную же массу людей «одомашнивали», как быков и ослов. Завоевания порождали многослойные общества, разделенные на хозяев и рабов, что стало началом классового деления, обнаруживаемого и в других старейших исторических городах.

Металлургия, колесо, телега, которую тянули быки, вьючные ослы (а также верблюды. — Ред.) и парусное судно составили основу для новой экономической организации. Без нее новые материалы продолжали бы оставаться предметами роскоши, новые ремесла не функционировали, последние приспособления оставались бы просто удобствами.

Жизнь общества, хотя и зависела от обстоятельств, протекая в сирийских степях и на нагорьях Ирана, равно как у тех, кто населял Средиземноморье и умеренную часть Европы, еще не столкнулась с настоятельной необходимостью преобразования всей системы неолитического хозяйства. Жители аллювиальных долин имели ощутимые преимущества, хотя и оказались в более сложных условиях постоянных наводнений. Поэтому поселения медного века преобразовались там в города бронзового века раньше. Этот процесс подробно описан в моей книге «Человек создает себя».

Древние шумеры (библ. Шинар) жили в междуречье рек Тигр и Евфрат на небольшом пространстве, первоначально не превышавшем размеры Дании (или Московской области. — Ред.), так что происходившие здесь перемены можно точно проследить по археологическим находкам. Шумер стал новой землей, только недавно поднявшейся над водами Персидского залива благодаря илу, приносимому вниз с верховий двумя реками. Вся его территория была покрыта обширными болотами, поросшими зарослями камыша, перемежавшимися песчаными и грязевыми отмелями, периодически затапливавшимися во время наводнений.

Среди камышей через извилистые речные протоки в море медленно текли мутные воды. При всем том они кишели рыбой, а тростниковые заросли — дичью, дикими свиньями и другими животными. На каждом клочке земли росли пальмовые деревья, каждый год дававшие надежный урожай питательных фруктов.

Контрастируя с засушливой пустыней, эти заросли могли казаться раем. Если убрать паводковую воду в каналы, осушить болота и оросить засушливые берега, то эти места можно было превратить в настоящий Эдем.

Земля была настолько плодородной, что воздавала сторицей. Действительно, в документах, датируемых начиная с 2500 года до н. э., указывается, что средний урожай с поля ячменя составлял восемьдесят шесть к одному (по сравнению с посеянным), поэтому земледельцы легко получали излишки, превышавшие их домашние потребности.

Излишки были необходимы, ибо жившие здесь люди не располагали источниками сырья для